По прошествии нескольких минут человек застонал и медленно поднялся, сев на землю.
«Угх…Что за?.. Где?.. Ах… Точно», — человек, приложив ладонь к лицу и закрыв глаза, принялся вспомнить все доступное ему: он вспомнил сон.
И это все действительно можно было бы списать на что-то выдуманное, если бы не то, что произошло после.
«А что именно произошло? — Я проснулся здесь», — принялся человек сразу же приводить мысль в порядок.
«А потом? Волна эйфории и боли, которая закончились отрывками чужих воспоминаний, как я, будучи в шкуре какого-то животного, бегал по лесам со своей стаей, заводил щенков со своей самкой…»
«Тьфу! Такое лучше не вспоминать! И на сладкое: в старости лет рыл ямы и ел падаль, а в конце от воспоминаний меня просто вывернуло наизнанку — до сих пор ощущаю этот вкус».
К его счастью, отрывки были очень краткие, быстро пройдя, не навязывая с собой ничего более.
Это все служило лучшим доказательством тому, что сон был реален.
«Нужно быть осторожнее с тем, чью жизнь отнимать», — поучал он себя.
Внезапно человек содрогнулся, осознав, что холод охватил все его тело и оно скоро окоченеет.
Пошатываясь, он поднялся на ноги, и слегка дрожа, побрел в сторону, куда глядят глаза, осматривая округу:
Пустая поляна с неравными горками земли и впадин.
Он замечал чьи-то руки, торчащие прямо из земли, а ещё через миг наступил на чью-то кость, вдавив ее в землю своей босой стопой, впрочем, из-за этого даже не ощутив этого.
Черви повсеместно ползали посреди разрытой здесь земли, а множество различных насекомых не очень располагало к себе — он старался тех обходить стороной.
Бросив взгляд на убитого зверя он заметил, как на его тело уже набежало сотни мелких вредителей, пытаясь прогрызться в него, начав с глаз, ноздрей, ушей и открытой пасти.
Тошнота подступила к горлу и он постарался скорее покинуть это мерзкое место, но спустя десяток шагов остановился и прикрыл глаза.
«Я… Помню? Нора зверя, под корнями старого дерева, где он пережидал холода? Туда!» — обрадовавшись, человек резко сменил маршрут и побрел в одном ему лишь известном направлении.
Спустя тридцать минут ходьбы он дошел до места назначения, тяжело дыша и упираясь в дерево, дабы не упасть в очередной раз за время пути сюда.
Поскольку воспоминания были обрывочны — пришлось плутать некоторое время, пока он не узнал знакомые места.
На протяжении всего этого отрезка времени он встречал множество диких зверей, но к счастью, большинство было малого размера и избегали с ним встречи.
Те же, что были побольше, — давно прикормились на кургане и привыкли избегать людей, которые вечно приходили с оружием и сами приносили им еду.
Сейчас пред ним предстало высокое, очень старое дерево, которое не смогли бы обхватить руками и несколько человек.
Уже давно мертвое, прогнившее изнутри, что и позволило так легко прорыть себе убежище под его корнями зверям и прочим насекомым.
Последние пару метров он прополз внутрь норы, где в нос резко ударил мерзкий и сильный запах зверя и гнили, от чего сразу подступила тошнота.
Но слишком сильная слабость и усталость перетягивали большинство внимания и сил на себя, отмечаю ту лишь на задворках сознания.
Нора была метр в высоту, из-за чего ему пришлось ползать по ней на коленях, но довольно таки просторная, что позволило бы человеку лечь во весь рост и даже больше.
С трудом он дополз до центра, где моментально потерял сознание, погрузившись в бесконечный цикл снов, состоящий из воспоминаний убитого зверя.
Мозг таким образом пытался обработать непривычные для него воспоминания и адаптировать в человеческий разум.
Во сне он не просто видел эти воспоминания — он жил ими, он и был этими воспоминаниями.
Моментами просыпаясь, человек был как в бреду, забывая, кто он, человек или зверь?
Где-то на задворках сознания он слышал, как рычит по-звериному, а потом стонет от этой боли, как двуногий, затем вновь погружаясь в свой беспокойный сон, видя уже совершенно другую гряду снов.
***
Где-то на просторах бескрайнего космоса есть галактика "Су́норо", окрещенная так обитателями вселенной из-за нахождения у самой границы исследованных территорий.
В этой галактике есть система "Э́римос", именуемая так за практически полное отсутствие важных ресурсов.
И среди сотен других планета, знаемая уже местными как "Маледиктус", обладающая двумя естественными спутниками.
Которые в глазах местных есть два божества, что в вечном цикле погони друг за другом: пока младший, Бенигнус, всеми силами убегает, его пытается догнать старший брат, Малум.
За этим циклом уже долгие века наблюдают различные фанатики, строя самые смелые и нелепые догадки, кто же кого действительно догоняет и что будет, когда это произойдёт.
На этой планете, среди множества островов и семи основных континентов, есть один, именуемый "Триститиа".
Самый масштабный из них, но при этом и самый бедный, поскольку здесь царствуют вечные холода, не дающие населяющим его существам развивать свои цивилизации.
А на самом континенте, посреди бесчисленных стран, есть маленькое королевство "Доло́р".
В основном оно заселено людской расой, от природы устойчивой к холодам и привыкшим жить охотой и разбоем, поскольку они так и не приловчились брать от промерзшей земли себе пропитание.
Лишь редкие умельцы могли получить небольшой урожай от почвы, но, в основном, таковые были в пренебрежении.
Часто его у них просто отбирали силой или же и вовсе не давали взойти, поскольку пища сейчас, пусть иногда и незрелая, была важнее, чем ждать маловероятных всходов, особенно чужих.
Страна, как и ближайшие ее соседи, культивировала воинские ценности: умение обращаться с оружием было признаком силы и давало власть, ведь фраза: "кто сильнее — тот и прав" здесь была одним из железных правил кодекса любого воина.
Из-за этого всего земледелие стало уделом отшельников, живущих вдали от людей, где мешать им никто не станет, а питаться чем-то все же нужно.
У самой границы, рядом с морем, стоит город "Таедиум", окружённый лесом, сквозь который проходило лишь несколько дорог, ведущие в не менее забытые места, чем это.
Единственным преимуществом этого места над другими был порт, где местные смогли обуздать морскую стихию.
Отсюда совершали налеты и набеги на ближайшие острова и ближайших соседей по материку, что сделало город местом, куда стекаются наемники и молодые воины из округи.
Все они неустанно спешили попытать свою удачу, строя фундамент будущей жизни, либо складывая свои головы на чужих землях.
Так же сюда тянулись не очень богатые купцы, надеясь выкупить у глупых воинов что-то ценное и продать в более цивилизованном месте намного дороже.
Посреди города возвышается над всеми постройками масштабное сооружение, именуемое "замком", которое внутри и вокруг патрулировали денно и нощно воины, полностью закутанные в меха, оставляя открытыми лишь глаза.
В самых потаённых уголках этого замка есть скрытые для большинства глаз проходы, ведущие под землю, во тьму и мрак, изредка освещаемую факелами проходящих мимо стражей.
Ни смотря на то, что здесь было теплее, нежели снаружи, большинство стражей все же старались покинуть эти места как можно скорее, ведь это подземелье служило темницей, где многие мученики сложили свое тяжкое бремя жизни.
А стоны страдальцев, доносящиеся из закутков этих казематов, укрытых покрывалом тьмы, не внушали никому из них чувства безопасности за свою жизнь, но рождали в их душах лишь страх и беспокойство.
Гигиена и условия содержания в этом месте оставляли так же желать лучшего, поскольку за ними никто и не следил — запах здесь стоял хуже того, что эти воины привыкли ощущать в море крови на полях сражений, которые давно были для них не новы.
Почти на самом дне этой выгребной ямы, куда никогда не доходил и лучик солнечного света, была небольшая комната с металлической дверью и маленькой щелью для глаз — сейчас в ней находилось два человека.
Воины этого континента славились своей отвагой и были храбры, но так же и суеверны, боясь отмщения из тьмы от духов тех, кто погиб в этих застенках, а не в бою, в сражениях с ними, из-за чего такие места не любили и, по возможности, избегали.
Но были и такие, которые все равно получали наслаждение от таких мест, ощущая, что наконец оказались в родных стенах любимого дома — один из находившихся в этой комнате был именно такой породы.
Этот человек именовал себя с гордостью в голосе: "мастер пыточного ремесла", приплывший с другого континента, одной из империй, лысый, но с седой, заросшей бородкой, явно пребывающий уже в летах.
Вот уже как двадцать лет он был на службе феодала этого города ответственным за это подземелье, имея обязанность следить за заключёнными.
Что, впрочем, выполнял крайне скверно и сквозь рукава, но кому какое дело до всеми отверженных полу-мертвецов, что порою попадали сюда?
Никогда ему не давали разрешения на издевательство над заключёнными и всячески осуждали, но он знал, что всех все равно не хватятся.
Всегда будут нищие, не способные выплатить выкуп или же те, у кого и вовсе нет семьи и они давно мертвы для внешнего мира — этим он и пользовался, дабы удовлетворить свою давнюю страсть.
Когда-то в молодости он был рядовым воином на службе своей страны, но попал в первом же бою в плен.
Проведя в стане врага целых два года, его все же отпустили на родину, после окончания войны.
Но все, кто был знаком с ним раньше — видели в нем совершенно другого человек.
А случайные прохожие, неволей случая ловящие его взгляд и замечая это лицо и тело, покрытые шрамами и ожогами, пугались до глубины души.
Из-за этого его всегда сторонились и он так и не смог найти себе место в жизни и всю свою жизнь скитался от лорда до лорда, предлагая свои навыки и свой меч, пока не осел на этих забытых всеми землях, найдя себе дело по душе.
Комната, в которой они находились, называлась "пыточной", но местные воины за спиной главного надзирателя нарекли его "Siste hosly".
На их наречии это означало "последний приют", отдавая последние почести всякому, кто оказывался в этой комнате.
Сон медленно отступал, затмевая темнотой всю картину.
***
— Ну что опять? — закряхтел человек, содрогнувшись от щекотки на руке.
Ощущая покалывание, он попытался смахнуть это другой рукой, из-за чего это чувство перешло на другую руку.
Моментально его сонливость как рукой сняло и мужчина, разлепив глаза, уставился на руку.
Гигантское насекомое длинной в пол метра с множеством лап и длинных усиком вилась вокруг его руки и прокусывало кожу, вбирая в себе капельки крови, выступающие от маленьких укусов.
— Аааа! — первые несколько секунд остолбенения прошли. Волна ужаса охватила его, заставив заорать, что есть мочи.
Человек инстинктивно начал бить свою же руку о землю и камни под ним, метаясь из стороны в сторону, отдавая контроль над своим телом панике.
Он бы так и продолжал, но в какой-то момент по телу прошло лёгкое покалывание и поток обрывков памяти ещё более мерзких, чем от прошлой жертвы, из-за чего он замер на месте.
По сравнению с прошлым разом в этот все прошло намного легче: ощущений меньше, а обрывков памяти почти и не было вовсе.
Человек перевел взгляд на мертвое насекомое и его прошиб холодный пот, с опозданием принося ясность ситуации.
Какое-то время он так и сидел, дрожа всем телом, поскольку мандраж не отпускал его.
Когда все это закончилось — он упал на колени и медленно лег и свернувшись калачиком, начав тихо скулить и дрожать, изредка бубня себе под нос:
— Почему я?.. Почему со мной?.. Пожалуйста… Помогите… Спасите меня! Кто-нибудь! Ээй! Почему я должен это проходить?! Выбери другого! Я найду тебя и убью! Слышишь, старуха? Найду!..
Его словесный поток продолжался довольно долго, но лишь тишина была ему ответом на любую из фраз.
Человек то впадал в истерику и рыдал, то гневно рычал, до тех пор, пока полностью не умолк.
Продолжая дрожать и молчать в конце концов от морального истощения его сознание вновь угасло и он уснул.
В этот раз его беспокойными снами стала жизнь насекомого, от которых он ворочался и слегка стонал, покрываясь потом.
Он видел, как она появилась на свет в этой же пещере, где была практически на вершине эволюции: пока зверь спал — она питалась его кровью, а в другие дни бегала за всякими различными обитателями этой дыры, которые были не способны от нее убежать.
Изредка ее добычей становились и короли этого логова: пауки. Это были её самые счастливые воспоминания, но до чего же дрянной вкус у всех, кем она питалась, а после наступила очередь продолжения все того же странного сна.
***
Пол, состоящий из коричневых досок, на который годами проливалась кровь невинных, и, хотя ее убирали — эта древесина давно приобрела намного более темный оттенок.
Стены помещения, будучи замёрзшей глиной, во многих местах были покрыты пятнами различных оттенков крови, в зависимости от их свежести, напоминая собой слои краски, но не было и разу, чтобы она успевала утратить насыщенно-алый цвет.
В углу комнаты стоял очаг, обложенный камнями, где посреди лежали железные стержни различной толщины и формы, а по краям стен стояли несколько деревянных столов, на которых были инструменты разного происхождения и материала.
От строительных гвоздей, покрытых ржавчиной и кровью до бритвенно острых тонких ножей, идеально приспособленных, для гладкого среза кожи жертвы.
Внутри стоял крайне скверный запах, почти напоминая собой разлагающийся труп, из-за чего даже пыточный мастер был в маске чумного доктора, полностью забив ее травами.
Все его тело было покрыто свежей кровью, а глаза, сквозь мутное стекло маски, полные блеска жизни в них, смотрели на человека, который был прикован к стулу в углу комнаты.
И именно к этой крохотной песчинке на фоне всей необъятной вселенной, что окружает этот мир, вопреки всему тянулся круговорот мироздания.
Создавая свои завихрения, он преобразовывал этого мужчину тем самым "глазом бури" и создавал новую историю, наконец приближаясь к нему.
Сейчас он ничем не выдающиеся, ничем не отличимый от тысяч и миллионов таких же.
Но что-то с ним сейчас происходило, что навсегда меняло его.
Это "что-то" готовое вслед за этим преобразить и весь мир, разразившись смертоносной бурей и ураганом; смерчем, сметающим все на своем пути.
Человек, заросший волосами и бородой, цвет которых уже невозможно было разобрать из-за крови на них.
Бледное тело с трудом проглядывалось в нескольких местах, не покрытых ожогами, ранами и срезанной кожей, свойственный любому северянину.
Кожа да кости, выпирающие везде, отличали его от своих собратьев, как и полное отсутствие ногтей, языка ушей я губ.
Сейчас это создание умирает — его искра жизни угасает и исчезает, растворяясь в небытие, и он медленно закрывает свои голубые глаза, покрытые дымкой пустоты в них.
Ещё миг и этот момент наступает — его сердце останавливается.
Палач и пыточных дел мастер видит это; он, хоть и не обученный пране или воле, но слишком много раз видел эту картину и не может ошибиться в ней.
Видя это, он наконец ставит инструменты обратно на стол, вытирая руки полотенцем со стола и бросая его на голову мертвеца, после чего разворачивается и уходит, оставляя за собой открытую дверь.
Спустя час в комнату вошло четверо стражей с угрюмыми лицами, один из которых, увидев эту сцену, моментально опустошил содержимое своего желудка, пока остальные трое лишь молча поморщились, не впервые видя это.
После минутной слабости и того, как они грубо, обильно приправив матом, успокоили своего товарища, что явно не мог справиться с этой картиной сразу, вместе взяли тело и куда-то понесли.
Но они не могли ощутить за ледяным телом мертвеца, что где-то внутри него сейчас разгоралось тепло, медленно циркулируя по венам и от сердца проходя через все тело, постепенно вдыхая жизнь в каждую его клеточку.
***
В этот раз пробуждение человека было более осознанным: открыв глаза, он медленно сел и уставился в пустоту взглядом, засланным какой-то пеленой.
Неизвестно, сколько он так и просидел бы, но из этой прострации вывел голос внутри него, исходящий прямо из сердца:
«Для серебра — плавильня, для золота — горнило, а для человека — трудный путь. Пройди все с достоинством воина земли, приняв удары судьбы стойко, Эсперар, только так ты станешь достойным…»
Он узнал голос женщины из сна, наполненный спокойствием и нежностью, как шум ветра посреди листвы, прошедший через него и постепенно угасший где-то вдалеке.
Эти слова заставили его глубоко задуматься. Следующие пол часа он сидел на месте, а затем его взгляд резко сфокусировался и он ударил кулаком по земле.
— Что же, старуха, будь по твоему, но придет день, и ты ответишь за это! — не узнал он свой рык.
Человек принялся осматривать себя: руки, во многих местах покрытые запекшейся кровью и грязью.
Рваные внизу тряпичные штаны, босые ноги, и сшитый из разных кусков ткани непонятного происхождения кафтан с рукавами, что на локтях обрывались.
Радовало лишь то, что ткань была довольно-таки толстой и он не был совсем уж беззащитным перед холодом.
Его смущал тот факт, что он ничего себе не отморозил: пальцы рук и ног плохо ощущались, но вполне слушались его.
Он не знал, почему должен был что-то обморозить за все это время, но какой-то глубинный инстинкт. Память, заложенная ещё в предках говорила ему, что ситуация выходит из рамок нормы.
Вместе с его решением и оживлением, желудок тоже решил дать знать о себе, сперва напомнив урчанием, а затем сосущей внутри болью, требуя пищи.
Так человек и решил сперва найти что-то, чем бы мог забить свое брюхо.
Запах, что сперва невозможно было стерпеть уже казался чем-то вполне обыденным, да и сам он явно им провонял.
Но холод по-прежнему ему не нравился и приносил сильный дискомфорт, поэтому сперва было решение осмотреть свое временное убежище, дабы найти хоть что-то полезное.
Обычная яма, которая хоть как-то сохраняла тепло и защищала от ветров, что служило заманчивым кровом для всего живого.
По углам роились копошащиеся насекомые, — их привлекала ещё и темнота этого места.
Над головой все пространство было овеяно паутиной и ее создателями, пауками — они в свою очередь пришли сюда за этими самыми насекомыми.
Он заметил недалеко от себя раздавленную недавно тварь, от которой уже осталось не так много, а вокруг ее облепили более мелкие создания, пожирая и разнося ее остатки по своим норам.
«Цикл, мать его, жизнь. Жри, пока не сожрали тебя», — мрачно думал он, убирая палкой эти остатки и насекомых поверх них ближе к стенке.
По всему полу были разбросаны палки разной длины, отчего человек во время своих исследований размышлял, зачем этот зверь стащил их сюда.
К концу своих поисков в полутьме он нашел место с костями разных маленьких зверьков и немного человеческих костей.
Уже собираясь уходить отсюда, он заметил кое-что важное: маленькие обрывки шкур и пару тряпок от тканой одежды
«Это именно то, что мне сейчас и нужно!» — обрадовался он.
Впрочем, человек быстро вернулся в прежнее расположение духа, увидев, что шкуры были покрыты с внутренний стороны гниющими остатками плоти и жира, которые облепили личинки.
Взяв обрывки ткани и стряхнув с них всяких тварей, он обмотал ими оголённые участки тела: голову, шею, руки, ладони, ноги, стараясь не обращать внимания на их запах и не задумываться об участи прошлых владельцев.
Видимо животу надоело, что его игнорируют и он решил продолжить приносить боль по нарастающей, дабы невнимательный к нему человек уже что-то сделал с этим, совсем не смущаясь запахов, которые никак не располагали к поглощению пищи.
Человек уже поднялся на ноги и собирался выйти наружу осмотреть местность, но остановился и посмотрел на палки под ногами.
Взяв самую длинную — он разломал ее пополам, получив два кривых куска дерева длинной в тридцать сантиментов, но при этом острых с одной стороны, взяв их в каждую руку.
«Лучше, чем ничего!» — всячески оправдывал он свое решение, внушая себе ощущение некой надёжности от того, что он больше не безоружен, после чего вышел из этой норы.