Марина вернулась домой поздно ночью, прикрыла входную дверь и сползла по стенке на холодный пол. Уткнулась носом в обнаженные колени — подол платья задрался, демонстрируя стройные ноги. Какое-то время она прислушивалась к тишине, а потом начала громко смеяться. Звонкий смех разбил гробовую тишину. Сумочка полетела в одну сторону, сандалии в другую.
Лето выдалось жарким. Нет ни единого намека на облако. Солнце распалялось со всей силы, обжигая кожу прохожих, щеголявших в купальниках по городу. Марину жара не смущала — занятая своими мыслями она бегала по городу, заглядывала в кабинеты нужных людей, получала “нет!” и снова уходила ни с чем. Она убрала руки с лица и, приложив силы, оперлась на стену, рядом с которой находилась ванная. У нее не было желания отдохнуть, набрать пены в воду и заснуть, желательно до утра.
— Так что же, вы не найдете моих детей?! Я очень сильно волнуюсь, место себе не нахожу! Прошло уже целых пять лет, я не знаю, что с ними, как они живут! Наконец-то найти своего мужа, который наврал моим детям, что я погибла в Чернобыле! Вы и это считаете справедливым?
Милиционеры только и делали, что разводили руками.:
— Мы пока рассматриваем ваше заявление. Как только что-то прояснится, мы сразу же вам сообщим.
“Мне нужно самой разобраться, в чем дело…”
Прошло уже пять лет с той поры, когда они, молодые и красивые шли на схватку с радиацией. Она многих погубила. Марина почувствовала мурашки на гладкой коже, когда воспоминания появлялись одно за другим: молодые ребята, почти такие же, как она, вернувшись домой, остались ни с чем. Некоторых даже на порог не подпускали, оставляя ночевать на холоде, одинокой зимней ночью.
…— Мой муж рассказывал мне об одном инциденте, который произошел у него в штабе. Один из новоприбывших, молоденький солдат, внезапно умер. Остановка сердце. Так в справке о смерти написано. Несчастный случай. Сердце не выдержало. И такого, как было в Чернобыле, везде и вокруг. Новоприбывшие убывают в гробу, а старшие схватывают максимальную дозу и начинают болеть еще сильнее.
— Но мы же знали, на что подписываемся. Кто теперь виноват-то?
Марина вытащила зажигалку, щелкнула ею пару раз и поднесла маленький огонек к сигарете.
— Вот именно — никто!
— Зато нас щедро поблагорят…
— Ты здесь из-за денег?!
Марина покрутила головой:
— Нет. Я же солдат, выполняю свою работу. Просто нас каждый день соблазняют деньгами. А разве они способны исправить то, что разрушила эта станция, принеся с собой беды и несчастья?
— Но не все же так потеряно…
…Марина выплыла из своих воспоминаний. Она прошла на кухню, налила в обычный железный, разрисованный своеобразными узорами, чайник и повернула кнопку в левую сторону. Спираль нехотя отреагировала, затем начала нагреваться. В холодильнике царила идеальная пустота.
Видимо, Паша вынес все, что бабушка завещала ей и ее двум детям. Хорошо, что хоть дом остался на месте. Он находился в деревне, в нескольких километрах от Харькова. Пришлось ехать длинными путями, проезжая мимо заполненных людьми улиц. Марина взмокла, ей хотелось раздеться и упасть на постель, чувствуя, как приятная прохлада остывает разгоряченную от жары кожу.
— Отдыхаешь?
Марина резко распахнула веки. Перед ней стояла высокая девица с длинными черными волосами с переливающимися на солнце прядями. Незнакомка щеголяла раздетая, были прикрыты лишь самые интимные места. Она отошла подальше от Марины и провела рукой по столу, будто собирает хлебные крошки в ладонь.
— Кто ты…?
Глаза цвета мартовского неба засияли. На бледном лице появилась кривая усмешка.
— Я вполне обычный человек. — Незнакомка демонстративно сложила руки на груди. — Вот только принимать меня не хотят. Что я им такого сделала? Я всего лишь одна из них, не более.
Марина поморщилась и, отвернувшись, прихватив тряпку, перенесла свистящий чайник на небольшой столик рядом с мебельным гарнитуром.
— И что ты хочешь от меня? — она уже смирилась с приходом сумасшедшей девицы. Ее волновали совсем другие заботы.
— Я хочу заключить с тобой сделку.
— Не поняла…
— Я в курсе твоих проблем, — незнакомка начала медленно подходить к Марине, сверля ее взглядом. Среди пронзительной синевы блестели огоньки злорадства, — ты ведь ищешь своих детей, да? Ни милиция, ни государство тебе не помогли. Твой муж обставил все так, как будто тебя больше нет. — Девица щелкнула пальцами. — Исчезла, растворилась! А я знаю, где твои дети, поэтому я хочу заключить с тобой сделку. Ты победишь меня, а я отдам твоих детей. Ну, что скажешь?
Марина молча вытерла кухонный стол, слегка задев плечом незванную гостью. В голове крутились разные мысли. Лишь один вопрос ее мучил: как эта девица нашла ее дом, что она здесь делает — паранормальные байки мало кого заинтересуют — и кто она вообще такая. Марина отбросила мокрую тряпку и в очередной раз повернулась к незнакомке. Та терпеливо ожидала ответа, поджимая губы.
— Единственный вопрос, — Марина выдержала настоящую драматическую паузу, — даже два. Во-первых, я тебя толком не знаю — кто ты, что ты и зачем вообще пришла в мой дом. А во-вторых… если я соглашусь, то где гарантия, что ты меня не обведешь вокруг пальца? Кто знает, какие тараканы у тебя в голове.
— Ты самый сильный человек. Мне как раз такой и нужен. Я хочу расшевелить человечество, заставить его страдать, как я страдала. Глаз за глаз, зуб за зуб, все по-честному. Но и у тебя есть в этом заинтересованность: твои дети. Я же говорю, обычные люди тут вряд ли помогут. Они самые ленивые существа из всех, кого я видела. Каждый трясется о своей шкуре. И я бы не пришла к тебе домой, чтобы наврать. Я тебе, как самый честный член этого общества, предлагаю заключить со мной сделку, в конце которой ты получишь своих детей.
Меня все называют Кошмаром. Я то создание, что приносит смерть невинным людям. Чтобы не умереть, мне приходится писаться чужим негативом — страх, отчаяние, уныние и боль. Столько людей погибло только чтобы я сама не умерла. Ты думаешь, что это приносит мне удовольствие, истинное наслаждение, как секс? Нет. Я устала, но отказаться от подобного не могу. Ты можешь мне не верить, твое право. У тебя есть два выбора: либо согласиться, либо отказаться. В случае последнего ты никогда не отыщешь своих детей.
Я больше не хочу страдать, но и остановиться не могу.
Марина внимательно выслушала девицу и сложила руки на груди:
— А я ведь тебя помню. Еще тогда, в Чернобыле, ты не давала мне покоя, да и другим людям тоже. Мы вынуждены были ходить с автоматами, лишь бы на нас никто не накинулся. А теперь ты находишь меня здесь, в Харькове. Неужели ты решила стать хорошей девочкой и слушаться старших?
Кошмар осмотрелась, а потом снова вонзила взгляд в нахмуренную девушку.
— Ничего подобного. Ты остановила радиацию, значит, остановишь и меня. И не забывай — дети. Они наверняка скучают по своей маме, даже если она официально мертва. В твоих глазах отчаяние. Ты унываешь из-за неудач. Твое тело начнет страдать так же, как и душа. Неужели тебе не хочется облегчить свою душу, перестать терзаться и пожить, наконец-то, счастливой жизнью?
…Не прошло и полгода со дня возвращения в родные места, Марина с каждым днем чувствовала себя все хуже и хуже: голос внезапно сел, из-за чего ей приходилось разговаривать шепотом, постоянное першение в горле, боль в шее и горле — как раскаленное железо — и сухой кашель. Марина подумала, что простыла, хотя уличный градусник показывал плюс тридцать. Чем дальше, тем хуже становилось собственное самочувствие. Не выдержав, она переоделась и, прихватив сумочку с документами, направилась к ближайшей остановке.
Про радиологическое отделение она знала давно, еще с тех времен, когда ее вместе с остальными сослуживцами отправили спасать планету от последствий крупной техногенной катастрофы. Возвращающиеся из Чернобыля через месяц оказывались в больничной койке, под наблюдением строгой заведующей с мелкими кудряшками и бледно-голубом халате.
Когда белая машина с желтой “шапочкой” на крыше притормозила, Марина дернула за ручку и вышла из автомобиля, громко хлопнув дверцей. Поправила съехавшую юбку, сняла кардиган, повесила его на руку и пошла в сторону Красной площади. Поезд из Харькова до Москвы отправился ранним утром. Предстояло провести тринадцать часов в купе, в полном одиночестве. За окном пролетали деревья, сосны и брошенные разбитые домики.
Ей любезно принесли чай. Пришлось заплатить, чтобы к ней никого не подселяли. Повернувшись к окну, она всмотрелась в свое отражение, примечая грустные глаза и тусклый цвет волос, ее руки в сплошных розовых пятнах, да и в целом болезненный вид. Марина не заметила, как впала в отчаяние. Милиционеры не смогли обнаружить ее детей, а потом и вовсе махнули на это рукой.
“Нужно договариваться с мужем. Вы с ним как-нибудь свяжитесь, может, он скажет, где находятся ваши дети”
А тут еще и здоровье!
Эти тринадцать часов пролетели как одна минута. Марина не смогла заснуть, переворачиваясь с боку на бок. Стук колес действовал успокаивающе, но стоило лишь прикрыть веки, как перед глазами появлялась тщедушная картинка из недавнего прошлого. Зачем, спрашивается, она туда поехала? Неужто ли они сами бы не смогли во всем разобраться?
“Долг зовет…”
Бабушка умерла, не дожив до возвращения внучки. Муж уехал, забрал детей и не оставил ни одной записки, в которой бы он объяснил свое поведение. На заднем дворике Марина нашла ключ, отперла им дверь и вошла внутрь, вдохнув воздуха, полного грязи и пыли. Нащупав выключатель, она включила верхний свет. Лучше на время остаться здесь, пока все не наладится.
Марина не могла поверить своим глазам: у стен Кремля разбился серый палаточный городок. Возле гостиницы “России” народу было ничуть не меньше — люди заполонили вход и выход, кричали, размахивали руками и грозились поджечь здание, если их немедленно не впустят. Стоял шум и гам, поэтому Марине пришлось ретироваться с площади в сторону автобусной остановки.
Дорога до шестой больницы не составила никакого труда. Марина вспомнила, каким взглядом сопровождали сидящие в автобусе люди, заметив странную нашивку на рукаве армейской куртки. На нем был застегнут подаренный значок в качестве заслуги перед Отечеством. Уже будучи дома, Марина, оставшись наедине со своими мыслями и горькими слезами, ревела, не стесняясь никого, даже саму себя. Вокруг царила невыносимая пустота. Все, что было нажито нечеловеческим трудом, кануло в лету.
Она разбросала все свои старые вещи, разорвала голыми руками, прошлась по ним ногами и, выбросив ножницы, горько разрыдалась.
“Зачем я туда поехала?!”
На первом этаже здания сидели обычные люди. Марина позавидовала им — у них нет таких проблем, как у нее самой. Присела на деревянную лавочку. Горло не переставало першить, причиняя адский дискомфорт. Через пару минут она вскочила и принялась расхаживать по коридору, в тщетных попытках унять боль.
Через час ее позвали наверх.
…Она открыла глаза и пустым взором уставилась на потолок. Царила гробовая тишина. За плотным стеклом не раздавалось ни звука. Марина перевернулась на бок и заметила яркие, алые, сочные бутоны, свисающие над потертой поверхностью тумбочки. Лепестки роз усеяли пол. Судя по засохшим краям, цветы стояли в палате уже давно. Кто-то принес их сюда, пока она пребывала без сознания. Опершись локтем в пуховую перину, Марина осмотрелась. В небольшой комнате никого, кроме нее, не было. Соседняя постель зияла своей чистотой и аккуратностью.
— С возвращением! — Марина вздрогнула и, обернувшись, заметила Сергея, того самого командира радиационного взвода, что был все то время с ней в Чернобыле.
Она нахмурилась и пристально всмотрелась в незваного гостя.
— Вы мне не рады? — как всегда, он отреагировал в шутливой форме.
— Что я здесь делаю? Что случилось? Почему я в палате, а не у себя дома? — ее голос заметно охрип и сел.
— Тебя перенесли сюда, когда ты хлопнулась в обморок. Вот уж не думал, что у тебя такая нежная психика. А вела ты себя как, помнишь? Боевая подруга — и в обмороке!..
— Мне не до шуток. — Марина фыркнула и, отвернувшись, прилегла на живот.
— Что случилось-то у тебя?
— Мои дети… они пропали! Их уже который год не могут найти!..
— А муж что?
— Он исчез вместе с ними!
— А бабуля что?
— Умерла, пока я торчала в Чернобыле.
Тут она резко присела, поджав под себя ноги:
— Вот ты мне скажи, — обращаясь к Сергею, — за что нам это все? Какого хрена мы торчали там, рисковали своими жизнями, чтобы с нами так, как с нелюдьми — попользоваться и выбросить? Мы же теперь кто? Прокаженные! Заразные! А мы их всех спасали! И что теперь? Одиночество?!
Сергея смотрел на нее словно на обезумевшую.
— О-о-ох! Ну тебя!.. — Марина выругалась себе под нос и рухнула на постель, впившись взглядом в потолок. — Я так и думала, ни черта ты не поймешь…
— Почему же? Пойму. — Мужчина подошел к небольшому столику, налил кипятка в небольшую кружку и протянул ее Марине. — У самого было такое состояние. Мама меня всего затюкала, боялась за внучку, а по факту я спас и ее, и дочку от смертельной угрозы. — Он устроился на стуле и оперся спиной об стенку. — Я бы не поехал туда, если бы не присяга. У нас с тобой не было другого выхода. Да и кто знал, что твой муж так отреагирует? Сопляк он, а не мужик.
— Ты бы тоже бросил свою бабу, если бы узнал, где ей довелось побывать!..
— Она меня и так бросила, еще до всей этой чертовщины. — Сергей пожал плечами. — Нашла другого. Со мной общего языка не нашла, так что… Ладно. — Он поболтал остатки чая на донышке кружки и, осушив ее, вернул на место, на тумбочку, что стояла рядом.
— У меня рак щитовидки, — помолчав немного, произнесла Марина.
— Поздравляю.
— Я смирилась с этим. Жить все равно не имеет смысла. Моих детей нет, так что…
— Пойдешь на кладбище? Отвратительная затея, я тебе скажу.
— А что мне еще делать?! Жить с мыслью, что моих детей, возможно, воспитывает другая тетка?
Сергей пожал плечами:
— Искать своих детей дальше, вот и все.
— Как?!
— Своими силами. Раз уж милиция не помогла…
Марина прищурилась:
— А ты чего здесь делаешь? Пришел старую подругу навестить?
— А ты против?
Она фыркнула, отвернулась и спустя время ответила:
— Нет, не против.
— Твой муж все равно к тебе не придет. А помнишь, как ты его защищала, а? “Он у меня не такой!” А в итоге что? Ты здесь, а он где-то далеко, в другой галактике…
— Прям уж, в другой галактике!..
— Тебе назначили операцию. Опухоль вырежут, будешь жить как ни в чем не бывало.
— Только ради чего, ради чего?!
— Ради себя.
— Мне нужны мои дети!
— Ищи. Сама ищи.
…Марина подняла глаза и посмотрела на девицу с длинными темными волосами, на лице которой играла усмешка:
— Ты столько прошла, чтобы отыскать правду. Неужели ты готова сдаться, потому что силы человеческие оказались неравны? Я предлагаю тебе сделку: ты победишь меня как победила когда-то радиацию, а взамен получишь своих детей. Я дам тебе адрес, где они находятся. Все честно.
— А где гарантии, что ты меня не проведешь?
— В первую очередь, это нужно мне самой. Что? — в пронзительно-синих глазах заиграли огоньки удивления, натолкнувшись на недоумение. — Ты ожидала услышать другое? Я всегда думала, думаю и буду думать только о себе. Человек способен выжить только в одиночку. То, что я увидела, — Кошмар, склонившись, сложила молитвенно руки и прошла сквозь пелены тумана у своих ног, из-за которого показались изможденные от непосильной нагрузки люди в армейской форме, — тогда, летом восемьдесят шестого, является редким исключением. Если бы люди могли бежать на другие планеты, они бы это сделали. Но Земля, она одна, среди неживых планет, она одна, где человек каждый день гадит самому себе, ставит самого себя в опасное положение, отдает почести богу и живет как в последний раз.
Но давай не будем затягивать неизбежное. То, что произошло тогда, несколько лет назад, было наказанием вам, людям, за самоуверенность и самолюбие. Каждый ответит по делам своим. У каждого свой грех, который он хранит под семью замками, чтобы никто не увидел, никто о нем не узнал. — Кошмар взмахнула рукой, и небольшая комната погрузилась в темноту. Мрак полностью заполнил собою помещение, закрывая углы и мелкие детали и заставляя глаза привыкнуть. Марина прищурилась, пытаясь высмотреть тонкую девичью фигуру в обтягивающем купальнике и с длинными, цвета воронова крыла, волосами. — Отыщи выход. Найди того, кто нуждается в тебе больше всего. И запомни: ты должна меня победить… честным путем, пусть я сильнее и хитрее любого в сто раз. Мне нужны чужие страдания, без них я умру.
И голос, кажущийся со стороны незнакомым и одновременно притягательным, исчез, растворился среди мрачной пелены. Раздался тихий, на самой грани восприятия, всплеск, и каблук полностью скрылся под водой. Брючины намокли, оставляя серый и неприятный на ощупь след. Марина осторожно двинулась вперед, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к посторонним звукам, раздающимся то тут, то там, заставляя вздрагивать и останавливаться.
“Что я должна сделать?”
Темнота пугала. Сквозь мрачный коридор пронесся чей-то пронзительный визг, а затем — все стихло. Хлюпала вода под ногами. Обостренный слух поймал едва доносящийся шум прибоя. Во тьме было сложно ориентироваться, но со временем глаза привыкли. Инстинкт самосохранения отошел на задний план, когда бояться невиданных существ, прячущихся во мраке, стало глупо. Стук сердца заглушал, не давал прислушиваться, от него болела голова, хотелось кричать, зажимать уши руками и бежать, бежать, искать спасительный свет в конце тоннеля.
— Я знаю, ты ищешь своих детей. Ты потратила не один год своей жизни, пытаясь отыскать их. Ты — мать, которая заботится и любит своих детей, какими бы они не были. Плохие, больные, маленькие, беспомощные, у тебя есть те чувства, которых у большинства отсутствуют ввиду их образа жизни. Знаешь ли ты, что чувствуешь ребенок, когда видит отсутствие любви в глазах матери? Насколько беспомощно чувствует себя дитя, когда от него отрекается его мать? Сколько боли и обиды чувствует ребенок, брошенный собственными родителями?
Марина промолчала, продолжая идти вперед. Она ускорила шаг, пытаясь во тьме отыскать выход, лишь изредка прислушиваясь к раскату чьего-то голоса, продолжающего твердить:
— Я плачу. Я сидела во тьме и плакала беспрестанно. Я умоляла бога о спасении, я хотела умереть, дабы не чувствовать той боли, которая сковывала все мое тело. Эти два года казались целой вечностью. А оно работало над моей головой, оно готово было раздавить меня, превратить мои хрупкие кости в фарш, и это было мучительно…
— Что ты от меня хочешь?! — не выдержала Марина.
— Чтобы ты почувствовала то же, что и я! Я хочу быть побежденной, хочу вернуться в свое лоно и больше никогда его не покидать!
Когда в конце коридора открылась таинственная дверь, заливая тьму ярким и одновременно мягким светом, Марина, ни на секунду не раздумывая, бросилась вперед. Она выпрыгнула из темноты и судорожно заозиралась, осматривая круглые, полупустые, столики, барную стойку, залитую солнечными лучами, приоткрытую стеклянную дверь и нескольких людей, бредущих куда-то.
Взгляд упал на одиноко сидящего мужчину, глушащего виски.
Марина разглядела в нем своего знакомого и охнула.