И так Сергей ездил до конца маршрута, желая, изнемогая и не смея.
И — терзаясь!
“Что, муки неразделенной любви? По сравнению с этим муки неразделенной любви утонченное наслаждение жизнью!..”
Его кидало из жара в холод, из стороны в сторону на ухабах и кочках, из холода в жар, покрываясь испариной от невероятных усилий.
Сергей трясся внутри бронированной машины всю дорогу.
Когда тяжелый военный броник ехал уже вдоль трассы мимо АЭС и на Чернобыль, он лихорадочно прикидывал, глядя на обочину — то на левую, то на правую:
“Здесь? А какой там уровень? А вон там?.. Уже проехали… А тут — голяк, ни кусточка! Ладно… Там? Людей много… Машин по трассе до черта!”
Лейтенант что было сил сцепил зубы, иногда, если позволяли силы, проглатывал слюну, ибо в животе яростно бурлило и давило ниже спины.
И его раздражало невероятное спокойствие спутницы.
— Ну ты же женщина! Войди в мое положение!
Марина усмехнулась:
— Я тоже обязана обсираться?
— Ну хоть капельку любви… сочувствия…
— Терпи, казак, атаманом будешь.
Сергей едва не расплакался.
К его небольшой компании, состоявшей из него самого и золотоволосой молодой девчонки, примкнул еще и дозиметрист, один из “крышных котов”.
— Я кое-как добился, чтобы мою службу продлили! — он приземлился рядом с Мариной у костра — лейтенанта мучило несварение желудка, и он бегал через каждые пятнадцать минут в сортир и обратно. — Я Андрей. Я работаю здесь дозиметристом. Сначала погнали на крышу третьего блока, сейчас несу службу на земле.
— Тебе что, жить надоело? — простонал Сергей.
— Меня просто дома никто не ждет.
И каждое утро все начиналось по-новой.
Кто-то из советских фигуристов жаловался (даже не жаловался, а скорее обращал внимание): когда штангист толкает штангу, ему позволительна любая гримаса, рык и прочее. А фигурист, толкая вверх свою партнершу — тоже, отнюдь, не невесомую — и которую, в отличие от штанги, уронить нельзя, — должен наигранно улыбаться, светясь от счастья.
Вот так и лейтенант, тратя сто пять процентов имеющихся сил, чтобы мышцами живота брюшины давить, ежемгновенно держать эту клятущую периодически взрывающуюся гранату в животе — давя, мня, жмя внутри этот взрыв, — одновременно ходил, залезал в машину, спрыгивал с нее, получал приказания, отдавал приказания, улыбался где надо, чувствуя себя как фигурист, завидующий штангисту.
И желание, одно-единственное — спустить штаны и сидеть в любом скрытом от людского взора месте, пусть даже в самом загаженном сортире…
И млеть от счастья…
Где тут поблизости?!!!
И спутница как назло куда-то подевалась.
Марина ускользнула под шумок, скрывшись за густыми, покрытыми яркой салатовой зеленью, ветвями. Она раздвигала листву руками и шла вперед. Бронированная машина стояла в паре шагов от деревни, где они с Сергеем и его командой остановились, чтобы измерить уровень радиации.
Марина услышала тихий, на самой грани восприятия, жалобный писк.
“Если там какая-то скотинка, как я ее тут брошу? Роте все объясню. Они хорошие, все поймут”
Девушка сбросила с плеча хвост кое-как собранных в спешке волос и, надвинув респиратор на лицо, медленно продвигалась вглубь лесной чащи, прищурившись, словно хищница, высматривая дичь средь плотной зеленой занавесы. Она вздрогнула и резко обернулась, услышав подозрительные шорохи за своей спиной.
Потом свободно выдохнула.
“Показалось”
Марина поплотнее закуталась в накидку.
“Не верю я этой обстановке. С виду все спокойно, будто ничего не случилось, а если заглянуть в саму суть, то тут такие ужасы творятся… даже обычному человеку не поздоровится…”
Неподалеку раздались крики и чьи-то голоса.
“Это меня ищут! Они, видимо, вовремя спохватились!”
Марина невольно завизжала, когда путь ей преградил огромный дядька в темном защитном костюме и с противогазом на голове, свалившийся с крыши ближайшего заброшенного домика.
Девушка невольно отступила, увидев перед своим носом увесистый каменный баек.
Земля под ногами содрогнулась. Дядька в очередной раз замахнулся, чтобы произвести еще один удар.
Кувалда с пронзительным свистом рассекала воздух.
Незнакомец вконец рассвирепел, заметив поколебимость своей жертвы, и треснул огромным молотом по сухой почве еще раз.
“Я как-то видела в одной из палаток автоматы. Мне придется прихватить один из них, чтобы выжить. Иначе я и месяца здесь не протяну”
И — о, чудо! — на земле лежал брошенный кем-то АК-47.
Марине не составило никакого труда перетянуть затвор, и, направив прицел в сторону врага, выпустить автоматную очередь. Пули пробили плотную ткань, оставив дырки, из которых полилась темноватая бордовая кровь. Девушка, опустив оружие, с удивлением наблюдала, как поверженный бугай с молотом, пытаясь прикрыть полученные раны, сначала с протяжным стоном упал на правое колено, а потом и вовсе потерял сознание.
Марина перебросила автомат через плечо и направилась в сторону тропинки, заманчиво выглядывающей из-за кустов.
— Ты где была? Мы тебя везде обыскались! — когда фигурка девушки показалась из-за густой, едва проходимой, чащи, парни с облегчением перекрестились. — Никуда этих баб отпускать нельзя! Мы уж думали, тебя зверье утащило!
— Не дождетесь. — Марина поправила съезжающий с плеча автомат.
— А ты где, дорогуша, автомат-то взяла? Ты что, забыла, что здесь оружием нельзя пользоваться?
— Нельзя. Но моей жизни вечно что-то угрожает, и мне приходится отбиваться.
— От кого? От радиации?
— Да лучше б это была радиация.
— Здесь кругом полно голодного зверья!
— Сомневаюсь, что звери способны ходить с кувалдами.
— Послушай, здесь все равно нельзя ходить с оружием!
— Мне наплевать.
— Тебя отправят домой!
— Пускай отправляют. Я хоть живая останусь.
Один из парней направился к девушке, чтобы сорвать с ее плеча ремешок с автоматом, но та быстро наставила на него дуло, готовясь выстрелить.
— Отдай автомат! Не дури!
— А я и не дурю! Вы что, дальше своего носа не видите? В Чернобыле творится полная жуть, а вы ходите, как дураки, ничего не замечаете!
— Я все доложу главнокомандующему.
— Докладывай, стукач!
Марина усмехнулась, заметив изменившиеся лица приятелей. Залезла на броник, сняла автомат с плеча и положила его себе на колени, отвернувшись с деланным лицом от укоризненных взглядов.
— Мирный нас за это по головке не погладит…
Девушка позволила себе еще одну усмешку:
— Ему сейчас не до вас.
***
На третий день сил на поддержание положенного по уставу “молодцеватого вида” уже не хватало. Поднялась температура, лейтенанта лихорадило, и он перестал из себя что-то изображать, сконцентрировавшись вокруг одной, главной, основной, основополагающей, цели:
НЕ ОБОСРАТЬСЯ!
Марина наградила приятеля, забившегося вглубь броника, насмешливым взглядом. Они подъехали к пруду-охладителю, который находился на территории станции, чтобы разведать радиационную обстановку.
Девушка, прихватив оружие и надев респиратор, выпрыгнула из машины, отправившись следом за парнями.
Небольшое искусственное озеро, созданное для охлаждения работающих на станции энергоблоков, поражало своей красотой и необыкновенным спокойствием.
На бережку росла бурная зелень.
Земля находилась на одном уровне с водой.
Плавное и одновременно усыпляющее течение нарушил брошенный мелкий камушек, который Марина подцепила носком сапога, чтобы с любопытством посмотреть на расходящиеся по воде круги.
Раздался едва слышный “бульк!”, а затем все снова стихло.
— Когда пруд заполняли, — один из парней достал зонд с прибором, — вода затопила карьер по добыче песка и Нагорцы. По ту сторону, — он неопределенно махнул рукой, — осталась часть их кладбища. Здесь всегда много моллюсков, рыб, микроорганизмов всяких. Живут как видишь. Радиация не сильно их зацепила.
— Да, только вот на дне большое количество обломков, и их нужно каким-то образом достать. И радиоактивность здесь ой-ёй-ёй. Легасов вместе со своей компанией постоянно берут пробы воды, говорят, в ней много тепловыделяющих веществ и радиоактивной пыли. Так что, не соблазняйся красивым видом, здесь полно “подводных камней”.
— Я заметила, что Легасова тут не особо жалуют. Личная неприязнь?
— Девчонку видела?
— Темноволосую которую?
— А у нас есть другая?
— Может быть и есть. А причем здесь она-то?
— Да все при том! — повысил голос другой солдат. — Это маленькое исчадие ада дочь нашего дорогого академика Легасова!
— А ты что, со свечкой стоял? — усмехнулась Марина, сложив руки на груди.
— А разве это незаметно? Они же как две капли воды похожи друг на друга!
— А я похожа на Золушку. И что?
— С тобой бесполезно разговаривать…
— Мы закончили. Пойдемте.
***
В тот день Сергей впервые был допущен в чернобыльский штаб.
Показав часовому — обтерханному и апатичному “партизану” — свой пропуск (прямоугольник из плотной бумаги с фамилией и инициалами, с пустой круглой печатью, внутри которой был написан только номер), он первым делом направился на поиски местного сортира.
Сортир в штабе, в здании бывшего чернобыльского райкома партии и райисполкома, обеспечивал интимность: кабинки были разгорожены, и даже створки спереди прикрывались.
Сергей уединился. А потом вышел из сортира счастливым (без тени преувеличения!) и понес данные в разведотдел, чувствуя себя могучим, легким и невесомым.
Хватило этого ощущения ровно на десять минут.
“В штабе же должен быть медпункт!”
И намного лучше, чем в лагере!
И активированный уголь там точно есть!
Медпункт представлял собой узковатую комнату с окном в торце. Цивильного вида молодой холеный доктор и молодая же медсестра — девушка с длинными мелированными волосами и с таким большим бюстом, что пуговицы на халате в любой момент могут оторваться.
Завидев лейтенанта, медсестра уткнулась в тетрадь, делая вид, что что-то записывает.
— Добрый день.
Побитые рыжие, бывшие в употреблении, сапоги да еще коробом сидящая новая форма — резкий контраст на фоне стерильного уюта.
Сергей, как можно вежливее и с замиранием сердца, обратился к одному из медработников:
— Добрый день, извините, у вас активированного угля не найдется?
— Прошу меня простить, моя прекрасная Лизавета, — доктор оборвал любезный разговорчик с медсестрой, что застенчиво опустила глаза, а ее щеки покрылись тонким пунцовым румянцем, — как видите, пациенты не заставили себя долго ждать. Как только у меня появится свободная минутка, я приглашу вас в ресторан.
“А этот доктор ничего так, высокий, темноволосый, стройный, да и медсестра ему под стать”
Доктор тем временем немного покопался в шкафчике и подал лейтенанту заранее отрезанную полоску с двумя таблетками.
— Э-э-э… а еще не найдется?
— Ну, вообще-то, мы по столько не даем… — уже протягивая еще одну полоску с двумя таблетками.
“Четыре таблетки, вся упаковка, десять штук, стоит по четыре копейки! О бессмертная, в отличие от своих пациентов, бессмертная советская медицина!”
И, протягивая лейтенанту жалкую полоску, доктор и медсестра обменялись понимающе-насмешливыми взглядами.
Они-то отлично себя чувствовали…
“Чтоб вы усрались!!”
Сергей, собрав в кулак всю свою волю — или чем там приходится сдавливать потроха! — не спеша, неторопливо, держась из последних сил, спрятал шелестящие полоски в офицерскую сумку.
“Не хватало только в главном штабе…!!!”
— Большое спасибо, — ответил он, как можно обаятельнее улыбаясь, — а то самогон такой вонючий, просто сил нет. Теперь хоть есть чем почистить. Спасибо от всего коллектива. Выручили. Выпьем за ваше здоровье. Обязательно.
Защелкнув сумку, лейтенант честно, прочувственно заглянул доктору и медсестре в глаза. Затем закрыл дверь — неторопливо, с достоинством, вполне благополучный и уверенный в себе человек.
И пулей бросился в сортир.
***
“В три часа дня, Иваново, Московский сквер”
[приписка]
“Ты же хотел меня видеть, верно? Теперь появился повод. Я уже давно не виделся со своим старым другом, академиком Легасовым”
Асфальт потемнел от недавнего дождя. Над городом собрались дождевые облака, грозя вновь обернуться настоящим летним ливнем. Царил полумрак, как в поздний вечер, закрыв темной пеленой яркое солнце. На скамейках блестели крупные капли воды, что скатывались с гладкой деревянной поверхности.
Мимо проходили люди, прикрыв головы зонтиками. Никто из них не обращал внимания на темноволосого высокого мужчину, одетого в элегантный черный костюм — пиджак, жилетку и брюки, — и его спутницу, совсем еще молоденькую девчонку с длинными темно-русыми волосами и в солнечных очках. На ней красовалось кожаное пальто — это выглядело издевкой на фоне тотального дефицита в стране.
Каблучки стучали по тротуару. Губы, густо накрашенные темно-коричневой помадой, растягивались в довольную улыбку.
Сквозь коричневатые стекла нельзя разглядеть блеск зеленых глаз.
Маленький носик смешно подрагивал, стоило девушке нахмуриться.
— О, Валерий Алексеевич Легасов, мой старый друг! — Долгожитель распахнул объятия, когда к нему приблизился мужчина с мрачным лицом.
Широкий лоб украсили глубокие морщины.
Поправив толстые очки, ученый устало спросил:
— Я так понимаю, ты вызвал меня для того, чтобы обсудить предстоящий доклад, что пройдет в Вене?
— А еще ты сам требовал встречи. — Долгожитель спрятал руки в карманы брюк.
Тут Легасов неожиданно рассвирепел:
— Требовал, еще как! Мне нужны объяснения!..
В ответ раздался тяжелый вздох:
— Какие еще объяснения?
Валерий побагровел:
— Как моя дочь оказалась в реакторе!
Долгожитель отвернулся, поджав губы.
Валерий буравил его спину испытывающим взглядом, сжимая и разжимая кулаки, готовясь напасть на обидчика своей дочери.
— Твоя дочь, говоришь… хм-м…
Белые всполохи погрузили сквер в молочную пелену.
Сгустки отступили, вырисовывая медицинскую кушетку, на ней — забинтованную маленькую девочку.
Веки малышки были прикрыты.
Кроваво-красные губы выделялись на бледном лице.
Рядом стояла капельница и стул.
— Если это твоя дочь, зачем же ты ее бросил? Разве ты не знал, что она попадет в плохие руки?
Легасов изменился в лице, впившись взглядом в свою, лежащую на кушетке, дочь, не в силах произнести и слова. Руки похолодели, и даже кровь застыла в жилах от осознания, что эта маленькая, ни в чем не повинная, девочка по его вине оказалась в чернобыльском реакторе.
Валерий дрожащими пальцами снял очки.
Одинокая слеза прокатилась по щеке, оставляя мокрый след.
— Алина…
Долгожитель усмехнулся, с издевкой поглядывая на побледневшего академика.
— Папа не хотел так с тобой… поступать…
“Этот умный мужчина плачет, потому что осознает, что он натворил. И ему предстоит разгрести эту кучу дерьма, пока не станет хуже, — мужчина обернулся и посмотрел на девушку. Та только едва заметно кивнула, — если, конечно, сможет. Мы с Лизой не дадим ему это сделать”
— Я бы хотел предупредить тебя, дружочек, что на венском докладе не должно прозвучать ни моего имени, ни всего того, что ты наблюдал в подпольных лабораториях. Ты меня знаешь, я как тень, есть везде и всюду. Тебе предстоит потратить не один год своей жалкой жизни, чтобы осознать, что ты натворил. А твоя дочь, — долгожитель подошел к кушетке и слегка погладил пальцами по забинтованной руке, — отлично справляется с заданной ей ролью. Ты не представляешь, как долго я этого ждал…
Валерий продолжал стоять, как истукан, впившись взглядом в маленькую хрупкую девочку.
В памяти всплыло воспоминание, как он, уходя, оборачивался и напоследок замечал ее взгляд, полный грусти и любви.
Глаза без густых темных ресниц поблескивали от слез, а перебинтованное лицо украшала добрая детская улыбка.
— Ладно, бывай. — Долгожитель похлопал академика по плечу и подозвал к себе девушку в очках и пальто. — Пойдем, моя Лизавета, нас впереди ждет очень много работы.
***
“Занято!!!”
Сергей едва не завизжал от возмущения и предчувствия скорого позора.
Все кабинки в бывшем райкомовском туалете, рассчитанном на совсем иной ритм жизни — заняты!!!
“Черт побери!”
Прохаживаясь перед рядком кабин, лейтенант изо всех сил сдерживался, обжимая мышцами живота уже разорвавшуюся внутри гранату. Он поднимался на цыпочки, тянул шею, покусывал нижнюю губу и прошагивал пространство от окна до дверей — обратно, мимо кабинки, обратно…
“Чтоб вы пропали!..”
Плотный майор вышел через несколько минут, одергивая куртку.
“Ка-а-айф…”
Сергей запил сразу две таблетки водой из-под крана.
Туалет, хоть и в таком не последнем месте, как штаб оперативной группы Министерства обороны СССР, был изрядно вонюч.
“Загадили…”
Кто ж рассчитывал на такую “пропускную способность”…
И так на протяжении нескольких дней.
А в одно прекрасное утро…
Сергей открыл глаза. И понял, что спал спокойно. Он умиротворенно поглядел на потолок палатки.
На всякий случай на завтрак он выпил только чаю.
***
Маршрут разведки Рыжий Лес-3 начинался у километрового столба.
Дозиметрист Петро измерял уровень радиации на земле у его основания (“землю”) и в воздухе (“фон”).
Сергей записывал номер точки и величины уровней.
Бронированная машина съехала с заброшенной автотрассы в лес, в смоляную тенистую прохладу.
Высунувшись вверх из люка, лейтенант из запаса высмотрел дорогу получше, сверяясь с лежащей на рации схемой маршрута, грубо нарисованной от руки, и подал короткую команду Коле-водителю.
Мотор броника мощно урчал.
Зеленый поролоновый респиратор глушил слова.
Приходилось кричать, наклоняясь внутрь:
— Направо!..
— Налево!..
— По правой!
— По левой!
— Возле куста — замер!
Коля затормозил.
Петро спрыгнул, на ходу доставая зонд, и принялся измерять фон и землю на точке.
Сергей спешно записал данные карандашом.
Петро, тщательно оббивая песок с сапог о броню, залез наверх, на крышу бронированной машины.
— Вперед! — и броник тронулся с места.
Замер, еще замер…
Уровни радиации возрастали.
Поперек пути “выросла” вырубленная посадка молодняка: косые белые острия рядами — полоса шириной метров семь.
— Объедем?
Николай кивнул.
“У броника задние скаты лысые. Если проколемся, то непонятно, как нас потом будут оттуда стаскивать. Да и уровни тут приличные…”
Среди косых белых рядов появилась тоненькая фигурка девочки с длинными темными волосами. Над тяжелыми прядями возвышался роскошный бант, кончики которого трепыхались за спиной. Малышка ходила вдоль вырубленных деревьев и пинала носком туфля мелкие комочки земли.
Сергей обомлел.
— Коля, стой! Тут ребенок!
Он вместе с Петро-дозиметристом выпрыгнул из бронированной машины и направились к девочке.
Та остановилась, впившись взглядом синих глаз в двух крупных мужчин, и невинно захлопала ресницами.
— Мы-то думали, ты испугаешься и убежишь…
Она опустила голову, спрятав злорадную усмешку. Потом вновь подняла пронзительные, с оттенками глубокой синевы, глаза и посмотрела на военных так, будто видела их впервые.
— Что ты здесь делаешь?
Малышка пожала плечами.
— Ты кушать хочешь?
Она активно закивала головой.
— Тогда поехали с нами в лагерь. Только придется немного потерпеть, работа еще не закончена.
Сергей, обхватив руками девочкину талию, ловко подхватил ее и посадил на самый верх.
— Поехали, Коль!
Бронированная машина в очередной раз сдвинулась с места.
***
Маршрут разведки Рыжий Лес-2. Два километра южнее АЭС.
Уровни — несколько десятков миллирентген в час.
По широкой песчаной дороге ехала зеленая бронированная машина.
Справа сосняк: мелкий, молодой, зеленый, с другой стороны — дома, заборы, палисадники.
Край села Копачи.
Кудахтали куры.
Было очень жарко.
Девчушка, сидя на верху броника, не обращала внимание на палящие солнечные лучи. Казалось, жара не приносила ей никаких неудобств, а лишь приятно согревала бледное лицо.
Алые губы растянулись в довольной улыбке.
Девочка прищурила синие, как летнее небо, глаза.
Волосы тяжелыми прядями ниспадали на плечи.
“Вот же чертовка! И даже не понимает, где она находится!..”
— А где же наша приятная златовласка?
— В лагере, наказанная сидит.
— Что ж ты ее так…
— Когда мне сообщили, что среди нас женщина с автоматом, мне стало страшно.
— Думаешь, она может пристрелить?
— Да кто ее знает…
В селе ни единой души. Уже три месяца.
— О, смотри-ка, кто к нам пришел!..
Возле БРДМ-а возникла маленькая собачонка, год от роду. Маленькие висячие ушки. Острая мордочка с черным “пятачком”. Шерсть стояла дыбом, а хвост поднимал небольшие клубочки пыли.
Пес еще раз облизнулся и устремил темные глаза на незваных гостей.
— У нас у самих-то поесть нечего…
Собачонка продолжила неотрывно на них смотреть.
Девочка спрыгнула с машины и вплотную подошла к животинке.
— Смотри, укусит!..
Малышка присела на корточки и провела кончиками пальцев по круглой голове. Шерстка слегка заискрилась, но ни пес, ни девчонка ничего не почувствовали. Зверек благоговейно склонился к ногам маленькой хозяйки и начал повизгивать от удовольствия, вытираясь мордочкой о ноги девочки.
— Ни у кого ничего нет?
— Не-а…
— Ну нету… ничего нет, — сказал Сергей собачонке.
— Погоди! — Коля-водитель нырнул в черную дыру люка.
Появившись обратно, он развернул засохший бутерброд.
— Точно!..
— Завалялся в ящичке, заначили когда-то как НЗ, а потом забыли!..
Пес схватил добычу на лету.
Посмотрев вслед уезжающей по трассе бронированной машине, собачонка побрела обратно к домам.
***
— Интересно откуда она?..
— Да черт его знает! Когда мы только приехали, она уже была на станции.
Сергей и его команда объезжали маршрут вокруг пустой Припяти.
— Как-то уныло это все выглядит…
Посреди красивого соснового леса, у быстрой полноводной речки Припять, в удобных многоэтажных домах жили сорок пять тысяч человек, всего лишь три месяца тому назад. А сейчас БРДМ ехал вдоль забора из колючей проволоки, который отделял город от остальной чернобыльской зоны.
Разведчики продолжали измерять радиацию через каждые сто метров.
— Тут будут жить люди!
Аккуратный ученый — их еще называли “наукой” по роду деятельности, — в белой робе, в белом колпаке на голове, с внутренней стороны колючей сетки, растянутой на столбах, мерил землю светлым прибором.
Девочка спрыгнула с крыши бронированной машины и направилась к “науке”.
Петро ткнул зондом темно-зеленого ДП-5 в тот же столб с обратной, наружной стороны:
— Ага, будут, как же, с 60 миллирентген в час!..
— Правда? — обрадовался Сергей, не обращая внимания на ехидное замечание приятеля. — А говорили, тут жить уже никто не будет…
— В Припяти будут жить люди. Припять будет нормальным живым городом, — уверенно произнесла “наука”. — Для этого мы, физики, тут и работаем. А вы офицер — кадровый?
— Да нет, я вообще-то химик…
— А тут?
Лейтенант пошутил:
– “Командир взвода сталкеров”, по зоне каждый день лазим, меряем…
Разговор перешел на “Сталкера” Тарковского: как режиссер показал Зону в фильме — и какая она настоящая…
— Никогда не думал, что увижу нечто подобное…
— Я тоже…
— Жаль, самого “Сталкера” мы больше не увидим.
— Да-а… теперь, когда Тарковский стал невозвращенцем, уже точно никогда…
— Нет теперь в Советском Союзе такого режиссера… — тяжелый вздох. — И не было никогда.
— И фильмов его нет.
“Эх, жаль”
— Жаль…
Сергей скользнул взглядом по настоящей зоне.
Каждый видел своего собеседника через колючую проволочную паутину на столбах.
За спиной “науки” стояла пустая, полуразграбленная, Припять.
“Мерзость запустения”, грязно-зеленый угловатый броник у колючей проволоки; мертвый “парк культуры и отдыха”, над лесом торчит огромный разноцветный круг, аттракцион “чертово колесо”.
Перед внутренним взором бежали кадры фильма Тарковского, которые удержались в памяти, и которые не предстоит увидеть как-то иначе, пребывая в радиоактивной зоне.
— Счастливо! — искренне пожелали друг другу собеседники через колючую проволоку и, кивнув на прощание, разъехались.
Девочка осталась в городе.
***
Бронированная машина проехала мимо фруктового сада.
В саду работало военное подразделение, тоже “партизаны”, из запаса.
БРДМ остановился для очередного замера.
Мужики обступили транспорт со всех сторон.
— Вы откуда?
— А вы откуда?
Подошел их командир.
Сергей сидел на верху броника, на плоской башне, пригретой солнцем, в ожидании данных. Подняв глаза, он неожиданно увидел, как несколько человек, что стояли поодаль у деревьев, подошли к БРДМ-у, поедая зеленые яблоки.
— Вы че, охренели?! Тут же кругом десятки миллирентген в час! У вас совсем мозгов нету?! Хотите, чтоб вас еще и изнутри излучало, притом, круглые сутки?! Ну вы во-о-обще-е-е!
Но лейтенанту Сергей ничего не сказал, лишь наградил его выразительным взглядом:
“Куда ж ты, блять, смотришь?!”
Эффект от сказанного был зримым и мгновенным: движение челюстей тут же замерло, а потом кто-то будто нажал кнопку РЕВЕРС на корморезке: рот открылся, и из него наружу полезла бело-зеленая пережеванная масса, посыпалась вниз, на сапоги…
***
27.07
Мы в Диброве, в командировке.
Приглашают на обед.
Только 1-е и 3-е.
А у нас на троих, на весь экипаж, только два котелка.
К еде положена соль. Соль насыпана горкой на штабеле досок почти по грудь высотой.
Я ем первый, а хозяин котелка (Коля) в это время курит, ожидая, пока я закончу.
Местный лейтенант сгоняет нас с дров, мне:
— А вы, товарищ лейтенант, вообще пошли б в офицерскую столовую. Там бы вам тарелку дали, все как положено…
Я промолчал.
Ему ж не объяснишь, что мы — один экипаж.
С нами еще Маринка была, та еще выскочка.
Красивая, но с характером.
И ей от лейтенанта тоже досталось:
— А вам, девушка, не помешало бы работать среди женщин, вы суету среди мужчин создаете.
Но она, в отличие от нас, молчать не стала:
— А у вас, мужиков, вечно бабы виноваты! И вообще, здесь правила не писаны, где хочу, там и ем, без вашего-то, разрешения!..
В это время старший прапорщик появляется, говорит то же самое, но рекомендует солдатскую столовую (палатка рядом).
Делать нечего, прихватил Маринку, и мы с ней зашли.
Грязные столы с зелеными перьями лука, грязь на земляном скользком полу, запах хлорки, темень.
Вышли обратно, едим на дровах.
***
— Молодой человек, а вы дорогу до палаточного городка не подскажете? Я тут петляла, петляла, но так ничего и не нашла…
Длинные, цвета воронова крыла, волосы были перехвачены тканевой резинкой. Глаза с удивительной синевой густо подкрашены черным карандашом. Темно-бордовая помада выделяла губы на бледном лице. Ярко-зеленая форма по фигуре. Слегка выглядывающие персиковые бугорки. Из-под рукава торчал черный ремешок.
Игорь остановился и посмотрел на незнакомку снизу вверх.
— Конечно! — и слегка растерялся, когда девушка приосанилась, надувая губы. — Я могу даже проводить… если вы, конечно, не против.
— Нет, что вы! Я как раз таки не против! — девица захлопала густыми ресницами.
Игорь посмотрел в ее пронзительные синие глаза и почувствовал, как сознание медленно отходит на задний план, уступая место приятному наваждению.
На улице стемнело.
Большинство военных уже разошлись по палаткам и конторкам, уступая место ночной тишине.
На территории станции все еще пребывали люди, дежурившие в ночные смены — как только солнце появлялось на линии горизонта, появлялись и сменщики.
И так каждый день.
Они едва не споткнулись о порог небольшой комнаты, где ночевал репортер, а после, ранним утром, отправлялся на поиски новых репортажей: его неимоверно манил вид разрушенного блока, и каждый раз, пребывая перед развалами реактора, ему казалось мало.
Игорь никак не ожидал, что не станет сопротивляться, когда девушка толкнула его на постель и принялась стаскивать с себя одежду.
Лямка бюстгальтера съехала с плеча, приоткрывая мужскому голодному взору тонкие ключицы. Грудь все еще оставалась прикрытой, заставляя возбужденно фантазировать. Девчонка будто бы ждала решительных действий со стороны любовника — сидя на нем верхом и обнажив белые ягодицы, она беспрестанно гладила его по груди и, не отрываясь, смотрела ему в глаза.
Игорь схватил чертовку за тонкую шею и впился губами в алые уста. Она слегка растерялась, но скрыла довольную улыбку, прикрыв от удовольствия веки. Дрожащей рукой фотограф сорвал ненавистный бюстгальтер и отбросил его куда-то в сторону, принимаясь гладить маленькие бугорки.
Девушка, издав протяжный стон, прикусила нижнюю губу, и даже не пискнула, когда разгоряченный двухметровый мужик, перевернув ее на спину, без зазрения совести вошел в нее.
— Игорь!!
Костин, вскочив как ужаленный, подхватил с пола вещи и, отвернувшись, принялся одеваться.
Мила, сложив руки на груди, с явным презрением наблюдала за его паническими телодвижениями.
— Тебя сегодня ночью видели с какой-то девицей! А утром я застаю тебя в чем мать родила!
— А тебе есть дело? Я свободный человек!
— У вас какие-то проблемы?
Мила вздрогнула и, обернувшись, увидела перед собой Легасова.
У него был усталый вид, он крутил пальцами сигарету, а в глазах царили такая апатия и безысходность, что девушка невольно посочувствовала ученому.
— Нет, все в порядке, Валерий Алексеевич!..
— Милочка, можно поговорить с тобой тет-а-тет?
Перепуганная девушка вопросительно посмотрела на Игоря.
Тот пожал плечами.
— Э-э-э… а в чем дело? Что-то случилось?
Легасов бросил взгляд на репортера, а затем тяжело выдохнул:
— Мне просто очень нужно с тобой поговорить.
Мила с наигранным равнодушием пожала плечами и пошла следом за академиком, спрятав в густых ресницах огонек беспокойства. Она буравила испытывающим взглядом спину попутчика и гнала прочь тревожные мысли: зачем так волноваться, если знаешь, что ничего дурного не совершала.
Или же дело было в другом?..
Они прошли в кабинет ученого, располагающегося в оперативном штабе, куда, опять же, допускали не каждого.
Над Чернобылем давно повис ореол таинственности и загадочности с оттенками легкого страха и бескрайнего любопытства. Каждый новый день как открытие, каждый новый час происходило полного волнения и испуга событие, заставляя вздрагивать от настоящего, пробирающего до костей, ужаса.
— Так о чем же вы хотели поговорить со мной, Валерий Алексеевич? И да, позвольте заметить, выглядите вы просто ужасно. Хотя-я-я это неудивительно, судя по тому, где вы работаете…
Легасов не произнес ни слова и, подойдя к мрачному закутку своей комнаты, отодвинул плотную штору.
Мила приподняла бровь и, нерешительно подойдя, заглянула внутрь.
— Это же та девочка, которую все ищут!..
— Это моя дочка.
Девушка застыла с раскрытым от удивления ртом.
— Дочка?! В смысле… дочка? А что она делает здесь, в Чернобыле?
— Мы с твоим супругом, Сашей, в последнее время перестали общаться. Он ушел в работу, ему стало не до дружеских разговоров. Мы тут все заняты, так что это ни в коем разе не упрек. И в какой-то момент я ощутил одиночество. У меня есть дочь, и не одна, и жена, а по сути, я… ну, я остался один. Мне не с кем поделиться, вылить свои эмоции, освободить душу, хотя иногда я позволяю себе согласиться с тем, что так намного лучше, так намного безопаснее.
— Валерий Алексеевич, я вас не понимаю.
— Зови меня просто Валера.
Девушка потупилась и смутилась:
— Но вы же старше…
— Мы здесь все равны.
Мила позволяла себе с этим согласиться.
— И что же вы… ты от меня хочешь?
“Все равно он не признается, по какой-такой причине здесь находится его дочь”
— Я спрашиваю это не из-за простого любопытства, я понимаю, насколько тебе сейчас трудно, и, судя по всему, на душе у тебя какой-то камень, поэтому ты ничего рассказывать не хочешь. Ну и, скорее всего, ты уже с кем-то делился своими переживаниями, но тебя не услышали и не поняли, поэтому ты обратился ко мне.
— Мне нужно, чтобы ты присмотрела за девочкой, — произнес академик, когда девушка окончила свою тираду. — Я уже обращался с этим к твоему мужу, но он меня не понял и отказал.
Понимаешь, в чем дело, моя дочь не так проста, как кажется. Я боюсь, что рано или поздно она поставит не только себя и меня под удар, но и всех нас. Я думал, что Александр Александрович мне в этом поможет, но он не готов помочь мне решить эту проблему.
Моих знаний недостаточно, и, если честно, я поставил свои профессиональные качества под сомнения…
— Прости, но я опять не понимаю, куда ты клонишь…
Их беседу нарушило появление заспанной девочки.
Она громко зевнула и посмотрела на парочку слегка удивленными глазами.
— Поздоровайся, это Мила. Я попросил ее присмотреть за тобой.
Малышка недоверчиво осмотрела Милу с ног до головы.
— Понимаешь, золотце, я здесь ненадолго. Мне предстоит скоро уехать.
Девчушка насупилась, поджав губы.
— Я понимаю твои чувства и приму их в расчет, но сделать пока что ничего не могу. Тебе лучше остаться здесь.