— Дамы и господа, сегодняшние бои будут особенные! У этих боёв есть спонсор: гномы-торговцы. В этой битве они любезно предоставили нам противников: три десятка беспризорников и отверженных собратьев, что сегодня будут сражаться не на жизнь, а на смерть!
Двадцать шесть гладиаторов стояли на краю арены, поскольку дальше им приказали не продвигаться до начала боя, и, недоумевая, слушали о своих следующих противниках, ведь всем было известно, что гномы — ремесленники, а не воины.
— Но не все так просто! Сейчас по всей арене под песком засыпаны механизмы, известные как "фрагментаты", готовые разнести любого, задевшего их! Сегодня гладиаторам предстоит опасность не только от врага, но и от самой арены! Да начнется зрелище!
Не торопясь, поднялись решетки, откуда вывалилась толпа хмурых гномов, плотно сбитых, низкого роста, обильно заросших, но без следов знака раба.
Тот час они встали в защитную формацию, ожидая гладиаторов, которым тут же приказали наступать.
Не в силах сопротивляться, старший дал приказ наконечниками копий по пути прощупывать песок, закрываясь щитами, что тут же и сделали бойцы.
Первый же взрыв оглушил их, изрядно напугав часть из них, заставив покинуть строй, из-за чего некоторые тут же пожалели об этом, поскольку сейчас их тела падали, окрашивая песок в ярко-красный цвет, наступая но новые механизмы, а ближайшие к мертвым гладиаторы могли насчитать в себе пару новых осколков, что застряли в их телах.
Взрывы быль столь оглушительны, сколь и неожиданны, из-за чего многие раненные слишком поздно осознавали свои травмы.
Моментально отовсюду раздались крики боли, а с трибун арены восторженные ликования.
К счастью гладиаторов, старший успел вбить в них немного дисциплины, потому на последовавшие тут же новые команды, они сперва подчинились, а уже потом лишь принялись думать о том, почему.
Строй вновь был собран и они продолжили свой путь, но в эти разы к громкости разрыва и звуку свиста кусков острого метала все были готовы.
С каждым новым взрывом гладиаторы теряли несколько копий, заставляя все сильнее сужать поверхность исследования.
Иногда осколки пробирались за ряды щитов, раня ноги и руки их обладателей, но подобное не могло остановить привыкших к боли бойцов.
Пройдя пол пути, кто-то из них пропустил один из фрагментатов, из-за чего моментально первый ряд был разбит, калеча и убивая неожидавших того гладиаторов, лишая их так же и последних копий.
Теперь-то пострадал даже командир этого небольшого отряда, недалеко от всех корчась от боли на песке. Строй окончательно распался и они замерли, не зная, что им делать.
— Какое прекрасное зрелище! Но теперь фрагментаты отключены, иначе от гладиаторов не останется ничего, пока они дойдут! Да начнется настоящий бой!
Гномы тут же двинулись своей общей массой, нестройно наступая на них.
К этому времени Руун так же обзавелся парой ран, что обильно истекали кровью, а сам он уже терял связь с сознанием.
«К счастью, Бурс был на последний рядах в этой битве», — успокаивала его мысль.
Несколько оставшихся целыми метателей тут же принялись метать свои дротики, цепляясь за последнюю надежду.
Руун же покрепче сжал меч, готовый цепляться и за свою жизнь. Дыхание становилось все тяжелее, заставляя прикладываться больше усилий, дабы наполнить лёгкие воздухом, а его тело наливалось свинцом, затрудняя любое движение.
«Старуха… Мать-земля, или кто ты… Как же я устал от этого. Моя жизнь — постоянный цикл сражений и убийств. Неужели только это тебе и нужно от меня? Позволь хоть немного покоя найти!» — впервые в жизни безликий решил пойти на диалог с той, кто, как он был уверен, слышала даже его мысли.
Он видел, как первые враги уже были близки к нему. Безликий принял решение кинуться на них первым, застигнув врасплох не ожидавших того от раненного и одинокого врага.
— Вы что, в своих пещерах не научились, что нельзя загонять зверя в тупик, уроды? — прорычал он, ощущая, как в нем бурлит кровь, а ярость понемногу затмевает взор, — он осознано отдавал контроль над телом во власть этих разрушительных чувств.
Руун лишь помнил, как рубил, как лились фонтаны крови, как ему отсекли секирой ногу, но он и тогда не остановился, восстанавливая ее, продолжая отнимать жизни столь неумелых, но многочисленных врагов.
Когда герой пришел в себя, то весь был в своей и гномьей крови, которая заполнило его рот, привнося привкус метала, и в равной мере ею же заложило уши, вызывая ощущение, словно он сейчас погружен под воду.
В руках Рууна был осколок его уже бывшего меча, что сломался, оставшись застрявшим куском в одной из плечевых костей предпоследнего гнома.
Если его сейчас не обманывала память его жертв, а она явно не могла этого сделать, то только что он лишил жизни семнадцать карликов, но где же остальные?
Когда полена слегка спала, тут же заметил, как помимо него осталось в живых ещё трое, что так же боролись в это время за свои жизни. Когда бой закончился, то все, кроме одного из них попадали без сознания на арену.
— Какая невероятная убойная мощь! Те, кто справлялись с одной напастью за другой сломили свои зубы о механизмы гномов! Кто-нибудь, скажите, почему они ещё не правят всем миром? Сегодня мы воочию видели, насколько разрушительно их оружие! Может быть такие, как…
Руун, не слушая дальше оратора, нашел взглядом тело Бурса. Он не знал, жив ли тот, но все же схватил его за ворот одежды и потащил за собой с арены.
Пока безликий шел — броня с его многострадального тела спадала, ведь по большей части от нее остались лишь лоскуты кожи, которые только и ждали своего часа, чтобы наконец освободиться от столь тяжкого бремени: защищать тушку гладиатора-раба.
По пути мимо проходили гладиаторы для следующих боев: они слышали звуки и видели сейчас его последствия, из-за чего мрачнели прямо на глазах, ведь из битв бестиариев, до сражения жёлтой крови, после этих звуков никто так и не вернулся, дабы поведать, в чем дело.
Так он и протащил его вплоть до его спальника, после чего сам упал на свой, — физические раны исцелились, но моральная усталость разрывала его как никогда, — он слишком устал воевать день за днём, ставя на кон свою жизнь.
Больше всего его выбило из равновесия это оружие, использованное против них сегодня, что вселяло страх в душу любого, кто противостоял ему: каждый твой шаг мог быть последним и ты не мог знать, какой именно и когда.
Безликий не показал этого на арене, но после первого взрыва он лишь в последний момент поддавил в себе то намерение, так же, как и другие, броситься прочь.
Из памяти гномов он узнал, что для них это было лишь обычное оружие, такое же, как и для него меч или копье, — они не видели в нем ничего такого.
Ещё Руун узнал, что эти малыши были просто худшими из ремесленников, воинов и управленцев, а другие лишь безработными побиранцами, из-за чего при первых признаках голода от них отказались полностью, продав здесь.
Впрочем, они сами не ожидали, что их отдадут на арену, они то рассчитывали на какую-то мелкую работу в мастерских. Ведь все таки даже самый худший гном в своем мастерстве был вполне полезен для других рас.
Нужно ли говорить, что и силу от них он получил соответствующую? Это мало придало ему физических сил, но он узнал, что в мире существуют артефакты — особые предметы, которые раз или два в жизни выходят из под руки лучших из лучших ремесленников.
Такие объекты обладают своим, отдельным, зачаточным сознанием, усиливая их и позволяя взаимодействовать тому с их хозяином — эти атрибуты общи для всех артефактов, все остальное разнится один от другого.
И сейчас он ощущал, как на семнадцать сотых стал ощущать близость с ними и лучше бы взаимодействовал с любой из них. Раньше Руун бы и в упор не ощутил оного, но теперь, как только тот попадет ему в руки — сразу все поймет.
«Пройди все с достоинством воина земли, приняв удары судьбы стойко, Эсперар, только так ты станешь достойным» — сейчас он вспоминал первое наставление, что старуха дала ему, понимая, насколько она была пророчески права, а может быть, именно она и строит его судьбу такой?
А ведь завтра новый бой, неужели он так и отправится на него, не подготовившись и весь изнеможденный? Нужно хотя бы подкрепиться! Но силы все сильнее и сильнее покидали его, наваливаясь вместо них на его крепкое тело не менее крепкими объятьями сна, утягивающими за собой.
«Но что же все же значит «Эсперар?» — такой была его последняя мысль прежде, чем он уснул, окунаясь в пучину сна в надежде, что тот принесет ему желанный покой.
Если бы он не заснул сейчас, то продолжал бы ещё несколько часов слышать те самые взрывы, что порождали в душе полнейший ужас, отнимающие жизни других, не делая различий на воинов по их силам и умениям, просто отнимая оные в одно мгновение.
***
Руун проснулся от того, что земля дрожала и все вокруг осыпалось каменной крошкой, затрудняя дыхание и уменьшая радиус зрения.
Повсюду разносился шум: стоны боли, крики бойни и зов помощи. За окном была кромешная тьма, сообщая, что сейчас либо ночь, либо вечер.
Вскочив, он чуть ли не упал, когда его взгляд потемнел. Попытавшись растолкать Бурса, не добился никакого успеха, — тот и не шелохнулся.
— Давай, здоровяк, прошу тебя, вставай! Что-то надвигается!
«Неужели все же умер?» — не хотел верить в это Руун, но новая серия взрывов, из-за который более огромные куски потолка начали падать, заставила спохватиться и выбежать из этого зала, в поисках открытого пространства, чтобы его не задавило.
На путях он встречал тела охранником и людей разбойничьей наружности. Недалеко он слышал звуки скрещивания металла, но к счастью Рууна, на пути он никого не застал.
Ноги его неосознанно вывели к арене, где ещё днём он сражался. Сейчас здесь, прямо в центре арены зияла огромная дыра, ведущая вниз, куда и сыпался весь песок.
Недолго мешкая, безликий все же решился и схватив с ближайшего трупа меч, сиганул туда, сползая по песку.
Пред ним предстал один, единственный путь, который ничем не был освещаем, поскольку последние крохи света, испускаемые факелами, заканчивались в самом начале проема.
Прижав к одной из стен ладонь, он навострил слух, готовый ответить ударом меча на любой шорох и в таком положении медленно двинулся вдоль стены, стараясь не издавать никаких шумов, перед тем убеждаясь лишний раз, что под каждым его шагом твердая почва, а не пустота.
***
— Ты что, шутить удумал? Какой полоумный подорвал бы арену?! — Тирус, распорядитель арены, пребывал сейчас в бешенстве, вопя на одного из десятников стражи.
— С-сэр, но это действительно так! Прямо сейчас они убивают наших солдат. М-мы до сих пор не уверены в их целях.
— Да плевать мне на их цели! Веди, сейчас же!
Ещё ниразу за десятки лет Тирус не встречал настолько большой наглости, чтобы напасть на главную достопримечательность их острова, на которой базировалась большая часть его казны.
Прямо сейчас он собирал все силы, конденсируя прану в области сердца, готовясь в любой момент воплотить её через руки, разрывая тела нарушителей его спокойствия.
Стражник рядом с ним содрогнулся, когда увидел, как от рук его начальника идёт пепельная дымка, которая разъедала все в десятках сантиметрах от нее, включая рукава дорогой рубахи самого Тируса, открывая сейчас вид на его набухание, слегка темные вены.
***
Оратор, освещающий уже второй год все бои на арене сейчас метался в душевных терзаниях: всю жизнь он добивался этого места, что у него и получилось, благодаря своему острому уму и подвешенному языку.
Ему не составила труда понять, что он, как владелец пультов контроля всех фрагментатов, явно никак не отмоет с себя вину. Прямо сейчас он забрал с собой все ценное, что мог, и убегал из этого города, с этого острова, — он старался оказаться как можно дальше отсюда.
Он не знал, что произошло и почему, но их начальнику все равно нужен будет козел отпущения, для которого он служит лучшим кандидатом, — жизнь сама его подтолкнула к этому, теперь же все, что мог сделать бедный оратор — убегать, пока ноги несли его.
Вся дальнейшая жизнь будет в поисках тихого, забытого всеми уголка, поскольку его уже не отпустят, но обязательно наймут охотников за головами, дабы выследить его. Он лишь оттягивал неизбежное.
***
Аарон, так же известный, как один из пиратских баронов, последние десять лет наращивал свою мощь на своей территории.
Природа, что наделила северо-западный континент Готест горами, превратив его почти полностью в родину гномов, так же сотворила за ними, севернее, сорок островов, где собирались пираты, поскольку гномьи горы стали надежной крепостью и для них, а самим гномам не нужны были эти огрызки скальных островков, где почти не было земли, чтобы хоть что-то выращивать.
С тех пор там обосновались сорок страшнейший пиратов, постоянно сменяющие друг друга и передавая владения новому владельцу, но Аарон с самого начала был один из тех ископаемых, что не проиграли ни на одной пиратской дуэли, на которые капитаны кораблей любой из армад могли бросать вызов.
Сегодня он решил сделать решителеный шаг: отправить совсем зелёных новичков для отвлечения внимания, надеясь на выходах выловить всех сбежавших гладиаторов, прошедших испытания огнем и мечом, делая им предложение, от которого нельзя отказаться: стать частью его команды, ведь он всегда предпочитал качество количеству.
Ворг, его подчинённый, исполнил первую часть плана: вынес максимум драгоценностей и золотых с арены. Хоть он и знал, что мелкий полурослик явно что-то прикорманил, но каждый раз спускал это тому с рук, ведь тот брал совсем мало, чтобы спрятать под одеждой и не выдать себя ни звоном монет, ни выпуклостями под своим тряпьем.
К тому же, в этот раз добыча действительно грела его чёрное сердце. Лишь ради этого риск того стоял, но жадность все больше и больше охватывала его разум, — ему было мало, он хотел выжать все, что мог.
Он не был глуп, и если бы дело запахло гнилой рыбой, то он тут же бросил бы абсолютно все на дно, отдавая лучше все свое золото и команду кракену в пищу, только бы уйти отсюда живым, но пока все шло слишком хорошо: чья-то незримая, божественная рука, явно вела его.
Сейчас Аарон стоял у одного из выходом подземного туннеля, ожидая своей добычи. Именно отсюда должен был выйти самый желанный член команды, — кульминация была близка.
Его улыбка на обветренном морским воздухом, старческом лице, внушала мороз по коже тем нескольких пиратам рядом с ним паче, нежели раскрытая пасть морского дьявола, желающего пожрать их.
***
Ромус ощущал, как его преследуют неприятности одно за одной, будто неся проклятье тому, кто переступил одно из важнейших табу любого разбойника.
Несколько раз его пытались ограбить другие бандиты, хотя он шел заросшими путями и тропами, затем солдаты не хотели его впускать в город, а когда он оказался внутри — он не смог отплыть, поскольку Долор потерял ещё два города и остался лишь с этим, куда перебрался король.
Прямо сейчас город окружили, а солдаты ходили по улицам, выискивая оставшихся мужчин, дабы добровольно-принудительно призвать в ополчение.
Ему пришлось засесть в трущобах, ожидая, пока появится возможность, но и тут его не оставили: уже третий раз за два дня он ловил грабителей, что проникали в его дом. От трупов избавиться сейчас было бы накладно, из-за чего он их просто скидывал в угол небольшой лачуги.
Единственное, что его радовало: вечные холода, благодаря которым трупы все ещё не отдавали запахом разложения, а так же то, что его ночные вылазки заканчивались неплохо и он добывал себе еду.
Однако он и не догадывался, что все это время, незримо, словно его собственная тень, кто-то пристально следил за ним.