Это лишь главные сравнения. А вот прозвища (только основные): ватное чучело, тюк гнусностей, мешок скотства, дряхлый порок, седое безбожие, престарелое тщеславие, старый белобородый дьявол.
А это, так сказать, его звания: Давитель постелей, Ломатель лошадиных хребтов, Глобус греховных земель.
Все разбухшее, хмельное, беспутное, тучное, хвастливое состоит с ним в родстве.
Речь идет об одном из героев двух хроник о "Короле Генрихе IV" - сэре Джоне Фальстафе. Он действительно трус, обжора, враль, пьянчуга, но, как уже много раз замечалось, не менее очевидна и любовь автора к персоне, наделенной им же скопищем пороков. И дело не в том, что все это касается комика, - конец роли лишен юмора, а описание смерти Фальстафа скорее печально и трогательно.
Чтобы разобраться в возникновении и судьбе человека, имевшего обыкновение подписывать свои письма:
"Джек-для близких, Джон-для братьев и сестер и сэр Джон - для остальной Европы", стоит, прежде всего, вспомнить полное название первой части шекспировской хроники:
"ИСТОРИЯ ГЕНРИХА ЧЕТВЕРТОГО
С ОПИСАНИЕМ БИТВЫ ПРИ ШРУСБЕРИ
МЕЖДУ КОРОЛЕМ И СЕВЕРНЫМ ЛОРДОМ ГЕНРИ
ПЕРСИ, ПРОЗВАННЫМ ГОРЯЧЕЙ ШПОРОЙ,
С ПРИСОЕДИНЕНИЕМ КОМИЧЕСКИХ
ПРОДЕЛОК СЭРА ДЖОНА ФАЛЬСТАФА".
Эти элементы существовали и в старой пьесе неизвестного автора "Славные победы Генриха V", в том числе был и прототип Фальстафа. Без комика такой жанр представлений не обходился. Клоуну полагалось выкидывать коленца в интермедиях, потешать народ между речами королей и полководцев, фехтованием и торжественными шествиями.
Комик на этот раз оказался в выгодном положении: легенда о наследнике престола давала место потешным выходкам в самом сюжете. Предания о молодости Генриха V неизменно начинались с беспутных похождений; принц коротал дни с проходимцами и пьянчугами, но, вступив на трон, искупал ошибки юности.
Мотивы комизма для таких фигур имели уже вековую традицию: вранье хвастливого воина, идущее еще от Плавта, неудачное воровство, заканчивающееся палочными ударами, перебранка со сводней - все это игралось и английскими, и итальянскими комедиантами.
Сценки легко могли быть перенесены в фабулу из старой пьесы и легенд. Это и сделал Шекспир. Вероятно, так появились первые черты Фальстафа.
Шекспировское действие обычно развивалось и в столкновении характеров, и одновременно в схватке идей. Действующие лица, окружающие основных героев, участвовали в том же конфликте, создавая его оттенки.
Раскрывая тему, Шекспир любил переходить с возвышенной на комическую интонацию, показывать происходящее как бы сразу в двух планах: возвышенном драматическом и вульгарном комическом.
Оба ракурса вполне могли бы присутствовать в хрониках, посвященных борьбе, объединяющей нацию королевской власти, с мятежными феодалами. Феодальная тема звучит и торжественными трубами славы храбреца лорда Перси, и гундосой волынкой бражника Фальстафа. Рыцарство могло быть представлено и легендой о неукротимом самолюбии Горячей шпоры (Готспер - прозвище лорда Перси), и фарсовыми проделками опустившегося ландскнехта.
Образовывалось своеобразное единство: "Буржуазия разоблачила, что проявление грубой силы, которой реакция так восхищается в средних веках, имело свое естественное дополнение в самом праздном тунеядстве".(К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. V, стр.486.)
У Готспера есть владения; его буйный темперамент проявляется не только в поединках, но и при разделе земельных участков; от успеха мятежа зависит и прирост имущества бунтовщиков.
Имущество сэра Джона - неоплаченный трактирный счет и леденец от одышки.
Кодекс рыцарства Готспера имеет под собой реальное основание: замки, земли, вилланы.
Разговоры на эти же темы безземельного рыцаря Фальстафа - лишь пародия.
Прицел насмешки настолько точен, что Энгельс прямо называет социальный фон эпохи разложения феодальных связей "фальстафовским".
Намерение автора кажется ясным: расправа смехом. На память приходит сочинение другого писателя, рядом с расплывающейся по горизонтали тенью английского рыцаря вытягивается по вертикали тень испанского. Два образа призваны были закончить историю средневековья: сэр Джон Толстое брюхо и Дон Кихот Ламанчский.
Только безумец способен увлекаться в новый век идеями рыцарства, и кто, познакомившись с Фальстафом, смог бы поверить в феодальную доблесть?..
Стремление свести счеты с разнохарактерными остатками прошлого побуждает Шекспира к двухплановому ведению фабулы. Мятеж Готспера - высокая линия, похождения Фальстафа - параллельная комическая фабула. И Готспер, и Фальстаф борются за одно и то же - возможность продолжать свое феодальное существование. Беспредельный эгоизм - основа и той, и другой фигуры. Готспер начинает гражданскую войну во имя удовлетворения самолюбия. Себялюбие Фальстафа позволяет ему забыть все законы и заветы, лишь бы вдоволь пожрать и выпить. И Готспер, и Фальстаф созданы одной и той же социальной структурой. Несмотря на то что Готспер молод, а Фальстаф стар, Готспера можно уподобить старшему брату - наследнику поместья, а Фальстафа младшему, оставшемуся без земли, прокутившему последние деньги и постепенно дошедшему до полной аморальности.
Оба брата должны быть уничтожены королевской властью, - ей одинаково мешают и феодальное буйство, и феодальное тунеядство. Призванный подавить внутренние мятежи и заняться большой завоевательной войной, король Генрих V обязан убить Готспера и прогнать из своего государства Фальстафа.
Поединок с лордом Перси - символ мощи королевской власти, способной уничтожить феодальные дружины, а изгнание Фальстафа - знак преодоления беспутной молодости во имя интересов государства.
Такие темы, идеи и положения легко могли быть перенесены в драматургическое строение хроники. Это и сделал Шекспир.
Однако судьбы обжоры из трактира "Кабанья голова" и тощего идальго из Ламанчи сложились не так, как задумывали их авторы.
Отвлеченное понятие темы не существовало для Шекспира, развитие идеи сливалось с самой жизнью героев, тема выявлялась в столкновении стремлений действующих лиц, вызревала в их судьбах. Все это было неотделимо от эмоционального воздействия сценических положений.
Шекспир не прибегал к ложным ходам, не заставлял зрителя полюбить, хотя бы ненадолго, подлеца, или не заметить благородства. Сквозь противоречия характеров сквозило отношение автора, а он был нетерпелив и не любил длительного выяснения качеств людей. Действующие лица часто заявляли о своей сущности сами, немедленно, в первом монологе. Столкновение героев и идей начиналось сразу же, в первых сценах, стремительной атакой.
Разбирая хроники, посвященные Генриху IV, поначалу видишь иное. Тема как будто начинает отделяться от жизни героев, ее движение не совпадает с эмоциональностью сцен. То, в чем как будто хочет убедить автор, отлично от свойств убеждения. В этой борьбе противоречивых намерений еще не отыскать ведущего звена.
Слух о беспутных похождениях наследника рода Ланкастеров, сына Генри Болингброка, герцога Херифорда (будущего короля Генриха IV), впервые появляется в "Ричарде II".
Болингброк
Где мой беспутный сын и что с ним сталось?
Три месяца его я не видал.
Я убежден, что если бог захочет
Нас наказать, - накажет чрез него.
Нельзя ль его найти мне, ради бога!
По Лондону ищите, по тавернам,
Там, говорят, проводит он все дни
В сообществе товарищей беспутных,
Из тех, что, в узких улицах ютясь,
Бьют караульных и прохожих грабят;
А он, пустой, изнеженный мальчишка,
Себе в заслугу ставит и в почет