И я рассказал ему о своей жизни в колонии, в деревне и о том, как дядя Гордей меня бросил на железнодорожной станции.
Мужчина покачал головой и снова спросил:
- А теперь куда держишь курс?
Я сначала замялся, а потом ответил: разыскиваю колонию.
- И, как видно, на дорогу у тебя нет денег. Так?
- Какие у меня деньги, я с самого места в собачьих ящиках еду.
Мужчина вытащил из кармана бумажник и положил передо мной деньги.
- Вот, - сказал он, - тут тебе хватит денег и на дорогу и на питание. Смотри только не обманывай меня.
Затем неразборчивым почерком написал какую-то бумажку и сказал:
- Как устроишься, напиши мне письмо, я буду ждать. Напишешь?
- Напишу.
- Вот и хорошо. Значит, будем знакомы. А воровством больше не занимайся. Ну, до свидания, желаю успехов.
Положив деньги в карман, я подумал:
"Ну, теперь я на море. Вот уж, наверное, ахнет этот великан, если однажды он получит письмо с фотокарточкой моряка! Я ему не пошлю письма до тех пор, пока на меня не наденут матросскую форму".
Да, я твердо решил стать моряком. И теперь ехал на море, к белокрылым чайкам. Но рассказывать об этом первому встречному не стал.
Я заранее представил себе, как великан открывает письмо и долго смотрит на фотокарточку, а сам шепчет: "Где же я видел этого моряка? Да неужели это тот самый мальчик, который..."
Он рассказывает обо мне своим соседям, товарищам по службе... Наверное, уж этот великан работает каким-нибудь начальником конторы - вон ведь каким почерком написал свой адрес, его не сразу-то прочтешь.
За размышлениями я не заметил, как очутился снова около железнодорожного вокзала. Шелестя новенькими кредитками, я подошел к билетной кассе. Не успел спросить о поезде, который пойдет к морю, как ко мне подошли два парня.
- Куда едешь?
- Куда?
Собственно, я еще не мог ответить, в какой город еду, но, прихлопывая ладошками деньги, я твердо сказал:
- На море.
- Слушай, дружище, - обратился ко мне один из них, - ты нас не выручишь?
- Чем?
- Не купишь ли у нас шарманку?
- А зачем она мне?
- Чудак ты человек, это же старинная вещь, любой музей у тебя схватит с руками. Изготовлена еще при царе Дормидонте.
- А почему вы сами не понесете в музей?
- Умный ты парень, и горько от тебя слышать такие слова! Разве не видишь, какая печаль написана на лице моего товарища? У него умерла бабушка, любимая бабушка, ему срочно надо ехать домой, он сейчас не только шарманку - готов последнюю рубашку с себя продать.
У товарища действительно вид был очень скорбный, он то и дело морщил свой широкий нос, а его большой треугольный кадык ходил, как колено шатуна на паровой машине. Кажется, вот-вот заголосит разнесчастный детина.
Мне стало смешно.
- Ты чего гогочешь? - спросил парень.
- Мой друг Петька, когда что-нибудь продавал на базаре, тоже всегда говорил, что у него умерла бабушка, и тоже делал такое жалостливое лицо.
- Так, понятно, - уже другим голосом заговорил парень, будем считать, что наш сундук не нравится тебе.
- Очень нравится! - воскликнул я.
Шарманка действительно понравилась мне, она была больше, чем приходилось видеть на базарах, и разрисована диковинными цветами и птицами. Может, и правда старинная! Я крутнул ручку. Из ящика полилась чудесная музыка.
После пропажи концертино я все время мечтал приобрести какой-нибудь музыкальный инструмент, и вот...
- Если нравится, - обрадовался парень,- чего ты смотришь, бери, а до места как-нибудь доедешь. Стоит ли такому орлу об этом думать? Наверное, не одну сотню километров отмахал зайцем по железным дорогам.
Я кивнул:
- Ладно, давайте.
Когда парни ушли, я отошел от кассы, потому что теперь нечего было делать возле нее.
Я сел на расписной ящик и задумался: "Зачем я взял эту шарманку? На что она мне на море?"
Вдруг надо мной раздался голос:
- О чем задумался, шарманщик?
Я поднял голову и увидел мальчика-оборвыша лет пятнадцати. Он так участливо смотрел на меня, что я не мог не рассказать, о чем я думал.
- А куда ты едешь? - спросил оборвыш.
- На море.
- На море? А в какой город?
- А все равно в какой.