- Не для похорон, не бойтесь! - мотнув головой, успокоила его мисс Дженни. - Я знаю, что покупатели не любят расстраиваться. Мои молоденькие подружки редко носят траур - всамделишный траур, зато, когда им надо являться ко двору в траурные дни, они задирают нос от гордости. Но вы только представьте себе, дорогая моя крестная! Кукла-священник - черные напомаженные волосы, бакенбарды - сочетает браком молоденькую парочку! - Это совсем другое дело. Вот увидите, я не я буду, если они трое не покрасуются у алтаря в лавке на Бонд-стрит.
Чаепитие не успело подойти к концу, когда она с присущей ей сноровкой нарядила куклу в церковное облачение из светло-коричневой бумаги и уже показывала ее несведущему в таких делах старику еврею, как вдруг в наружную дверь постучали. Райя пошел отпереть и, вернувшись, степенно и учтиво (что всегда получалось у него естественно) пропустил в комнату джентльмена.
Кукольная швея видела этого джентльмена впервые, но стоило ей встретиться с ним взглядом, как она почему-то сразу вспомнила мистера Юджина Рэйберна.
- Прошу прощения, - сказал джентльмен. - Вы и есть кукольная швея?
- Да, я кукольная швея, сэр.
- Подруга Лиззи Хэксем?
- Да, сэр, - ответила мисс Дженни, сразу насторожившись. - Я подруга Лиззи Хэксем.
- Вот записка от нее, где она умоляет вас выполнить просьбу подателя сего, мистера Мортимера Лайтвуда. Мистер Райя, к счастью, знает, что я и есть Мортимер Лайтвуд, и подтвердит вам это.
Райя утвердительно склонил голову.
- Прошу вас, прочитайте, что вам пишут.
- Такая коротенькая! - удивленно проговорила Дженни, подняв глаза от записки.
- Писать подробнее не было времени. Мы дорожили каждой минутой. Мой самый близкий друг, мистер Юджин Рэйберн, при смерти.
Дженни всплеснула руками и жалобно вскрикнула.
- Да, при смерти, - взволнованно повторил Лайтвуд. - Он лежит неподалеку отсюда и умирает от ран, нанесенных ему рукой негодяя, который напал на него в темноте. Я приехал к вам прямо от него. Он почти не приходит в себя. В те короткие минуты, когда сознание возвращалось к нему полностью или частично, мне удалось разобрать, что он просит привезти вас, просит, чтобы вы были около него. Не полагаясь на собственную понятливость, я позвал Лиззи послушать эти невнятные слова. И мы оба уверились, что он требует вас.
Не разжимая стиснутых рук, кукольная швея испуганно смотрела то на Лайтвуда, то на старика.
- Если вы задержитесь, он умрет, так и не дождавшись исполнения своей просьбы... своей последней воли, доверенной мне... Мы с ним ближе, чем братья... Я... я не могу больше говорить.
Не прошло и нескольких минут, как черный капор и костыль приступили к исполнению своих обязанностей, добрый еврей остался полным хозяином в доме, а кукольная швея, сидя в дилижансе рядом с Мортимером Лайтвудом, выехала из города.
ГЛАВА X - Купольная швея отгадывает слово
Тихая комната со спущенными шторами; река за окном течет к необъятному океану; на кровати - беспомощное тело; оно лежит навзничь, все забинтованное, перевязанное; неподвижные руки в лубках вытянуты вдоль бедер. Только второй день жила здесь маленькая швея, но эти два дня вытеснили у нее все прежние воспоминания.
Со времени ее приезда он почти не шевельнулся. Лежал то с закрытыми, то с открытыми глазами. Открытые, они, не мигая, бессмысленно смотрели в одну точку, и лишь изредка лоб над ними бороздили морщинки не то гнева, не то удивления. Тогда Мортимер Лайтвуд заговаривал с ним, и он, случалось, настолько приходил в себя, что пытался назвать друга по имени. Но сознание тут же меркло, и на кровати снова лежало лишь искалеченное тело Юджина, а дух Юджина отлетал от него.
Они снабдили Дженни всем, нужным для ее работы, поставили ей маленький столик в ногах его кровати. Кукольная швея сидела там, и их не оставляла надежда, что ее фигурка, ее пышные волосы, падающие на спинку стула, привлекут его внимание. С той же целью она начинала напевать чуть слышным голоском, как только он открывал глаза и на лбу у него, словно зыбь по воде, пробегали те чуть заметные морщинки. Но пока что он ничего не замечал. "Они" - это были врач, Лиззи, проводившая здесь все свое свободное время, и Лайтвуд, который не отходил от него ни на шаг.
Так прошло два дня, прошел и третий. И на четвертый день он вдруг прошептал что-то.
- Юджин, милый, о чем ты?
- Мортимер, она...
- Что?
- ...ты пошлешь за ней?
- Друг мой, она здесь.
Не ощущая пробела во времени, он думал, что они продолжают все тот же разговор.
Маленькая швея стала в ногах кровати, напевая свою песенку, и весело закивала ему головой.
- Дженни! Протянуть вам руку я не могу, - сказал Юджин и усмехнулся почти как прежде. - Но я очень рад вас видеть.
Мортимер повторил ей его слова, потому что их можно было разобрать только по губам, нагнувшись к нему. Вскоре он заговорил снова:
- Спроси ее, видела ли она детей?
Мортимер не понял его, и Дженни сама сообразила, о чем речь, только после того как он добавил:
- Спроси ее, как пахнут цветы.
- А! Знаю, знаю! - воскликнула кукольная швея. - Теперь все поняла!
Тогда Лайтвуд быстро уступил ей место, и, с просветленным лицом склонившись над Юджином, она сказала:
- Вы говорите о тех детях, которые спускались по длинным сверкающим лучам и приносили мне покой и отраду? О тех детях, которые поднимали меня высоко-высоко, словно пушинку?
Юджин улыбнулся.
- Да.
- С тех пор как вам тогда рассказывала, я их не вижу. Давно не вижу, потому что теперь спина у меня почти не болит.
- Вы так мило фантазировали, - сказал Юджин.
- Но мои птицы все еще поют! - воскликнула девочка. - И цветы благоухают по-прежнему. Правда, правда! Это такое блаженство!
- Останьтесь и помогите ухаживать за мной, - тихо проговорил Юджин. Пусть эти сны наяву посетят вас и здесь... пока я еще жив.
Она коснулась рукой его губ и, вернувшись к своему рабочему столу, той же рукой прикрыла себе глаза и снова запела. Он слушал эту тихую песенку с явным удовольствием до тех пор, пока ее голос не умолк.
- Мортимер.
- Что, Юджин?
- Дай мне что-нибудь, попытайся удержать меня здесь хоть на несколько минут...
- Удержать, Юджин?
- Чтобы я не блуждал бог знает где... У меня такое чувство, будто я только что вернулся сюда и сейчас снова уйду... Дай мне что-нибудь, друг мой!