— Немедленно оцепить город! Никто не должен выезжать и приезжать, иначе нам не сдобровать!
***
— На Чернобыльской атомной станции произошла авария. Подробности выясняем. — Валерий, сдвинув очки на нос, с удивлением посмотрел на своего начальника: тот говорил спокойно, с малой толикой досады. Да и выглядел он обычно. Привычный для работы в институте костюм, начищенные ботинки, помазанные волосы. Ничего не выдавало в нем того, что произошло что-то ужасное. Простая обыденность, ничего более.
— И кто же вам об этом сообщил, позвольте спросить?
— Со станции пришел тревожный сигнал. “Один, два, три, четыре”. Вам это о чем-то говорит?
— Шифрованный сигнал, ядерная, радиационная, пожарная и взрывная опасность. Не сочтите за бестактность, но почему вы говорите об этом совершенно спокойно?
— Мы выясняем, что произошло.
Суббота, выходной день, выдалась на удивление теплой погодой.
Автомобиль скользил по свободной дороге. Ночной дождь оставил свой след — пахло свежей травой и мокрым асфальтом. По тротуару шли веселые парни в пиджаках и девушки в свободных тонких платьях, юбки которых шли волнами от легкого ветерка или невольного движения ног. Крики вперемешку со смехом разрывали остатки утреннего спокойствия. Во всей этой напыщенной радости никто не чувствовал угрозы от происходящего в нескольких километрах отсюда.
— Говорят, в Чернобыле сейчас очень жарко. У них там целый месяц стоит сильная жара, а у нас целую неделю шли дожди. Слава богу, сегодня выдался теплый денек. Я думал, в выходные будет поспокойнее, народу нет, все отдыхают…
Гулкие шаги и голоса ученых, разбивающие непривычную тишину, вместе с эхом создавали необычную атмосферу, будто бы здание заброшено, а они, двое крепких мужчин в строгих костюмах, впервые появились в этом месте спустя много лет.
Об этом ощущении Валерий будет вспоминать очень долго.
— А получилось как всегда, — тяжело вздохнул он. — Так что там, в Чернобыле?
— Пожар. Сказали, что реактор управляем. Погибло два человека. Один под обломками, второй — от химических ожогов.
— Что-то мне подсказывает, что не все там чисто…
— Специальная команда уже вылетела.
— Пока она разберется, мы потеряем много времени. Я собираюсь и немедленно отправляюсь туда.
“…Ранее я думал, чем мне заняться сегодня с утра. Взять свою жену, Маргариту Михайловну, и уехать куда-нибудь? Погода за окном прекрасная. Что может быть лучше солнца и легкого приятного ветерка, запаха мокрого асфальта после ночного дождя и свежей травы? Но все обернулось иначе…”
— Я уезжаю в командировку, — Валерий заметил немой вопрос во взгляде жены, срочно вернувшейся с работы. Когда она переступила порог квартиры, с недоумением посмотрела на своего мужа: тот выглядел очень серьезным и хмурым. — Произошла авария. Насколько все серьезно, я понятия не имею. Как только я во всем разберусь, тут же вернусь обратно.
— Вашим руководителем будет Борис Евдокимович Щербина, — сообщили Валерию по прибытию в аэропорт. — Борис Евдокимович уже вылетел. Он пребывал в одном из регионов страны. Мы объяснили ему ситуацию. Как только он появится в аэропорту, вы загрузитесь в самолет и отправитесь в Киев. А уже оттуда, на машинах, доберетесь до места происшествия.
Валерий кивнул с несколько отстраненным видом, пребывая в своих мыслях. С ним находились еще несколько человек: пока они оживленно беседовали, ожидая Щербину, он отошел в сторонку и закурил, выпустив табачный дым из полуоткрытых губ. За стеклом окон стояли расцветающая зелень и яркое солнце, своими лучами согревающее мерзлую после холодов землю.
Валерий, зажав двумя пальцами сигарету, наблюдал, как тоненький огонек пожирает табак, превращая его в пепел. Затянувшись напоследок, он выбросил окурок в мусорное ведро, что стояло неподалеку, и вернулся к команде.
— Приветствую вас, Валерий Алексеевич. — Борис Евдокимович протянул Валерию руку. Тот деловито пожал крепкую ладонь мужчины, обхватив пальцами суховатую от возраста кожу. — Мне очень льстит, что с нами отправляется столь важный и разбирающийся в своем деле человек…
— Да бросьте. Я такой же, как и вы, Борис Евдокимович. Не нужно делать из меня избранного.
— Пройдемте в самолет. — Борис последовал совету своего собеседника и рукой показал в сторону летной полосы. — Там мы спокойно все обсудим.
— Что нам известно в данное время?
Самолет медленно взлетел, оставляя землю позади. Валерий с неохотой оторвался от иллюминатора, окинув взглядом небольшую компанию мужчин старше пятидесяти. Он был самым младшим из них. Возраст в науке не самое важное, подумал Валерий, поправляя в очередной раз очки. Как бы ему не хотелось скрыть своего волнения, все же у него это не получалось.
“Тебя никто не будет судить, если ты поделишься своими соображениями…”
— Ничего! Единственное, что мы знаем, что произошел пожар и что реактор якобы цел. Почему якобы? У меня есть свои доводы, которыми бы я хотел поделиться, — Валерий сделал торжественную паузу. — В марте семьдесят девятого, в США, произошла авария на Три-Майл-Айленд. Там случилась утечка теплоносителя, из-за чего реактор был полностью разрушен. Я понимаю, наш реактор и американский — это две разные конструкции, но исключить эту версию нельзя.
— То есть, вы хотите сказать, что авария произошла из-за некой утечки?
— Возможно. Просто я из тех людей, которые предпочитают увидеть все своими глазами, а потом делать выводы.
— Так что же именно произошло в США?
— Во втором энергоблоке станции случилась протечка теплоносителя через затвор одного из клапанов компенсатора давления. Температура постоянно поднималась, баки-барботеры чистили через каждые восемь часов. При осуществлении регулярной процедуры выгрузки ионообменной смолы из фильтра конденсатоочистки второго контура произошло закупоривание. Его попытались продуть смесью сжатого воздуха и воды, но сделали еще хуже. Возможно, нечто подобное случилось и в Чернобыле. Хотя опять же, повторюсь, тут большая разница в конструкциях.
Борис с деланным видом кивнул.
— Все это очень интересно, Валерий Алексеевич. Безусловно, нужно учитывать опыт наших американских коллег, но все же…
— Вы считаете происходящее в Чернобыле диверсией?
— Я об этом даже и не думал, Валерий Алексеевич. — Чиновник смутился.
Валерий скрыл всполохи гнева и недовольства в глазах, в полном молчании отвернувшись к иллюминатору. Он больно усмехнулся, предпочитая держать мысли при себе. Борис это заметил и решил исправить неловкую ситуацию:
— Все, что вы рассказываете, очень интересно. Я с превеликим удовольствием выслушаю ваши дальнейшие предположения, так как вы — высочайший специалист среди курчатовцев. Прошу прощения за мои слова.
Первое, что бросилось в глаза по прилету в Киев, большая кавалькада черных правительственных автомобилей. Мужчина в строгом костюме предварительно открыл дверцу “Волги”, завидев издалека членов Правительственной комиссии. Растерянный Валерий нырнул вглубь машины, усаживаясь на заднее сидение. К нему присоединился Иван Плющ, председатель Киевского облисполкома.
— Там все очень плохо, — произнес он, заметив немой вопрос на лице ученого. Тот даже рта не успел открыть, лишь бросил испытывающий взгляд на председателя. — Точной информацией мы не располагаем, но знаем только одно — это самый настоящий кошмар, что мог произойти с нами в мирное время.
Сто сорок километров прошли в траурном молчании. На ярко-голубом фоне светило палящее солнце, ослепляя своими пронзающими лучами. Валерий расстегнул пуговицы на своем пиджаке, а затем снял, повесив на локоть правой руки. В автомобиле царила духота. Заботливый водитель, увидев в зеркале заднего вида разгоряченные лица попутчиков, опустил стекло.
— Я бы на вашем месте этого не делал, — как бы между делом произнес Валерий. — Если здесь действительно опасная радиационная обстановка, мы можем схватить большую дозу и умереть от лучевой болезни.
— Почему вы уверены, что здесь высокая радиация?
— Я видел отчеты, — пренебрежительно отозвался ученый, отвернувшись к окну, — там указаны малые дозы радиации. В каждом реакторе заложено определенное количество ядерного топлива. Да, я верю, что реактор цел, — жестом руки он остановил мужчин от горячего спора, — но я все еще желаю увидеть случившееся своими глазами, и реактор — в том числе.
Небо начало затягивать всполохами сумерек. В апреле по-прежнему темнело рано, несмотря на по-настоящему летнюю погоду. Валерий бросил взгляд на пролетающий в окне сельский городок, жизнь в котором продолжалась, несмотря на событие планетарного масштаба.
На полутемном небосводе, поддавшись невидимой силе, сдвинулись с места серые облака, и одно из них превосходило остальные — бледно-малиновое пятно загораживало мерцание появляющихся звезд и едва заметный полумесяц.
Валерия охватило нехорошее предчувствие.
— Чернобыль обычный сельский городок. Правда, о нем ходят темные легенды. — Щербина заметил заинтересованные взгляды сопровождающих. — Здесь когда-то жили евреи. Здешняя земля буквально пропитана кровью. Якобы этот город проклят, здесь никто и никогда больше не будет жить.
— Пока что живут, как видите, — отпарировал Валерий. — Я так понимаю, жителям об аварии не сообщили?
— А зачем? Они же не слепые. У них станция буквально под носом.
Через несколько минут черная “Волга” въехала на территорию Припяти. Валерий почувствовал нарастающую тревогу: к городскому Комитету партии, расположенной на центральной площади, собрались руководители из местных органов.
— Произошла авария. Проводились внештатные испытания, во время которых взорвался турбоагрегат. Судя по отчету, было два взрыва. Здание реакторного помещения разрушено. Несколько человек получили лучевое поражение, — словно роботы, отчеканили они, стоя по стойке “смирно”.
— Что насчет радиационной обстановки?
— Там, — один из руководителей махнул в сторону станции, — с этим все плохо. Радиационная обстановка на четвертом энергоблоке сложная. Мы сегодня замеряли радиацию в городе. Пока что с этим здесь все в порядке. Жителям раздали йод в таблетках и порекомендовали пореже выходить из дома.
— Люди не будут сидеть дома. У них много забот и проблем.
— А что насчет слухов об аварии?
— Их предостаточно. В основном, про диверсию, землетрясение и теракт. Они не могут поверить, что в их стране может случиться нечто подобное, что это провокация со стороны Запада.
— Горбачев спрашивал меня, прознал ли о случившемся Запад…
— Если в этом месте радиация действительно высокая, — перебил мирную беседу двух чиновников Валерий, — то она в течении суток распространится по всему континенту, достигнет Северной и Южной Америки, и пока мы обсуждаем внешнюю политику, большая часть территории Земли превратится в радиационную помойку. Давайте оставим политику и займемся делом.
Борис сделал приглашающий в сторону комитета жест, обрывая бессмысленный спор. Валерий поспешил за ними, бросив недокуренную сигарету в мусорный бачок, расположившийся рядом со входом. Пока компетентные в своем деле мужчины спорили, еще толком не ознакомившись с обстановкой, он достал коробок спичек и, чиркнув одной из них по фосфору, с превеликим удовольствием прикурил, выпуская табачный дым через нос.
— Я предлагаю разделить группу на несколько частей, — заявил Борис, подождав, пока все займут свои места, — одна из них займется выяснением причин произошедшей аварии. Вторая обязана организовать дозиметрические измерения на станции, в Припяти и близлежащих районах. Третья начнет подготовительные меры для эвакуации населения, если таковая потребуется. Оставшихся отправляю на разработки медицинских мероприятий. Вы же, Валерий Алексеевич, возглавите группу для разработки локализаций произошедшей аварии.
— Для начала мне нужно увидеть реактор, который у вас в целости и сохранности. Если вы утверждаете, что обстановка на станции хуже некуда, вы должны мне все показать… чтобы я хотя бы понимал, откуда плясать, — язвительно произнес Валерий, перебив громогласные речи партийного работника. — На бумаге можно написать все, что угодно, бумага все стерпит. Но стерпят ли люди, когда начнется массовое лучевое поражение?
В зале повисла неловкая пауза. Мужчины, внимательно прислушиваясь к непростому разговору, повернулись на своих сидениях к ученому и бросили на того встревоженные и напуганные взгляды. Валерий выдержал напряженное молчание, вызванное неожиданным заявлением. Щербина, хвала ему и честь, отреагировал на его выпад достойно — улыбнувшись, он ответил:
— Хорошо, Валерий Алексеевич. Мы организуем для вас небольшую прогулку.
***
Валерия поразило малиновое пятно над городом: полыхающее зарево полностью поглотило ясно-голубое небо, частично загородив солнце. Его блеклая тень, словно при затмении, накрыла городскую площадь.
Уже вечером, когда все организационные мероприятия были завершены, ученый вышел, уставший, из общежития, куда их распределили.
— А правда, что на станции произошла авария? — к нему подошла девочка в черном платье со строгим воротничком и белом переднике. На ее ногах красовались легкие красные балетки, а икры прикрывали белоснежные гольфы. В одной руке она держала портфель, закрытый на кнопку, а в другой — сумку со сменкой.
— Не беспокойтесь. В этом году мне будет пятнадцать. И я все хорошо понимаю, — заметив метания в глазах ученого, девочка улыбнулась. Ее улыбка украсила юное личико, а в глазах засверкали искры радости.
Валерию стало горше: дитя не понимает, за какой чертой находится, какие страшные события разворачиваются в нескольких метрах отсюда. Дети еще слишком малы, чтобы разбираться в интригах взрослых. Но и жить в сказочных иллюзиях сложно даже ребенку, когда родители мечутся в поисках решения проблемы, чтобы спасти не только свою шкуру, но и его самого, еще маленького и глупого. Хотя дети порой оказываются намного умнее большинства взрослых.
— Вот! — школьница, заметив недоверие взрослого собеседника, достала из портфеля учебник по физике за девятый класс. — Мы учили это в прошлом году. — Она начала судорожно перелистывать книгу дрожащими от волнения руками.
— Послушай, это совсем не то, о чем пишут в учебниках. Жизнь, она… она намного серьезнее научных трактатов. — Валерий до боли прикусил нижнюю губу, заметив хмурый взгляд девочки.
— Радиация опасна, я знаю!.. И я знаю, что моя жизнь находится под угрозой. — Школьница гордо задрала подбородок. Ее банты из прозрачных лент трепыхались при каждом движении ее головы. — Нам на уроке об этом рассказывали. Сегодня ночью мы с мамой видели взрыв на станции. А утром нам раздали йод в таблетках. Я не такая глупая, как вы думаете.
— Ничего подобного! Просто…
— Я понимаю, вы боитесь за мою жизнь и жизнь других детей. — Школьница, обернувшись, пристальным взглядом окинула ребятишек намного младше нее, бегающих под ногами встревоженных взрослых. Они, резвясь под заходящими лучами солнца, разбивали напряжение, царившее в городе, заливистым смехом, пытаясь поймать друг друга.
— Проводите беседы с мирным населением, Валерий Алексеевич? — из здания комитета вышел Щербина, заложив руки за спину. Он коротко кивнул девочке, и та, ответив ему тем же, со спокойной душой направилась к шестнадцатиэтажному зданию, возвыщающемуся над городской площадью.
— Нет, что вы! — Валерий смутился.
— Шутка. — Борис ободряюще похлопал его по спине. — Все готово, можете отправляться.
Вертолет, поднимая вокруг себя пыль, приземлился в нескольких метрах от станции. Сильный ветер, создаваемый несущим винтом, сбивал с ног и обдавал горячим воздухом. Валерий, надев респиратор, вместе с остальными залез внутрь и устроился возле иллюминатора. Ученый бросал встревоженные взгляды на своих коллег, стучал потными ладонями по коленкам и судорожно крутил головой, пытаясь ускорить время.
Атомная станция вместе со своими помещениями, трубами, из которых видимым образом ничего не вытекало, представляло собой сооружение очень аккуратное и чистое. Даже стройбаза, расположенная рядом с разрушенным энергоблоком, выглядела ровной и строгой, словно ее создал сумасшедший перфекционист.
Но из-за происходящего абсурда атомная станция предстала грязным химическим заводом, над которым висело малиновое зарево.
— Подлетим поближе! — воскликнул один из руководителей комиссии.
— Не боитесь?
— Погибнуть ради такого дела не страшно!
— Очень патриотично, — усмехнулся Валерий и выглянул наружу, вдыхая легкими кислород, заполненный радионуклидами. — Так что вы говорили о целости реактора? — язвительно произнес ученый, осматривая то, что осталось после пожара: реактор был полностью разрушен, верхняя плита, герметизирующая реакторный отсек, находилась почти в строго вертикальном положении, но под некоторым углом.
Валерий, заметив ее вскрытие, покачал головой: тот, кому удалось это сделать, обладал сверхмощными способностями. Взгляд прочно уцепился за необычную картинку, создавая хаос в головах пролетающих над реактором людей. Пытаясь привести взбудораженные мысли в порядок, ученый постарался найти причину произошедшего, но не смог.
Верхняя часть реакторного зала полностью разрушилась, на крышах машинного зала и территории валялись графитовые обломки. Одни были разломаны полностью, другие — частично: наметанный глаз отметил элементы тепловыделяющих сборок.
— Это был действительно взрыв, Борис Евдокимович. — Валерий устало потирал руки, вернувшись обратно на землю. — Если предположить, что вместо двух взрывов произошел один, то его вполне хватило для такого рода разрушений. Подобный взрыв составляет, предположительно, три из четырех тонн тринитротолуола. И меня волнуют несколько важных вопросов, которые бы я хотел изложить.
Во-первых, я заметил малиновое пятно над станцией. Насколько я знаю, графит, который горит равномерно, выделяет белесый дым. Скорее всего то, что было в небе, это результат сильного горения графита.
И плюс, скорее всего, активностей из четвертого блока выходит достаточно много.
И второй, немаловажный вопрос… а работает ли еще реактор, продолжается ли процесс наработки короткоживущих радиоактивных изотопов? Последнее мне бы хотелось самому выяснить, и я надеюсь, что вы мне с этим поможете, Борис Евдокимович.
Когда Валерию сообщили, что все готово и его уже ждут, военные облепили бронетранспортер свинцовыми щитами и снабдили специальными для радиационного измерения датчиками. Ученый вместе с солдатом в специальной защите, сидящим за рулем, двинулись с места, направляясь к станции.
Бронетранспортер, наезжая на очередной обломок графита, тряхануло, и Валерий, охнув, судорожно схватился за первое попавшееся под руку. Выкручивая руль, молчаливый мужчина, объезжал препятствия, пока ученый пытался измерить излучение.
После долгих и изнурительных объездов, Валерий, обливаясь потом, пришел к неутешительным выводам: вокруг станции таки существуют мощные излучения. Об этом свидетельствовали громкие потрескивания датчиков и привкус металла во рту. Он нахмурил брови и готов был отстаивать до последнего свое мнение перед упрямством правительственной комиссии.
— Персонал станции врать не будет. Пусть реактор и разрушен, но он еще может работать. Нужны более веские доказательства. Мы надеемся на вас, Валерий Алексеевич.
Ему самому хотелось верить, что какая-то часть конструкций все еще жива и дышит, выдыхая из кратера нейтронные излучения. Но чем больше ученый углублялся в эти мысли, тем больше они походили на бред сумасшедшего. От перенапряжения у него затряслись руки, пересохло во рту, мышцы скрутило судорогой, а кожа покрылась мелкими мурашками.
Водитель в защитном костюме терпеливо дождался, когда взбудораженный ученый придет в себя. Он медленно постукивал пальцами по рулю, тщательно скрывая свои истинные эмоции. Валерий позавидовал мужчине: несмотря на всю сложность ситуации, на опасность, что грозила каждому из них, тот сохранял холодное равнодушие — возможно, этот человек просто не понимал, где именно оказался.
— Прошу простить меня за любопытство, — бронетранспортер вновь двинулся с места, — но как вам удается сохранять спокойствие? Разве вы не понимаете, что происходит?
— Я все понимаю, не дурак. — Водитель хмыкнул. — А вы сами подумайте, имеет ли смысл нервотрепка. Тут поможет только холодная голова и знания. Я, возможно, не смыслю в этой научной ерунде… — тут он выдержал паузу, — но и панику я тоже не приемлю.
— Я завидую вашей выдержке… — Валерий ошеломленно покачал головой.
— А вы не завидуйте, а берите пример. — Военный усмехнулся.
— Придется подойти к реактору. — Валерий бросил взгляд на датчики. — Нужно как можно детальнее все изучить.
Мужчина коротко кивнул и добавил газу.
— Мне стало легче. — Валерий, еле держась на ногах, вернулся в штаб правительственной комиссии. От изнеможения он рухнул на стул напротив Щербины и с громким вздохом вытянул ноги, позволив себе дать немного слабины. — В общем, повторное измерение показало… — ученый вытер потные руки о пиджак и достал из кармана пачку сигарет, — что мои первичные выводы были ошибочны.
Нейтронный канал, именно как нейтронный, не работает, так как он чувствует не нейтроны, а лишь гамма-излучения. Чтобы получить достоверную информацию, нужно для соотношения взять коротко- и относительно долгоживущие изотопы йода, например, сто тридцать четвертый и сто тридцать первый.
Я провел небольшое радиохимическое измерение и быстро убедился, что наработки короткоживущих изотопов не происходит.
Исходя из вышесказанного, можно прийти к выводу: реактор не работает и находится в подкритическом состоянии.
— И что вы предлагаете, Валерий Алексеевич?
Валерий согнулся в три погибели, словно старец, и, схватившись за голову, начал раскачиваться из стороны в сторону:
— Мы весь вечер потратили на локализацию пожара. Локальный огонь был потушен, но реактор по-прежнему горит. Я чувствую бессилие. Я испробовал все, что мог, и, когда мне пришла гениальная мысль, я почувствовал себя идиотом. Юнцом на первом курсе! Как я мог так ошибиться?
— Все имеют право на ошибки. — Борис поморщился. — Вы не исключение. Даже профессионалы ошибаются.
— Пожарные потушили огонь оперативно и точно. Они ликвидировали очаги возгорания в машинном зале, но масло до сих пор горит. Из кратера же четвертого блока разносится мощный поток аэрозольной газовой радиоактивности. Горит графит. Каждая из его частиц несет в себе большое количество радиоактивных источников. Обычная скорость горения графита составляет где-то тонну в час. В четвертом энергоблоке его заложено около две с половиной тысячи тонн, и он может гореть двести сорок часов, при этом выносить и разносить радиоактивность на большие территории.
— Так в чем заключается ваша гениальная мысль, Валерий Алексеевич?
Разговор прервал тихий и короткий стук.
— Да?..
Деревянная дверь, выкрашенная в белый, медленно открылась, и на пороге небольшой комнаты появился милиционер. Он слегка подтолкнул девочку, на вид которой было лет девять отроду. Черная волнистая юбка доходила до колен и слегка задиралась, стоило ее обладательнице покружиться на месте. Прозрачная белая блузка, высокие гольфы, прикрывающие икры, балетки из кожи (редкостный дефицит!) и огромный бант. Пряди ее длинных темных волос ниспадали на плечи.
— Вот, привел вам нарушительницу. Она пребывала на станции, пока один из военных ее не заметил.
Сердце ученого рухнуло в желудок, заставляя побледнеть. Эхо падающего на пол стула разнеслось по комнате.
Валерий изумленно смотрел на девятилетнюю незнакомку, на лице которой появилась ядовитая улыбка.