Шел третий день, как он двигался в одном направлении, по его прикидкам он двигался точно на юг, используя природные ориентиры.
Из воспоминаний он нашел три метода: ориентироваться по мху на камнях и деревьях, но этот метод отмел сразу, как только узнал от одного из осколков опытных солдат, проживших достаточно, чтоб быть ветеранами и делиться своим опытом с юношами, что на самом то деле мох зависит от множество факторов: тени, нахождение близ источника воды, ветрености.
Второй оказался проще и легче: он просто помнил, где восход и шел точно направо от него.
А когда солнце было в высшей точке небосвода, в своем зените, он останавливался и рассматривал свою тень, которая была самой короткой в этот час за все время дня, и шел от нее в противоположном направлении, ведь она как раз таки и указывала на север, а солнце — на юг.
Таким образом, каждый раз слегка сбиваясь, — он выравнивал свой маршрут и двигался дальше, надеясь скорее оказаться как можно дальше от Доллара.
Впрочем, слово "солнце" ему подсказывало его собственное "я", которое он не помнил, другие же именовали его "Уранос", — божество-созидатель, дающий жизнь всему, а так же путеводитель для заблудших.
Легенды гласили, что он давно забыл этот континент, оставив его во власти льда, поскольку его свет больше не согревал никого, но его сияние настолько велико, что до сих пор доходит до сюда, по нему путники все ещё могли ориентироваться.
Но в ответ на то, что он забыл здешних обитателей, забрав свое тепло, здесь не осталось тех, кто чтил бы его, разве что совсем древние старухи и глупые невежи, как ему подсказывали его осколки.
Ещё к концу первого дня он перестал встречать солдат, а на второй увидел деревушки с живыми людьми, которые благополучно обходил.
Прошлый две ночи он спал, залезая на одно из дерев по пути, с веткой повыше, предварительно пытаясь себя привязать к нему ремнем, но тот все никак не хотел крепиться и он оставил эту затею.
В первую же ночь он проснулся от того, что падает и орет во всю глотку.
К счастью, падение обошлось лишь болью тело и парой синяков: он никогда ещё был так благодарен снегу по колено.
После чего решил не спать и пошел дальше, будучи весь день не в настроении.
На следующий раз ему пришло нужное решение: он сперва садился на ветке, свесив ноги по двум сторонам от нее и закреплял их ремнем друг ко другу, а затем просто укладывался на спину и так засыпал, будучи сильно уставшим.
Сперва он пытался закрепить руки так же и лечь на живот, но дело не спорилось и он оставил эту затею.
В ту же ночь это принесло плоды: следующие три пробуждения сопровождалось сильным стрессом для мозга, не понимающего, почему он висит в воздухе верх ногами, после чего долго не мог заснуть от адреналина в крови.
Когда наступило утро третьего дня в пути, он двинулся дальше, бормоча под нас проклятья на это дерево, что все его тело так сильно теперь ломит.
Первые пол часа утром его тело даже не слушалось, — ему пришлось медленно разминать его, особенно же ноги, которых он и вовсе не ощущал.
Но это была не единственная его проблема:
«Еды… Еды…», — шел он, к обеду уже сам желая скорее наткнувшись на жителей этой страны, ведь у них должна быть еда.
Голод терзал его с каждым часом все больше, силы покидали его, а взгляд затуманивался.
Благо, что его не томила жажда, — он периодически хватал горсть снега и запихивал в рот, пока та не таила и не становилась теплой, после чего глотал.
Он уже много раз за этот день думал о том, чтобы войти в одну из деревень, как только та появится на горизонте, и добыть себе пропитание любым из доступных способов: забрать, украсть, честным трудом, только бы получить хоть кусочек самого чёрствого хлебца!
Он даже ожидал, когда уже какой-то зверь нападет на него, дабы напиться его крови и наестся сырым мясом, но как на зло они все пропали в эти дни и о их существовании напоминали лишь далёкие звуки пения птиц, воя волков, рычания медведей и прочих, источником которых ему просто не догнать.
Третий день подходил к концу, и он уже выбирал место для ночлега, когда внезапно услышал вдалеке звуки людей.
Не просто какие-то звуки, а шум боя: столкновение металла, крики, вопли и мат, — он прямо ощущал, как окунается в родную стихию.
Затаившись, он принялся медленно пробираться туда, прячась максимально за деревьями.
Он надеялся хоть чем-то там поживиться, ибо больше не может терпеть и все равно зайдет в ближайшую деревню так скоро, как только сможет, — голод был слишком невыносим! Терять больше особо нечего.
Подобравшись, он увидел группа разбойников, что добивали остатки каравана, состоящий из торговца и четырех наемников.
Доставая добычу, они резвились и хохотали, прыгая вокруг и всячески издеваясь над трупами незадачливых наемником.
Один из них начал каждому по очереди отрезать по уху, складывая в свой поясной кошель, а другой зачем-то помочился на торговца, пока остальное весело их поддерживали.
«Проклятье! Будет ли конец моей глупости!», — выругался про себя Руун, забыв в голоде о своей самой большом проблеме, которая сейчас напомнила о себе.
«Он! Это все он! Ты не можешь пройти мимо! Он не должен жить! Я отдаю все, только отправь его вслед за мной!», — звучал какой-то надменный и уверенный в себе голос, силы в котором совершенно не ощущалось.
Да, именно, проклятье отмщения вновь пробудилось, когда он наткнулся на того, кто отрезал уши наемникам.
«Что ж ты будешь делать то! Да пошло оно все!»
Руун сперва продумал план, как тихо пойдет по их шагам, а ночью перережет им глотки. Таким образом он как минимум сделает первый шаг и удар, — это был наилучший исход.
Но в тот же миг живот напомнил о себе, скрутив его судорогой, из-за чего герой утратил все терпение и со злостью выхватив меч, вышел на дорогу к разбойникам.
Впрочем, его разум где-то на задворках сознания ему говорил, что это не его решение, а ослабленная воля от голода поддалась зову отмщения и ещё не поздно остановиться, но ему уже было не до этих мыслей.
— Эй, уродцы, пожрать что-то есть? — бросив он им с усмешкой на лице.
— О-опа, вот те на. Смотри-ка, братва, у нас гость. Будем гостеприимными и накормим-ка его! Эй, служивый, тебе как, мясо торговца или наемника? Аль может свое предпочтешь пожевать, а я тебя, так уж и быть, накормлю? — среди толпы вышел один из них, явно главарь, поскольку даже оружие поленился достать, пока другие уже направили его на Рууна и принялись обхожить его, окружая.
— Последний. Мать его. Раз. Прошу нормально. Жрать есть? — ощущал герой все более наступающую ненависть.
— Не, ну вы слышали? Вот умора, он просит, видите ли нормально! Режь его! — насмеявшись, отдал приказ их главарь.
Тут же в него из кустов вылетела стрела.
Заметив ее в последний миг, он слегка сместился, дав ей попасть в плечо, вместо сердца, после чего все вокруг накинулись на Рууна.
Сейчас он испытывал огромное счастье, что они были совершенно не организованы и полезли не всем скопом: первую голову он отсек одним ударом, переключившись на второго, прорезая ему уже глотку.
Тут же послышался звук ещё одной стрелы, от которой герой пытался увернуться перекатом назад, поскольку даже не видел направления стрелы, но и тут прогадал: она пробила его бедро, застряв в нем.
Отступив на пару шагов и вжавшись спиной в дерево, ещё одному он отсек руку и проткнул его сердце, после чего следующий удар уже достиг его, создав на груди глубокий порез.
Следом прилетела ещё одна стрела, от которой он уже не мог увернуться и она проткнула его живот, пригвоздил к дереву, после чего разбойники вокруг него не подходили и наблюдали за ним.
— Ну ты, парень, ответишь за Брона, он мне медяк должен был! — сказал кто-то из них и тут же бросился добивать героя.
Это был, пожалуй, глупые поступок, ведь он сделал это один.
Мгновение спустя и его голова покатилась по каменной дороге, орошая ее свежей кровью.
Тут же повисла гробовая тишина.
Разбойники ждали, пока он умрет, но он не умирал, а наоборот, его раны заживали прямо на глазах.
У всех во мгновением растянулись лица от удивления, стоило им только увидеть эту картину исцеляющихся ран.
Эта пауза дала продых Рууну, за краткие мгновение он изучил, кто же они такие.
Деревенские, которых не устроил быт их жизни. Только их лидер был бывшим солдатом и имел опыт боевых действий.
Впрочем, именно он и подговорил этих оболтусов стать разбойниками, суля прекрасную и богатую жизнь.
«Хорошо же жилось, неужели нельзя никого не трогать и не убивать? Чего вам, ублюдкам, нехватает то вечно?»
Хотя сейчас это было ему на руку, ведь с ними то он разобраться сможет… или смог бы, не будь так голоден и без сил.
Заметив, что разбойники в шоке от происходящего, он воспользовался этим: обломал оперение стрелы, что прижала его к дереву и прошел через нее насквозь, стиснув зубы от боли и с ненавистью уставившись на них, после чего вырвал из себя две другие и бросил на земля.
Раны медленно затягивались, но поглощённые силы заканчивались и он ощущал это.
— Ты… одарованный? Я о вас слышал! Проклятье, что ты здесь забыл?! — произнес их вожак и отошёл на пару шагов назад, после чего бросился бежать, бросив своих напарников. После чего он услышал, как из кустов доносится шелест: видимо лучник тоже решил драпануть.
Это была хорошая новость, но помимо того парня и стрелка, тут стояло ещё девять дылд, которых нужно ещё осилить, а силы были на исходе.
— Эй, ублюдки, теперь я заправляю вашей шайкой! А ну, сметались мне жрать принесли! — отталкиваясь на память последних жертв он рявкнул на них.
Некоторые из них тут же бросились к фургону и примчались к герою, протягивая ему еду, слегка склонив головы.
«Сыр и вяленое мясо… Очень даже неплохо. Но… Регенерация заканчивается, а раны незакрылись… Они сейчас всё поймут… Думай… Думай…»
— Ты, сюда подошёл! — тыкнул он пальцам в самого дальнего, который до сих пор стоял на месте.
Он испугавшись на негнущихся ногах исполнил указание, за что тут же лишился головы, заляпав кровью ближайших товарищей.
Другие тут же отскочили от него и схватились за оружие, но Руун протянул ладонь в примирительном жесте.
— Но-но, это урок за нерасторопность. Слушайте меня и обещаю, что вас не трону. Вы же тоже хотите золотишка заработать, не так ли? С тем трусом вы много не заработаете, сами видели, как улепетывает. Будьте со мной и увидите, как ваши карманы наполнятся золотом, а постели женщинами.
«Теперь должна хватить для закрытия ран… Но до полного заживления ещё бы двоих… Ладно уж, спасибо на том, что есть», — сейчас он надеялся, что его трюк сработает.
И действительно, недолго подумав, они отпустили оружия, все ещё настороженно косясь на нового главаря. Он даже представлял, как на самом деле они в своих мыслях мечтатель расплываются в улыбках от фантазий, раз уж после такого готовы последовать за ним.
«Что же, я и восемь ублюдком. Хорошее начало, ничего не скажешь!» — иронизировал Руун, хотя на самом деле пребывал в прекрасном расположении духа, что остался жив и видимо найдя для себя дальнейшую нишу, как тут выживать — слишком уж не хотел он быть снова голодным.
— Собирайте добычу и ведите в логово! Теперь оно наше! — приказал он, принявшись за трапезу, наблюдая за ними.
Теперь он мог рассмотреть окружение: все та же, видимо, стандартная на этом континенте, дорога.
Все те же мертвые тела и реки крови, которые он видит чаще, чем обычные реки.
Он ощущал себя все больше и больше циником от того, насколько все стало обыденно для него.
А вот остальное стоило внимания: карета без опозновательных знаков, состоящая из дерева, покрытая разными красками с запряжёнными в нее двумя, уже мертвыми, лошадями.
Внутри везли какие-то ткани. Видимо дорогие, раз решили положить здесь за них свои жизни.
«Такс, что мы имеем. Почти вся восьмерка молокососы, которые верят всему и у которых башка не на месте, это плохо, но ничего, переживем. Вон, мои умельцы зачем-то даже обивку с сидений раздербанили, забрав с собой и выломали деревянную дверь, отнеся ее к добыче. Прекрасная команда, с такой не пропадешь!» — все не мог нарадоваться Руун полному брюху.
— А ну, разделать лошадей и тоже с собой. Нечего добру пропадать. Кстати, каждый берет себя по рулона ткани сразу! Пусть это скажем вам о моей щедрости! — его слова были очень тепло встречены, ведь прошлый лидер, как он узнал, был очень жадным и отдавал им остатки, а он в свою очередь почти все отдал им. Впрочем, действительно, сдалась ему это ткань? Зато теперь его недолюди принялись энергичней выполнять его приказы.
Под ногами лежали наемники с разношёрстной внешностью и одеждой, у которых единственным опознавательным элементом был знак гильдии наемников на запястье правой руки: обнаженный меч и ножны, образующие друг с другом крест, справа от которых мешочек с золотом, с горлышка которого виднеются золотые монеты, просто не вмещаясь внутрь, а слева деревянная чарка верхушку которой украшает пенная шапка то ли эля, то ли пива.
А так же Руун рассмотрел их ранги: два олова, бронза, серебро. Он не знал, насколько они сильны, но на заметку себе взял.
Уже сейчас на них ничего особо и не осталось: его мо́лодцы почти полностью раздели их, обобрав.
«Впрочем, явно не пальцем деланные наемники: десятка два из этой банды перерезали, судя по трупом, ну или скорее мои бойцы слишком слабы. Похоже что сильно проредел мой отрядик то».
Пока он размышлял, один из разбойников принес ему мешочек монет, предварительно на виду у него складывая туда все найденные монеты.
Решив не считать их, он молча прикрепил их к поясу, бросив туда и свои десять медяков за службу новобранцем.
— Скиньте их с дороги подальше и телегу спрячьте. А затем присыпьте снегом дорогу. Незачем пугать проезжающих караваны, нам они ещё пригодятся.
Безропотно выполнив все, они наконец собрали все награбленное и мы двинулись к ним в логово.
По пути он размышлял, стоит ли их убить, когда он поправится, или такая ниша действительно пока его устраивала?
«Что мне тут делать, если меня нигде не примут? Уйти в другую страну? А до каких пор ходить? Чем эта меня не устраивает? Отсижусь здесь, окрепну, а там решу, что да как», — сказал он сам себе.
В какой-то момент он увидела, как они зашли в горы, чем дольше они шли — тем выше становились горы, пока не затмили собой весь остальной обзор на окружение.
Из памяти он узнал, что это место называлось "Долиной отбросов", куда стекался всякий сброд, организовывая свои шайки. Местные трущобы, но вне города и без законов.
Впрочем, местные назвали его "Разбойничья гора", не желая мириться с официальным названием.
В целом, это место напоминало собой несколько прямых каньонов с развилками, полностью усыпанных снегом и с защитой гор вокруг.
Продолжая ещё идти минуты десять, поднимаясь выше, они натыкались много раз на пещеры, где-то даже были какие-то оборванцы, которые хватались за оружие и скалились, при виде его группы, пока пред ними не предстала замаскированная ветками пещера, в которую они и вошли.
Осмотрев вход он убедился, что подступ к ним таков, что не окружить, лишь два подхода, да и то, по 3–4 смогут одновременно идти. Очень удобно логово для защиты малым количеством.
Зайдя внутрь, он увидел то, чего и ожидал: прошлый главарь уже был здесь и все утащил, оставив совершенно пустую пещеру, разве что с остатками тлеющих углей ещё с самого утра и какими-то корявыми рисунками на стенах.
Стоит ли говорить, что тут было ещё десяток человек на страже, но и их сейчас здесь не осталось.
«Что же, нужно с чего-то начинать же?», — сам себе он признавал, что был риск, что бывший главарь разбойников приведет подмогу и заберёт пещеру, но слишком уж она удобно стоит, да и устал он за эти дни: ему хочется лишь поспать.
Обыскав ее ещё раз, он убедился, что она тупиковая. Сама по себе имеет пять ответвлений, идущих вниз. В ней спокойно поместилось бы несколько сотен людей.
«Да уж, хороша, ничего не скажешь!», — не мог он нарадоваться в первую очередь теплу, поскольку впервые за несколько дней оказался укрыт от холода.
Поставив дежурных посменно по двое на всю ночь так, чтоб были задействованы все, остальным он дал свободной время, а сам же отправился к одному из уголков пещеры с факелом, где и растелил его долю ткани, на которой он и уснул.
Да, он осознавал, насколько рискованно спать среди этих головорезов, но эта опасность так далеко, так эфемерно, а сон так реален, так близок, так манит его.
Вот он и уснул. Еще один этап его жизни остался позади, отдав свои права наступающему, новому, отрезку его жизни.