— Нужно немедленно отправляться в Припять! Если мы ее сейчас же не остановим, будут еще невинные жертвы!
…Автобус до Припяти отправлялся в семь тридцать по Москве. Перед началом очередной траурной процессии — каждый год справляли годовщину произошедшей в восемьдесят шестом трагедии, — бывших жителей города привозили в Чернобыль, проведать былые места. В подобные дни не обходилось без излишнего драматизма: мужчины пускали скупую слезу, а женщины устраивали настоящую истерику.
Детей в Зону не пускали.
ЛиАЗ-677 въехал на мост примерно в семь ноль-ноль. Желтый автобус был переполнен желающими проведать свои оставленные дома, теплицы и гаражи, успевшие за приличное время порасти мхом и мелкими кустарниками. Из асфальта показывались маленькие деревца, но в общих чертах Припять еще имела приличный человеческий вид: дороги оставались целыми и невредимыми, здания стояли белоснежные, с яркими надписями и с плакатами, которые кое-где уже были кем-то сорваны. Но при этом, кроме заброшенности и покинутости, возникало чувство тревоги, нарастающей, слегка сладковатой, отдававшей мазохизмом, предвещавшей нечто страшное и неминуемое.
Контрольный пропускной пункт, находившийся на въезде в Припять, дружелюбно распахнул ворота, перед этим подняв шлагбаум, раскрашенный в яркие бело-красные полосочки. Солдат, что находился на дежурстве в тот день, отдал честь и отошел в сторону, пропуская вперед ярко-желтый автобус. Тот медленно двинулся вперед, просигналив ядовито-оранжевыми фарами.
Обломки ЛиАЗа разбросало по всей округе. Дым поднялся высоко над городом, поглощая небо вместе с редкими белесыми облаками. Солнце куда-то пропало, а затем яркими лучами пронзило серую едкую завесу. Огонь можно было увидеть издалека, от всполохов пламени пострадали ближайшие пустующие здания. Молния взялась из ниоткуда, ударила в корпус автобуса, превратив сидевших в нем людей в остовы из человеческих костей.
— Что случилось?! — когда Саша заметил столб пламени и клубы едкого дыма, у него перехватило дыхание.
— Молния ударила в автобус!
— Что?! Какая молния?!
— Я говорю, молния, простая, обыкновенная, ударила в автобус! — перекрикивая шум воды из шлангов, которыми пытались потушить то, что осталось от несчастного транспорта, сказал солдат, что стоял у ворот контрольно-пропускного пункта. — Я стоял вот здесь, — парень указал на шлагбаум, — когда это произошло! Я не успел ничего предпринять, автобус сразу же вспыхнул…!
“Молния…”
Александр посмотрел на небо. Бросил взгляд на переполошенных солдат. С его губ слетело едва слышное:
— Это опять она…
…В ночь на день годовщины ему снова пришлось выйти на службу. Он пил, не переставая, крепкий кофе, листал какие-то книги, бродил по темным коридорам станции, и все боялся заснуть. В этом месте нельзя было спать. Везде мерещились мрачные силуэты, слышались едва доносящиеся голоса, среди бессонной пелены возникал образ маленькой девочки в школьной форме. Она приходила сюда пару раз. Никто из работавших здесь людей не смел ей перечил — малышку в жутком домотканном свитере и потрепанном джинсовом комбинезоне боялись все. Девятилетняя школьница с длинными кудрявыми волосами, напоминавшими пружинки, приходила на станцию как к себе домой: пила горячий чай, воровала булочки, а потом спокойненько уходила, заставляя присутствующих тяжело выдохнуть.
— Как вы ее до сих пор здесь терпите?
Саша закурил сигарету, двумя пальцами поднес ее ко рту, затянулся и, сбросив пепел на зеленую траву у своих ног, произнес:
— Молча. А что ты предлагаешь? В детдом мы ее отдавали, в газеты объявления писали. Толку…
— А вы сами что здесь забыли?
Он снова затянулся, держа автомат наперевес:
— Вас от нее охраняю.
— Все готово, можем идти!
…Алина сидела на крыше одного из зданий и пристальным взглядом наблюдала за происходящим внизу: вдоль опустевшей дороги шли люди в белых одеяниях, с натянутыми на головы капюшонами, с вытянутыми вперед руками, в которых сияли маленькие огоньки. Среди процессии промелькнул человек с позолоченным большим крестом. Позади тянулись колонны уже с черными, до пола, рясами, мрачные фигуры с поджатыми губами, молчаливые, величественные и одновременно пугающие.
Девочка опустила сложенные руки на острые колени и вновь бросила грустный взгляд на идущих внизу людей. В пронзительных синих глазах заблестели капельки слез. Покатились по щекам, оставляя мокрый след. Алина зашмыгала носом, быстрым движением вытирая слезы. Вдоль линии горизонта одиноко горели маленькие огоньки — начиная от яркого, ядовито-оранжевого, и заканчивая алым, красным, бордовым, быстро переливающимся светом. Сияла атомная станция, находящаяся где-то далеко, впереди брошенных людьми зданий.
В последнее время ей часто снился отец — все такой же радостный, с двумя глубокими морщинами вдоль лба, в толстых очках, с туго завязанным галстуком, и молчаливый. Губы были плотно прижаты, а в глазах царила такая тоска, что малышка невольно начинала плакать, когда просыпалась. Она спала на голом бетоне. Длинные спутанные, цвета воронова крыла, волосы свисали с карниза. Ветер игрался с тяжелыми прядями, а затем обнимал маленькое тельце в потрепанном от времени свитере. Слезы капали, оставляя серый след.
“Отец…”
В голове все еще крутились воспоминания: серая больничная палата, побледневший от переживаний отец, выстроенная у дверей охрана, которую она разбросала одним взмахом руки, применив необычные сверхспособности.
— Солнышко, ты не должна никому показывать своих способностей! — говорил он, когда они оставались наедине в его кабинете. Замечая недоумение в блестящих от слез синих глаз, отец вставал перед ней на колени и, обхватив руками тоненькие плечи, тихим голосом продолжал: — Я знаю, почему ты не можешь говорить. Ты сказала об этом во сне, ты приходила ко мне во сне и говорила о ней… о своем кошмаре. Кошмар забрала твой голос, и теперь я, или кто-то другой, должен его, тебе, вернуть обратно. Иначе ты никогда не сможешь говорить.
Она открывала и закрывала рот, когда отца снимали с люстры. Как ей хотелось кричать, когда крепкий мужчина развязал веревку на шее ее самого близкого человека! Но из сдавленного горла вырывались немые звуки. Во взгляде глубоких, цвета мартовского неба, глаз метались сотни молний, готовых вырваться наружу. Она бы убила их всех, кто посмел дотронуться до тела отца!..
“Папа, зачем ты оставил меня?..”
Снизу доносились какие-то песни. Жалостливые. Монотонные. Тысячи одинаковых голосов — мужских и женских. Она не различала их. Ветер разносил грустное и одновременно унылое пение на многие километры вдаль. Алина раздраженно вытерла рукавом свитера набежавшие слезы и принюхалась: в воздухе появился особый запах. Тот самый, возникший в апреле восемьдесят шестого, когда каким-то чудом ей удалось выбраться из злополучного реактора.
…— У нас есть приказ немедленно действовать! Мы сейчас же отправимся в город, отыщем девчонку и ликвидируем ее как особо опасный объект! И плевать мне, что ее охраняет сам московский Следственный комитет!
— Не охраняет! Они разбираются в причинах произошедшей аварии!
— Они уже который год разбираются…!
— Они не могут найти главного виновника!
— Они просто решили переложить ответственность на вас, а вы ведетесь! Можете и дальше ждать их распоряжений, если вам жить надоело…
Саша раздраженно бросил сигарету на землю и, наградив собеседника злым взглядом, направился к выходу из здания.
— Я слышал, вы когда-то здесь работали…
— Кто вам сказал такую глупость?
— Я просто слышал и все.
— Я разве похож на атомщика? — Александр развернулся и в упор посмотрел на своего спутника.
Тот смутился:
— Нет, что вы! Я не хотел вас обидеть! Просто слухи…
— Это глупые дурацкие никчемные слухи! И прекратите трындеть почем зря! Вас уже энергоблок заждался…
— Эй, ты где пропадаешь? Наши уже в Припяти ждут! — его встретил молодой мужчина, облаченный в форму, бронежилет и армейские сапоги. На кожаном тонком ремешке висел автомат, готовый выстрелить. Пальцы в черных перчатках непрестанно разминались. Смуглое лицо закрывала темного цвета маска, а на голове красовался простенький противогаз.
— Заболтался. Извини.
— Серый, тебя уже все ждут! Никто не хочет оставаться наедине с этой бестией!
— Да иду я, иду!
— Маленькая маньячка возомнила себя Господом Богом и мочит всех, кто попадет ей под руку. Рано или поздно она устроит новую катастрофу, тогда нас никто не спасет. Неужели ее нельзя застрелить?
Саша надвинул противогаз на лицо и щелкнул пальцами.
— Идемте! Без единого шума, ясно?
Тоненький лучик прорезал царившую в пустующих зданиях темноту. Под ногами хрустели мелкие осколки стекла. В воздухе висели едва заметные пылинки. На полу валялись сломанные и разбросанные кем-то старые советские противогазы. Куклы с выколотыми глазами заставляли испуганно шарахаться. От скрипа прогнивших от проливных дождей половиц начинало бешено заходить сердце, грозя выпрыгнуть из груди. Было тяжело дышать, кожа на лице нестерпимо чесалась, но Саша вместе со своими бойцами медленно двигались вперед, прислушиваясь к подозрительным звукам.
— Ха-ха…
Мужчины дружно вздрогнули, вскинув стволы в царившую вокруг них пустоту. Что-то упало, покатилось по полу, а затем все стихло. Раздался топот над головой, и Александр инстинктивно направил прицел в потолок. Удары заходящего от испуга сердца заглушали остальные звуки, мешая прислушиваться к окружению. Бойцы вопросительно переглянулись. Саша показал жестом не делать лишних движений, стараясь уловить чье-то невидимое передвижение на самой грани восприятия. Затем приказал двигаться вперед, стараясь не отставать от группы.
Алина спрятала ухмылку в уголках губ. По ту сторону можно было разглядеть все: реальность превратилась в черно-белую картинку как в старом кино. Среди помех мелькали темные силуэты, один из которых держал фонарик, пытаясь рассмотреть во мраке утонченную фигурку с длинными, цвета воронова крыла, волосами. Выпущенная молния поразила одного из солдат, затем второго, отбрасывая крепких мужчин в разные стороны. Один умер мгновенно — электрическая нить прошла насквозь и задела сердце. Второй в ужасе уползал прочь.
Всполохи мрака обвивали маленькую фигурку. Когда последний темный лоскут растворился в щелях деревянного пола, появившаяся из ниоткуда девочка быстрыми шагами настигла бойца и вырубила его одним ударом молнии. Услышав за спиной шорохи, резко обернулась и ядовито улыбнулась, заметив прицеленный ствол, готовый выпустить автоматную очередь.
— Почему ты это делаешь? В чем виноваты те, кого ты убиваешь? Что ты за демон, в конце концов?! — прокричал Саша, и, ни секунды не думая, выпустил в девочку весь магазин.
Алина снова усмехнулась. Хлопнула в ладоши и заметалась так быстро, что пули, казалось, пролетали насквозь, ни разу ее не поранив. В хрупких пальцах материализовалась стрела, и одним взмахом девочка ударила разъяренного мужчину, затем еще и еще, не переставая двигаться из стороны в сторону. Она ликовала, замечая, что противник ничем ей не может ответить.
Из глубокой раны сочилась алая кровь. Саша упал на одно колено, прижимая руками шрамы. Перед глазами все помутнело, и мужчина, не выдержав адской боли, рухнул на землю, мысленно готовясь к смерти. Он увидел восторженное личико маленькой негодницы и блестящую стрелу, что грозилась порвать тонкую линию жизни. Стоило девочке занести руку, как внезапная пуля пролетела через хрупкое запястье, заставляя отступить. Сквозь рукав пропиталась темно-бордовая липкая жидкость, крупными каплями падая на дощатый пол.
Бледное личико украсила кривая усмешка.
— Ты только не умирай, хорошо? — сквозь пелену Александр разглядел испуганное лицо молодой женщины с длинными светлыми волосами. — Я донесу тебя куда нужно, только не умирай, умоляю!..
Саша слабо улыбнулся. И вырубился.