Столб пламени выбросил бетонную крышку реактора, пробивая кровлю насквозь. Обломки исчезли в огненной геенне. Жар больно ударил по бледному от нехватки кислорода лицу. Легкое тело поднялось ввысь вместе с обжигающим кожу паром. От неожиданности хотелось закричать, но горло издавало лишь сдавленные звуки. Зрачки расширились, заполнив чернотой синеву глаз, с ужасом замечая приближающуюся землю.
Секунда-две, и раздался глухой удар.
Боль отозвалась в коленях и локтях, раздирая до крови нежную кожу.
Маленькая, перебинтованная, девочка лежала на сухой от дневной жары земле. В нескольких сантиметрах от нее горело бетонное здание. Языки пламени лизали черное небо над разрушенной взрывом кровле. Огненный отсвет больно ударил по глазам, заставляя прищуриться. Малышка с трудом присела на острой траве и приложила руку ко лбу, чувствуя, как виски раздирает невыносимая боль.
Вокруг стоял густой и непроходимый лес. Мелкие и тонкие веточки деревьев порезали не только кожу, оставляя глубокие, сочащиеся кровью, царапины, но и бинты, что висели на теле лохмотьями. В длинных темных волосах запутались зеленые листья. На локтях зияли крупные комки земли.
Девочка повернулась и увидела рядом с собой тушки умерших от радиации животных. Впившись взглядом в трупики, она не заметила, как всполохи мрака вытянулись подобно струнам и метнулись куда-то в сторону. Виски снова пронзила невыносимая боль. Когда неприятные ощущения сгинули, оставив после себя легкое недоумение, рядом с малышкой образовалась тень. Постепенно тьма рассеивалась, вырисовывая белые, обнаженные, груди, гордую осанку, длинные, цвета воронова крыла, волосы и стройные ноги.
Девица усмехнулась, заметив на себе взгляд пронзительных синих глаз.
— Не бойся, я тебя не съем, — она присела перед малышкой и, склонив голову, принялась изучать ее лицо, — я — это ты, а ты — это я. К сожалению, трансформация пошла не по плану, и у тебя нет права голоса, зато у меня есть твоя ненависть. Я сделаю все, чтобы те, кто нас с тобой обидел, поплатился по счетам. Но мне нужна подпитка. Где бы только ее достать…
***
— Чего это ты так перепугался? — Щербина, приподняв бровь, недоуменно наблюдал за ученым: тот дрожащими от испуга руками плеснул в стакан холодной воды и одним залпом выпил. — Неужели девочка заставила тебя так понервничать?
— Борис Евдокимович, не задавайте вопросов, на которые не получите ответа. А если получите… — Валерий мотнул головой, обрывая фразу, и, повернувшись к милиционеру, спросил: — Где вы ее нашли?
— На станции.
— Где именно?!
— Я не знаю. Военные передали мне ее. — Милиционер пожал плечами.
— Так давайте об этом у нее и спросим. — Девочка смерила пронзительным взглядом синих глаз присевшего перед ней чиновника. — Не расскажешь нам, как ты оказалась на станции?
Она молча улыбнулась тоненькой ниточкой губ и подняла вверх палец, показав на графин с водой.
— Ты хочешь пить? — она кивнула.
Девчонка впилась губами в граненый стакан, который ей протянул Борис, и начала жадно пить.
— Что прикажете с ней делать? — милиционер вытянулся по стойке “смирно” в ожидании приказа.
— Для начала нужно отыскать её родителей. Наверняка они сейчас в городе, а девочка просто заигралась. — Борис, услышав презрительное фырканье за своей спиной, обернулся и удивленно посмотрел на ученого. — Вы что-то имеете против, Валерий Алексеевич?
— Во-первых, давайте на “ты”, раз уж начали, а, во-вторых, у нас нет времени заниматься поисками чьих-то родителей. Оставьте ее здесь! — бросил Валерий милиционеру. — Мы потом решим, что с ней делать.
Милиционер кивнул и ушел, хлопнув дверью.
Девчушка, весело подпрыгнув на месте, отчего ее юбка пошла волнами, уселась на стул и начала свистеть себе под нос, болтая ногами в разные стороны.
— Ты сильно изменился с ее появлением. Не поделишься своими мыслями по этому поводу?
— Сейчас это не имеет никакого значения. — Валерий вытащил сигарету и, прихватив ее губами, закурил, преподнеся зажженную спичку. — О чем мы говорили? О моей гениальной мысли? С твоего позволения я продолжу.
Борис кивнул, скрывая тлеющий на дне зрачков огонек недовольства.
— Сегодня мы потратили весь день, чтобы выяснить, работает ли реактор, цел ли он или его вовсе разрушило взрывом. Но и локализация пожара прошла не совсем так, как нужно. Пожарные потушили огонь, но масло продолжает гореть. Радиационная обстановка не позволяет нам воспользоваться водой и пеной. Мы постоянно на связи с Москвой, почему мы нам не проконсультироваться с ними? Александров, с которым я работаю в институте, мог бы нам, чисто теоретически, подсказать, как решить эту проблему.
Но это только часть наших проблем.
В основном, остро стоит вопрос об эвакуации населения города. Возможно, радиационная обстановка еще позволяет им здесь находиться, но надолго ли…?
Радиация продолжает распространяться. Скорее всего, ею уже подверглись большая часть Европы и Америки, а это, как ты сам понимаешь, несет в себе определенные проблемы.
Если люди начнут болеть и умирать… ты догадываешься, чьи головы полетят в первую очередь.
Борис опустил глаза, внимая словам ученого, снова принявшегося расхаживать по кабинету, бросая короткие взгляды на стены, обвешанные агитационными плакатами. Ответственность тяжелым грузом легла на хрупкие плечи, обвила руками шею, заставляя тяжело дышать.
— Я поговорю с медиками, — прервал затянувшуюся паузу чиновник, бросив взгляд мимо ученого. — Они должны точно знать, что делать…
— Не все медики этому обучены! — воскликнул Валерий. — Единственное, что они могут сделать, дать таблетку йода, но — сколько его должно быть, чтобы каждый раз давать людям, дабы они не умерли в первые же дни? в городе сколько человек? десять тысяч, пятнадцать? где столько йода достать? Поэтому будет проще эвакуировать население, пока не стало еще хуже!
— Допустим, ты прав. Но подготовка к эвакуации займет много времени…
— А это еще что такое?
Электрическая лампочка, висевшая на толстой проволоке, замигала, заполняя нарастающим тихим треском небольшое помещение, грозя в любой момент лопнуть. Как по щелчку пальцев, комната погрузилась в непроглядную темноту, когда свет, словно отрезанная линия жизни, погас, и тут же возобновился.
— Куда подевалась девчонка?!
Девочки и след простыл.
— Внимание, внимание! Внимание, внимание! Уважаемые товарищи! Городской совет народных депутатов сообщает, что в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции в городе Припяти складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Партийными и советскими органами, воинскими частями принимаются необходимые меры. Однако, с целью обеспечения полной безопасности людей, и, в первую очередь, детей, возникает необходимость провести временную эвакуацию жителей города в населенные пункты Киевской области. Для этого к каждому жилому дому сегодня, двадцать седьмого апреля, начиная с четырнадцати ноль-ноль часов, будут поданы автобусы в сопровождении работников милиции и представителей горисполкома. Рекомендуется с собой взять документы, крайне необходимые вещи, а также, на первый случай, продукты питания. Руководителями предприятий и учреждений определен круг работников, которые остаются на месте для обеспечения нормального функционирования предприятий города. Все жилые дома на период эвакуации будут охраняться работниками милиции. Товарищи, временно оставляя свое жилье, не забудьте, пожалуйста, закрыть окна, выключить электрические и газовые приборы, перекрыть водопроводные краны. Просим соблюдать спокойствие, организованность и порядок при проведении временной эвакуации."
— Да не беспокойся ты так. — Валерий отстраненно наблюдал, как на городской площади собираются автобусы; люди спокойно, небольшими группами, подходили к раскрытым настежь дверцам, держа сумки и малолетних детей. — Найдем мы твою девочку, я тебе это лично обещаю!
Автобусы, сопровождаемые милицейскими автомобилями, шеренгой двинулись из города в полной тишине, нарушаемой лишь визгами колес и хлюпаньем выхлопных труб. Как только процессия скрылась за ближайшим поворотом, прячущимся за густым, ядовито-оранжевым, лесом, в кабинет правительственной комиссии снова заявился милиционер.
— Все прошло на “ура”, товарищ Щербина! — он резко выпрямился, проведя рукой по темно-синему пиджаку. — Обслуживающий персонал, как и было затребовано, оставлен и переправлен в пионерский лагерь. Меня просили спросить у вас разрешения эвакуироваться на собственных автомобилях…
— Ни в коем случае! — вмешался Валерий, отрываясь от окна. — Транспорт тоже радиоактивен!
— И что теперь, людям идти пешком? — возмутился милиционер, до этого сохранявший равнодушный вид.
— На автобусе. Так будет гораздо безопаснее.
— И бросить транспорт? Это же большая ценность!
Валерий тяжело выдохнул.
— Хорошо. Пусть отправляются на своих машинах…
— Все равно эвакуация продлится недолго. — Щербина ободряюще кивнул представителю власти. — Как только все закончится, жители Припяти тут же вернутся обратно.
— Сомневаюсь… — буркнул ученый себе под нос.
***
Когда раздался жуткий скрежет, будто по стеклу провели острой бритвой, Лена подскочила, словно ужаленная. Руки заледенели, пальцы крепко вцепились в одеяло, в любой момент готовясь набросить его на голову, чтобы спрятаться от невидимых монстров. Нежная детская кожа покрылась мелкими пупырышками, и девочка, которой едва стукнуло семь лет, принялась их чесать. От стресса у нее начинался зуд: пока папа, с которым она жила в деревенском домике, заботливо не протянет чайную ложку с валерьянкой, легче ей не станет.
— Тата!! — Лена закашлялась от сжимающей жажды горло. За ночь пересохло во рту, и язык присох к нёбу. Она заозиралась и увидела на столе, в паре шагов от кровати, графин. Облизнула губы от нестерпимого желания. — Папа!..
Соседняя постель пустовала. Белье было смято и отброшено к металлической спинке. Малышка часто дышала и блуждающим взглядом пыталась отыскать отца. Накануне вечером она залезла на высокую кровать и, свернувшись калачиком, прикрыла веки и от усталости провалилась в глубокий сон.
В послеобеденное время Лена вместе с отцом — мама давно оставила их, — выходили во внутренний двор, а затем уходили за дом, в огород, где пока что ничего не росло. Девочка, перевернувшись на бок, посмотрела в маленькое окошко: среди блестящих от солнечных лучей комков земли лежало что-то светящееся синевато-фиолетовым цветом.
Лена, испуганно охнув, резко повернула голову, когда тень, закрыв собою солнце, погрузила небольшую комнату в полумрак. Она спряталась под одеяло и, пытаясь прислушаться к скрипам входной двери через звуки сердцебиения, осторожно выглянула через щелку в пододеяльнике.
Обливаясь черной жидкостью, похожей на нефть, в доме появилось нечто. Издалека его можно принять за темное пятно, но Лена сумела разглядеть женский силуэт с длинными цвета воронова крыла волосами.
Девчушка притворилась мертвой, свернувшись в клубок и затаив дыхание. Но жажда еще больше скрутила горло сильной сухостью. Если поддаться животному инстинкту и выбраться из спасительного кокона, злое создание тут же схватит, впившись зубами в тонкую шею.
— Кис-кис…
Из грудной клетки вырвался тоненький писк, но Лена успела зажать рот своей тоненькой ручкой, бросая через щелку взгляды на приоткрытую дверь: можно воспользоваться моментом, пока чудище ищет ее, и прорваться на улицу, чтобы затем позвать на помощь. Но по ту сторону бревенчатой стены царила гробовая тишина: птицы больше не пели, собаки не заливались громким лаем, да и визг автомобильных колес тоже исчез.
Девочка, собрав остатки сил, высунула босую ногу из-под одеяла — создание, хищно облизнувшись, отошло к дальней стенке, принюхиваясь к спертому в доме воздуху, — и, обхватив руками холодную металлическую решетку, на которой лежал набитый гусиным пухом матрас, пролезла под кровать, забившись в дальний угол.
Зубы мелко постукивали друг о друга от холода голых половиц. Лена прижала дрожащие колени к груди. Чудище, тяжело дыша и оставляя черные лужи, от которых становилось дурно, хрипя, подошла к кровати и издала закладывающий уши рык, больше похожий на вопль радости. Невыносимый звук больно ударил по барабанным перепонкам, и девочка зажала руками уши, чтобы не оглохнуть.
Когда монстр, вдоволь наевшись девочкиных страданий, отвернулся, изображая из себя агрессивно вопящую обезьяну, Лена ползком вылезла из-под кровати и на четвереньках направилась к столу, облизывая пересохшие губы. Юркнула под отцовскую постель, и, дождавшись нужного момента, продолжила путь. Оказавшись под столом, малышка высунула голову, задевая свисающую со стола клеенку, и, вытянувшись, не спуская глаз с чудища, стоящего посреди комнаты и что-то ищущего, пальцами коснулась холодной поверхности графина.
Дом наполнился пронзительным звоном падающих на пол осколков.
Монстр, вздрогнув всем телом, повернулся.
Вместо чудовищного оскала на бледном лице появилась ядовитая усмешка, а глазные яблоки, до этого налитые чернотой, вдруг засияли небесной синевой. Волосы, в беспорядке лежащие на плечах, выпрямились и заблестели, словно звезды на темном небосводе. Незнакомка, щеголяя наготой, выпрямилась, пронзая малышку острыми стилетами глаз. Упругие груди подпрыгивали при малейшем движении. Ее нисколько не смущало замешательство девочки, смотрящей на нее с широко открытым ртом.
— Здесь!.. — в дверь вломились двое крепких мужчин; один из них, полноватый, при виде голой девушки, застыл.
— Нравлюсь? — она, обернувшись, обдала его холодом своей улыбки.
Лена громко закричала, заставляя незваных гостей вздрогнуть.
— Иди сюда! — обходя ослепительно красивую незнакомку, мужчина подошел к девочке. Она юркнула к нему в объятия, обвив руками его шею. — А вы, гражданка… м-м-м… — тут неожиданный гость растерялся, — пройдемте с нами.
— Не беспокойся. Мы встретимся еще раз. Только вот наши встречи не будут тебя радовать, — и девица, довольно хмыкнув, шлепая по холодному полу босыми ногами, вышла из дома, оставив после себя флер замешательства.
***
За два дня до описываемых событий.
— Так-так, значит, в Чернобыле произошла авария, — произнес полноватый мужчина в строгом костюме. Русые, слегка вьющиеся, волосы были тщательно приглажены. Солнце беспощадно ослепляло сквозь маленькое окошко автомобиля и терзало невыносимой духотой, заставляя обмахиваться полами пиджака, — и как пить дать, сейчас там опасное скопление радиации.
— Ты в этом разбираешься? — удивленно приподнял брови его спутник.
— Не, я не хочу сказать, что я — одаренный физик-ядерщик, — гулко рассмеялся мужчина, — но даже в институтах заставляют проходить физику и химию. Ну и не забывай, как в сорок пятом американцы сбросили на Хиросиму и Нагасаки две атомные бомбы.
— Странно… если ты такой умный, почему тогда работаешь в областном комитете?
— Коля-я, в политике тоже нужны умные люди. Если страной будут управлять дураки, то трагедии не избежать. Мы с Людочкой решили немного развеяться, — прервал неловкое молчание мужчина в костюме, — да и матушка вместе с нами. Так-то мы из Хойников, а в Москве мы проездом.
— Простите меня за бестактность, но вам с женой уже больше тридцати, и вы до сих пор не обзавелись детьми…
— Значит так угодно богу. Хоть я далеко не верующий человек, да и Пасху справляю через раз. Некогда! Весной начинаются полевые работы, а летом разъезды, туда-сюда, туда-сюда, без конца! Как-то не до религиозных суеверий…
Дмитрий, так звали полноватого мужчину, являлся заядлым футболистом. В послевоенные годы он, вместе с соседскими мальчишками, выходил на имитированное футбольное поле — большой кошенный луг в паре метров от дома — и допоздна гонял мяч, сделанный своими руками. Став взрослым, свое любимое занятие Дмитрий не бросил: когда выпадал выходной, Дима брал своих коллег, что работали вместе с ним, и отправлялся в город, где уже успели построить новый просторный, огороженный забором, стадион, по утрам переполненный людьми.
В голове всплыла картинка: вот он, облаченный в спортивный костюм, кладет мяч в центре поля, бросает взгляды на других мужчин, и со всей силы ударяет ногой по плотной резиновой поверхности. Накаченный насосом шар взлетает высоко в небо, а затем парирует, когда один из игроков в ответку делает то же самое. Через пару мгновений начинается толкучка, пока изнеможденный от ударов мяч не отлетит к сетке, где его попытается перехватить вратарь.
— Ты когда-нибудь бывал в Чернобыле?
— Нет, слава богу! — рассмеялся Дмитрий, выплывая из своих воспоминаний. — Но родственники моей жены там были, да и мать Пинчука, нашего секретаря райкома партии, не раз приезжала туда для перевозки товара.
— Люди там живут как за границей, мне знакомый рассказывал. Мне кажется, за границей так не живут: там есть все, чего даже в Москве ни разу не видывали. Жалко, если люди этого лишатся. Может все-таки пронесет?
— С чего ты взял, что там все так плохо? Со слов Пинчука?
— Ты же сам сказал, его мать часто там бывает. Именно мать ему все и доложила.
— Как советский разведчик? — снова рассмеялся Дима.
— Мать его там застряла. “Меня оттуда не выпускают, а я привезла несколько килограммов колбасы и мяса, и теперь все это изобилие лежит на солнце и тухнет”. На все ее вопросы — “мы не имеем права вас выпускать!”, — поэтому она обратилась к Пинчуку. А что он сделает? Особой власти в Чернобыле он не имеет. Так что, мать его там до сих пор сидит, просит разобраться. Ну и напоследок она сказала, что это реактор взорвался, страшный пожар был. Вроде потушили, но вертолеты над ним до сих пор летают. Да еще улицы пеной поливают… в общем, полный бардак.
Дмитрий нервно постучал пальцем по дверце автомобиля.
— Мне нужно самому разобраться в этой истории. Придется отложить все свои дела. И футбол тоже, — он нахмурился, словно проглотил ложку уксуса, разжигая в нем пламя недовольства, и обратился к своему попутчику: — Отправляйся-ка ты в Чернобыль, дружок, разузнай там все как следует. А я пока съезжу в наш комитет, может, они что скажут.
— Приветствую, — Дмитрий вошел в пятиэтажное здание. Одним прыжком преодолев лестницу, он оказался на втором этаже, где за обычным столом сидел молодой мужчина, дежурный, которого оставляли в выходные и праздники на случай чрезвычайных происшествий, — прошу прощения, что отвлекаю, но мне нужно знать, что именно произошло в Чернобыле?
— Понятия не имею, о чем вы, — буркнул под нос дежурный, не отвлекаясь от своего занятия, чтения газеты.
— Авария. На Чернобыльской атомной станции, — терпеливо объяснял ему Дмитрий, чувствуя, как терпение уступает место гневу и злости — мужчина, несмотря на возложенную на него ответственность, халатно отнесся к происходящему.
— Я ничего не знаю. Такой ответ вас устроит?
Дима громко выругался, с трудом удержавшись от желания вырвать из рук дежурного газету и разорвать ее на мелкие клочья. Штукатурка со стен и потолка от сильного удара дверью украсила его русые волосы.
— О боже, Димочка, что стряслось?
Напуганная поведением своего мужа Людмила перекрестилась: он матерно выругался и треснул кулаком по дверному косяку, разбив пальцы в кровь.
Боль от удара охладила его нервы.
— Прости. — Дмитрий прижал к груди изумленную жену. — Прости, Людочка. Я просто переволновался. У нас происходит какой-то дурдом…
— Давай-ка ты успокоишься и пообедаешь. Вымой руки и садись за стол. Сейчас я отнесу обед твоей маме, и мы спокойно поговорим.
— На Чернобыльской станции произошла авария. — Дмитрий, упершись об столешницу локтями, крошил хлеб в тарелку с дымящимся борщом. Пар больно бил по лицу, оставляя бусинки пота, но Дима старательно не обращал на это внимание, витая в своих мыслях. — Мама Пинчука, нашего секретаря, любезно сообщила нам об этом, когда ей запретили выезжать из города. Якобы там рванул реактор, был страшный пожар, но милиция оцепила район и никого не пропускает. Я попытался выведать у дежурного подробности, но он и понятия не имеет, что там случилось. Сидит, мать твою, газетку читает!
— У меня есть определенные мысли на этот счет, — помолчав с минуту, хмыкнула Людмила, бросив взгляд мимо мужа, — я преподаю физику в средних классах, и поэтому кое-что понимаю. Если там действительно взорвался реактор, дело дрянь. Нужно вывозить оттуда людей. В худшем случае, они схватят огромную дозу радиации и умрут через полгода от рака щитовидки. Я понимаю, этого все равно не избежать, но все же лучше отделаться малыми жертвами.
Ее слова встревожили Дмитрия, заставляя его покинуть кухню и уединиться со своими мыслями. Тарелка супа осталась стоять на столе, одиноко пуская пар, постепенно растворяющийся на глазах. Он, не проглотив и ложки борща, вышел на улицу, вдохнув легкими разгоряченного от жары воздуха.
Со стороны столицы потянуло сухим ветром. Над головой ясное без единого намека на облачко небо. Еще ни разу Дмитрия не посещали мысли о смерти: не о своей, собственной, а об другой, чужой. Старуха с косой притаилась в тенях ярких солнечных лучей, с широкой улыбкой затачивая блестящее лезвие косы, приготавливаясь перерезать нити жизни ни в чем неповинных людей.
— Ты уже придумал, как будешь действовать?
Уснув под утро, он встал спозаранку, проспав всего пару часов. За окном уже щебетали птицы, и, перекривая друг друга, сообщали о восходе солнца и приятной весенней погоде. Им на смену прилетели черные, как смоль, вороны. Усевшись на толстые ветви деревьев, темные создания с длинным клювом оглушали громкими карканьями, напуская негатива еще больше.
Лицо опухло от бессонной ночи и тяжелых дум. В глаза словно песка насыпали, а мозг напоминал вату — любая попытка к размышлениям оборачивалась головной болью. Разум отказывался работать, сообщая об усталости.
Даже подушка, до этого ощущающаяся как камень, притягивала к себе взгляд, соблазняя пуховой периной и белоснежной наволочкой. Дима с трудом оторвался и сонно посмотрел на жену, что вытирала вафельным полотенцем кухонную посуду.
— Ничего я не придумал, — буркнул он себе под нос. Подошел к мойке, налил воды в граненый стакан и залпом выпил. — Фу-у-ух… — спасительный глоток опустился по разгоряченному пищеводу, уничтожая неприятную сухость во рту и принося облегчающую прохладу.
— И ты будешь сидеть и ничего не делать?
— Я поеду в Хойники. Переночую в гостинице, а потом, если на месте все не разузнаю, отправлюсь в Чернобыль. — Дима с трудом вынес испепеляющий взгляд жены и, вернув посуду на место, ушел в комнату, где вытащил из шифоньера дорожную сумку, побросал в нее пару вещей и устало протер глаза, вытянувшись, словно струна, на весь дом зевая.
***
За день до описываемых в одиннадцатой главе событий.
— Какого хрена вы творите?! — трубка в его руке нагрелась до предела, обжигая ладонь своей пылающей поверхностью. Телефон грозил подняться в воздух и рассыпаться на тысячи осколков, не выдержав сквернословия мужчины. — У вас произошла авария, тысячи людей подвергаются радиации, а вы ведете себя как олухи! Секретари, мать вашу, правители!
— Дима, мы сами не в курсе, что именно там произошло! — извинился собеседник на другом конце провода. — Я сотню раз звонил на станцию, но никто не поднял трубку. Несколько минут назад мне доложили, что жителей Припяти эвакуировали, а насчет поселений вокруг ничего неизвестно. Самое ближайшее из них — Копачи, они рядом со станцией. Если бы я мог повлиять на тамошних властителей…
— Ладно, я сам приеду. Ждите.
***
— Интересно, — Валерий, откинувшись на спинку стула, выдыхал табачный дым из ноздрей, с облегчением вытянув ноги. Рубашка взмокла и, прилипая, вычерчивала плотную, как у Атланта, грудь, — как долго будет наше начальство дурачить людей?
— Это ты о чем? — Щербина оценивающе поглядывал на ученого.
— Я просмотрел все газеты, — нащупав на столе очки, Валера водрузил их на нос и, взяв с полки журналы из плотной коричневой бумаги, принялся их пролистывать, зажав губами дымящуюся сигарету, — и не нашел ни одной заметки об аварии. Они что, решили все скрыть, чтобы и дальше людей мучить? Или боятся, что западные спецслужбы начнут нас в чем-то обвинять?
— Ты не поверишь, но я понятия не имею. Прошло двое суток, мы успели эвакуировать население Припяти, но вот ликвидировать пожар в самом реакторе до сих пор не можем. Я сообщил Горбачеву о том, что происходит, и, честно говоря, он недоволен нашей работой. Люди ему и так-то не особо рады, а если просочится информация о происходящем…
— Черт… — Валера отбросил газету на пол и впился взглядом в потолок. Застыв словно статуя, он сверлил мутно-белый фон над головой, пытаясь отыскать нужные слова. — Понимаешь, Борис, скрывать дальше уже просто смешно. Чем дольше мы с этим тянем, тем больше будет претензий и слухов. Ты, как партийный чиновник, должен это понимать.
— Хорошо. — Борис буравил ученого взглядом, решая, стоит ли прислушиваться к его словам или лучше проигнорировать. — Я договорюсь с генеральным секретарем и распоряжусь, чтобы эту новость опубликовали в газете. Но мы не будем выкладывать все подробности сразу, так как не владеем всей ситуацией. И еще, я бы хотел вернуться к вчерашней истории.
— Ты про девочку? — Валерий широко распахнул веки, будто его больно укололи за бок. — А что здесь обсуждать? Девочка действительно потерялась, и нужно немедленно отыскать её родителей. Они уже наверняка объявили ее в розыск.
Щербина лишь покачал головой и молча вернулся к своим делам, уткнувшись носом в столешницу, заполненную бумагами.