Февраль закончился. Для меня это был период перехода к стадии невозврата.
Если есть мозги, то легко можно догадаться, что в первую очередь панацею будут давать тем, кто больше заплатит, а потом уже простым больным. Понятное дело, что мало кому из простых повезет и они получат лекарство. Короче говоря, нас тут поселили, чтобы сдохли, не мешая здоровым людям.
Один год. Всего один год и все, я умру. И чую своей попой, что перед этим намучаюсь.
Прививка уже не помогала. Вновь стала проявляться агрессия, раздражение, появилось желание просто набить кому-нибудь морду, и не важно кому. И чем больше времени проходило, тем сильнее становились симптомы.
Летом меня переселили в «трудную» зону, где я вновь встретилась с уже знакомыми по этой «больничке» людьми: Таней, Юлей и Тимуром. Но теперь не было простого трепа и обсуждений. Не только мы, все больные смотрели друг на друга волками, с подозрением во взгляде и агрессией. По некоторым было заметно, что они еле сдерживают себя, чтобы не кинуться на близстоящего. Удерживало только осознание, что в лучшем случае тебя скрутят, а в худшем — пристрелят на месте. И это не было метафорой.
Я сама видела, как один из зараженных взбесился и стал бросаться на окружающих, скрутить его не было возможности, да и опасно это было, поэтому охрана не стала заморачиваться, просто выстрелив в голову. В первый раз это был шок. Как так-то? Живого человека, посредь толпы, просто взяли и убили! А что шокировало больше, так это то, что окружающие не особо обратили на это внимание. Их не интересовало, что человека пристрелили, а труп просто уволокли за ноги, гораздо больше всех заботило, чтобы не оказаться на месте убитого.
Позже, я поняла такое отношение. Когда сама чуть не сорвалась, начав ругаться с кем-то. Остановило то, что неподалеку у другого человека был срыв и его убили. Это сразу отрезвило. Отрезвило понимание, что чуть сама не оказалась на месте очередного трупа. А так же, я почувствовала облегчение и чуток радости. Именно это чувствовали и остальные. Чужая смерть приводила в чувство и приносила облегчение собственным симптомам. Теперь понятно, почему на трупы смотрели все, и никто не отворачивался.
Заметила за собой странность. Если кто-то впервые видел чужую смерть и труп, то в любом случае была негативная реакция, такие как страх и тошнота, но это не касалось меня. Мне было все равно с самого начала. Как будто я эти трупы уже видела, причем пачками, и не находила ничего отвратительного в мертвецах. Единственное, было желание держаться подальше от мертвого, как будто в виде трупа человек все еще был опасен.
Ну да, мой кошмар. Конечно же. Это точно из-за него такая реакция. Кроме как во сне, я нигде больше мертвых и не видела. Так что это может быть единственным объяснением.
Июль. Я ела в столовой, вместе со своими больными подружайками. При этом, каждая из нас смотрела по сторонам. Это мы заранее договорились. Чтобы не было ситуации, что на нас нападет кто-то из агрессивных со спины, мы, где бы не были, будем наблюдать за окружением на спинами союзников. Таким образом можно не только самому увернуться от удара, но и подругу предупредить. Конечно, были сомнения, типа, «а почему я должна?», но я быстро придавила это аргументом, что «если ты не будешь помогать мне, то и я не буду помогать тебе, и сдохнем обе». Такая картина не понравилась девчонкам и они, нехотя, согласились, что лучше прикрывать друг друга. Это было правильно, на войне надо прикрывать спину другу, а тут у нас прямо, как война на выживание. Правда, в этом месте, это было несколько проблематичным, усиливающаяся личная агрессия каждого вносила свои коррективы. И я в этом убедилась.
Пока я ела, то услышала сзади рык. Так рычали те, у кого крышу сносило, когда они нападали. Я, как сидела с ложкой в руке, так и отшатнулась в сторону. А в стол на месте, где я сидела, приземлился кулак съехавшего с катушек мужика. Это я заметила уже лежа на полу, куда свалилась, когда шарахнулась в сторону.
Первой мыслью было: «Почему девчонки меня не предупредили?!», а потом, по их взглядам, я поняла. Поняла, что не о какой командной работе и прикрытии спины другу больше не может быть и речи. Если в первое время мы были командой, то теперь нет. Бешенство заставляло бросаться на всех, не различая друзей и врагов. Тут каждый сам за себя.
Второй мыслью мелькнуло убеждение: «Тогда и я буду делать так, как хочу. И никто мне не указ!»
Но в данный момент меня это мало заботило. У меня было две проблемы: первая — это этот псих, а вторая — чтобы меня не пристрелили с психом за компанию.
А мужик уже стал разворачиваться, чтобы снова броситься на меня. Не долго думая, из положения лежа, я пнула его под коленки, заставляя упасть рядом со мной, а когда он грохнулся, просто вбила черенок ложки мужику в глаз, заставляя навеки затихнуть.
Тишина. Наверное, в этой зоне впервые была такая короткая драка и столь быстрая смерть, причем, наступившая не от руки охраны.
Сама охрана тоже была удивлена таким поворотом событий.
А я встала, спокойно отряхнулась и с сожалением посмотрела на свой обед, от удара мужика, разлетевшийся по всему столу. Типа, «ах, как жалко, поесть не успела». Делала я такое лицо не только потому, что действительно хотела есть, но и для того, чтобы охрана видела, что я ни на кого не собираюсь нападать, я адекватная, поэтому не надо в меня стрелять.
Не выстрелили. Даже не стали обвинять в убийстве. Понятное дело, самооборона же. Но позже меня немного порасспрашивали, интересуясь наличием у меня навыков боевых искусств. Пришлось разочаровать всех, что драться я не умею, навыками не владею, а сейчас такое сотворила со страху.
Да я и сама была удивлена. Я действительно ничему такому не училась и драться не умею. Да меня с бабой одной категории поставь, я ж сразу проиграю! Ибо никогда в жизни не участвовала в таких мероприятиях.
А уж хладнокровно убить черенком ложки! Куда уж мне!
Единственным объяснением было именно реакция в стрессовой ситуации. Когда прижимает, человек может сделать невозможное возможным, то, что в обычной жизни никогда не получится, тем более, когда на кону стоит твоя жизнь. Больше вариантов у меня не было.
Наученная горьким уроком, я больше никому не доверяла, держась особняком и будучи все время настороже, потому как не знала, когда и от кого будет очередное нападение. Крыша съезжала у кого-нибудь каждый день, бывало, что и по несколько человек сразу, так что ушки на макушке!
Август закончился. Мне осталось полгода. Эх, максимум через полгода меня кремируют, и друзья мои получат меня обратно в баночке.
Злость постоянно рвалась наружу. Злило, что меня оторвали от общества, от друзей, от моей блохастой собаки (ладно, не блохастая она). Злило, что заперли в этом концлагере, злил постоянный контроль, злили соседи-психи, что в любой момент могли на меня напасть, злила охрана, что могла меня пристрелить, если я буду плохо себя вести. Злило то, что тут я и умру, не имея ни какой надежды на выздоровление.
А в мире война разворачивалась все больше и шире, охвачивая все фронта. Союзников у России было мало, да и у тех были свои проблемы, поэтому мы сражались больше сами по себе.
Из-за угрозы внезапного нападения на центры исследований и изготовления панацеи, стратегически важные для выживания, ученых со всем остальным персоналом раскидали по всей стране. Если будет уничтожен один, то останутся остальные. Будет хоть кто-то, кто будет обеспечивать страну важным лекарством.
Странным было то, что ни африканцы, ни европейские страны, что заразились первыми, не торопились умирать. Врачи же говорили как? Заражен, прививка, дающая иммунитет на полгода, а потом, через год, ты умрешь, если не получишь панацею. Получается, полтора года в общей сложности. Но ведь у Африки, к примеру, сроки перевалили уже за два года, а люди-то живехоньки! Это ошибка врачебных расчетов? Или там нашли выход из положения?
Зараженные страны уж точно не могли найти лекарства, потому что в этом случае им не было бы смысла продолжать войну за панацею. Да и по видео в новостях было видно, что психов там полно. Да что там полно, все были съевшими с катушек. Правда, некоторые тупо шли вперед на убой, некоторые перестреливались в соответствии со стратегией, были даже командиры, отдающие распоряжения.
Как так? Психи, распоряжающиеся другими психами? И самое главное, если крыша уже уехала в далекие края, почему они вообще слушают приказы?
К сентябрю, заражены были большинство стран. Шла война на уничтожение. Бешеные убивали здоровых, здоровые не жалели психов. Стали гулять слухи, что если ситуация будет ухудшаться, то на зараженные материки могут и ядерные бомбы начать скидывать, чтобы сократить количество бешеных. А «здоровым» странам этого можно было не опасаться. Больные, кроме панацеи, очень хотели есть. Голод там был одной из главных проблем. Психи, какими бы психами они ни были, не станут уничтожать территории, где может быть еда. Так что с этой стороны у нас было преимущество.
Голод. Теперь я понимала, какой голод испытывали те, в зараженных странах. Есть хотелось жутко. Голод вгрызался в желудок и скручивал спазмами все кишки. Порции, что выделялись в столовой, не могли утолить чувство голода, а скорее только обостряли. Если бы у меня была возможность я бы съела в два, нет, в три раза больше! А может и больше, я не знаю. Уже полгода я не чувствовала себя сытой.
Голод был одной из главных причин срывов у больных, но порции увеличивать никто нам не собирался. Подозреваю, что таким образом нас просто доводили до грани, чтобы была веская причина для расстрела.
Обед. Меня начало срывать. Съеденная порция не могла меня удовлетворить, и я снова подошла к окошку выдачи блюд. Никто не обратил на мои действия никакого внимания. Такое происходило каждый день да не по разу, так что не было смысла смотреть. Конечно, мне, как и другим желающим, ничего не дадут.
— Я есть хочу, дайте еще порцию! Голодом уморить хотите что ли? — с возмущением я стукнула разносом по стойке.
Женщина, что выдавала еду, сперва смотрела на меня каким-то уставшим и раздраженным взглядом, понятное дело, ее уже достали подобные требования, а потом ее взгляд помутился и она вяло протянула мне тарелки с едой.
Я удивилась, что действительно получила требуемое, но не стала теряться и быстро ушла с едой к столу, пока женщина не передумала. Может она меня пожалела? Вон какая я тощая стала. И раньше-то была стройненькой, а сейчас и вовсе «кожа да кости» стала.
Проглотив дополнительную порцию, мне стало чуточку лучше. Нет, я бы не отказалась от еще одной порцайки, но думаю, наглеть тоже не надо. И так подфартило, в отличии от остальных.
Проходя к выходу, я не забыла поблагодарить сердобольную бабу:
— Спасибо.
На меня в ответ уставился взгляд, полный недоумения. Типа, за что благодарность-то?
Я ушла, так же недоумевая. Ты же мне помогла, так почему смотришь так, как будто ничего не понимаешь?
На следующий день я решила снова попытать удачу, подойдя за дополнительной порцией, благо на раздаче стояла та же женщина. Только в этот раз на мою просьбу, я получила громкое, раздраженное:
— Одна порция на человека! Сколько можно повторять? Тупая что ли?
Я аж прифигела. Вчера дала дополнительную, сегодня рычишь. Может ее действия спалили и прописали люлей? Поэтому она так злится?
Весь день ходила в раздумьях. Странно это все. Очень странно. Не знаю почему, но свербило что-то в голове, что это странно. Попа чуяла? Наверное. А так как попе своей я верила, решила проверять, пока не смогу разобраться с этим, грызущим меня, червячком.
На следующий день на раздаче была другая женщина. Мощная такая баба. Я ее помнила тем, что на всех, кто подходил во второй раз, она сразу гаркала во всю глотку.
— Извините, дайте еще одну порцию. Есть очень хочется, — подошла я к ней.
Сперва бабу перекосило, потом ее взгляд помутился, и она молча отдала мне дополнительную порцию. Схватив свое счастье, я умчалась к столу. Пока ела, кивала своим мыслям. Все правильно, это точно что-то странное. Ну, не могла эта баба молча дать доппай! Раздатчицы вообще доппаи не дают! Но! Мне уже второй раз дали. Почему?