- Внимание!
Все как один смотрят только перед собой. Наш капельмейстер поднимает палочку, и только он взмахнет ею, строй колыхнется под музыку и пойдет вперед.
Цыганенок Петька уже шепчет слова: "Вперед, заре навстречу..."
Заведующий выслушивает короткий рапорт командира колонны, прошлогоднего отличника, говорит добрые пожелания, машет рукой, и колонна с песней трогается с места.
- А все-таки в колонии ничего, интересно, - говорит Петька.
- Хорошо, - подтверждаю я.
- Чего? Чего? - спрашивает Володя.
- Я говорю - хорошо.
- А бежать отсюда не думаешь?
- Нет. А ты?
- Я? Конечно, нет.
Проходя мимо заведующего, я услышал зов:
- Ванятка, басурманчик мой!
За этим зовом раздался голос Василия Ивановича:
- Остужев!
Этот крик вырывает меня из рядов, и я оказываюсь в объятиях толстой женщины. Кто же она? Моя тетка Матрена, жена дяди Гордея.
- Сыночек ты мой ненаглядный, ангелочек мой! - причитает она.
Когда колонна скрылась за углом дома, Василий Иванович привел нас с тетей Матреной в свой кабинет, вызвал всех воспитателей и в присутствии их сказал мне:
- Вот какое дело, Остужев. Тетя твоя, Матрена Павловна, приехала за тобой, хочет увезти тебя в деревню. Как ты смотришь на это?
Я молчал.
- Не торопись с ответом, хорошенько подумай, - говорил заведующий. - Если у тебя появится желание уехать, поперек дороги не встанем. Захочешь остаться - пожалуйста, киви в колонии. В общем, хорошенько подумай. Еще раз говорю: не торопись с решением.
- Господи, что там еще думать, пусть собирается и едет, сказала тетя Матрена. - Чай, его берут не лиходеи какие, родня кровная.
- Это все ясно, - проговорил заведующий. - Но иногда не мешает и подумать.
Воспитатели стали расспрашивать тетю, как она живет и как буду жить я.
- Вы уж, милые, не сумлевайтесь, - отвечала тетя Матрена, - мы его не обидим. Муж у меня непьющий, детей не имеем, он у нас будет жить как за родного. На рученьках его носить будем, дыханием своим согревать.
- Этого как раз и не надо делать, - сказал заведующий, баловство пользы не принесет. А сейчас отпустим его гулять. Я думаю, денька через два-три он сам скажет свое решение. А вы, Матрена Павловна, пока погостите у нас.
- Ой, милые мои, - завопила тетя Матрена, - у меня ведь дома осталось хозяйство без присмотра!
Но Василий Иванович только развел руками, мол, такое дело сразу решить нельзя.
От разных дум у меня раскалывается голова. Что делать? Очень не хочется отсюда уезжать. Привык я здесь, и в то же время хотелось увидеть свою деревню, тетю Дуняшу. Тетя Матрена говорит, что она ждет меня.
Ох, тетя Дуняша!
Я закрываю глаза и вижу ее перед собой. Она и в школе, и на работе все время стоит перед моими глазами. Я сижу за партой.
Учитель говорит мне:
"Остужев, я диктовал: "Петя вошел в душ", а ты написал: "Тетя Дуняша".
А в мастерской инструктор замечает:
- Остужев, ты испортил шкаф. Разве можно так безбожно ширкать?
Мои друзья с тревогой глядят на меня.
- Ты не уезжай, - говорит мне Люся. - Разве здесь плохо?
А тетя Матрена говорит наоборот: в деревне лучше.
С каким нетерпением там ждут меня тетя Дуняша, дядя Гордей! Он ведь тогда не по своей воле отвез меня в город, а по приказу дедушки Паньки.
Тетя Матрена то же говорит и моим воспитателям.
Дядя Гордей хотел взять меня к себе, усыновить, а дед приказал отвезти к чужим людям, подальше от родственников, потому что я был некрещеный и вдобавок еще комиссарский сын, а дед не мог терпеть ни комиссаров, ни их детей.
"Вот каким он был", - говорила тетя Матрена воспитателям.
Я устал от таких разговоров. Мне хочется куда-нибудь забиться в угол, молчать и ни о чем не думать.
Я так и делаю, незаметно скрываюсь от ребят и от теги Матрены, захожу в какой-нибудь класс и сижу там. Но ребята меня находят везде. Петька вытаскивает из кармана несколько слипшихся конфет, подает мне, а сам облизывает пальцы.
- Бери, - говорит он, - не беспокойся, не краденое, в театре вчера купил на собственные, заработанные деньги.
После приезда тети Матрены колонисты ко мне стали проявлять особую чуткость, какую обычно проявляют к заболевшему человеку. То один мне что-нибудь сладенькое сунет в карман, то-другой. Говорят:
- Кушай, Ванятка, это тебе полезно.
Как будто конфеты или сахар им самим не полезны.
Барон Дри-чи-чи на что сладкоежка, и то один раз порцию своего сахара бросил мне в стакан.