Как я уже говорил, тетя Домна на целый день закрывала меня. На улицу я выходил только по утрам и вечерам, да и то лишь по надобности. Однажды в обеденное время, когда я обычно кормил ребенка, по кухонному окошечку кто-то постучал.
"Не воры ли?" - подумал я.
Тетя Домна мне ежедневно напоминала о ворах. Но вслед за стуком послышался тоненький голосок:
- Домна патяй! *
"А может, и правда воры пришли? Они ведь не только по-девичьи, даже по-кошачьи умеют кричать", - уже не на шутку тревожась, размышлял я.
- Кто там? - как можно дальше держась от окна, крикнул я.
- Это я, Оленка, - по-эрзянски бойко ответила девочка.
- Какая Оленка?
- Ну какая, самая настоящая, бывшая тети Домнина нянька.
- А кто тебя знает, может, ты совсем не Оленка, а всамделишный мужик, вор.
- Ну посмотри в окно, коли не веришь, - обиженно пропищал ее голосок.
- А как я посмотрю, ежели окно замерзшее?
- А ты подуй, и растает.
Мы с двух сторон стали дуть на стекло. И вскоре через протаянный глазок я увидел закутанную в несколько шалей моего же возраста курносенькую девчонку.
- Ну, теперь видишь? - спросила девочка.
- Вижу.
- Я тебя тоже вижу.
- Зачем нужна тебе тетя Домна? - спросил я.
* Домна патяй - тетя Домна.
- Я хотела узнать, может, ей нужно полы вымыть. Я ведь за это совсем недорого беру.
- А сколько берешь? - полюбопытствовал я.
- А сколько дадут.
- И за это самые настоящие деньги дают?
- Конечно, - говорит девочка.
- И за эти деньги ружье можно купить? - не унимался я.
- Если их хватит на ружье, то, конечно, можно.
- Вот здорово! А я все время тете Домне за так мою пол.
Лучившиеся до этого глаза девочки сразу потухли.
Она потеряла интерес ко мне. Девочка еще постояла немного и сказала:
- Ну, ежели ты моешь, тогда надо бежать, мамка, наверное, заждалась меня.
- Подожди маленько, чай, мать без тебя не умрет, - сказал я, боясь сразу упустить свою собеседницу.
Но мои слова так глубоко задели девочку, что на ее глазах тут же навернулись слезы.
- А ты откуда знаешь, может, она умерла? Мать-то у меня больная. Когда ухожу, она всегда прощается со мной.
Я, облокотясь на подоконник, ковырял ногтем снег на стекле, а девочка за окном шмыгала носом.
- Ты родственником, что ли, приходишься тете Домне? немного погодя спросила девочка.
- Не, я нянька, но скоро уйду. Вот приедет муж тети Домны, поведет меня учиться в комиссарское заведение.
- А как тебя звать? - спросила девочка.
- Ваняткой.
- Тебя из деревни привезли?
Я рассказал ей, как я попал в город.
- Эх, Ванятка, Ванятка, - будто взрослая, сказала Оленка, - обманули тебя. У тети Домны нет никакого мужа, он год тому назад умер. Если думаешь, я обманываю, тогда спроси у соседей, они все хорошие люди, соврать не дадут.
И она стала рассказывать, какие люди живут в нашем дворе. Оказывается, соседи не трогают мордовских ребят, Оленку даже жалели, когда она была нянькой у тети Домны. И еще я узнал от нее, что в городе совсем не было никакого комиссарского заведения. Мы разговаривали до тех пор, пока Оленка не замерзла. Расстались мы с ней друзьями. Оленка обещала навещать меня каждый день.
На другой день, как только мне удалось вырваться на двор, я старался все время крутиться около русских. Розовощекий мальчик пристально смотрел на меня и, закатываясь от смеха, что-то кричал, и так складно кричал, что его слова мне запомнились сразу.
При первой же встрече с Оленкой я решил блеснуть знанием русского языка.
- Ваня, Ванятка! - закричала она.
- Мордвин - сорок один, мордва - сорок два, - радостно ответил я.
Оленка раскрыла рот и долго смотрела на меня, потом сказала:
- Кто тебя научил этим словам?
- Сам научился, - не без гордости сказал я. - Услыхал от мальчишки и научился.