-- Так скажите нам!
-- Это просто. Надо, чтоб москвичи каждый год скидывались по десять тысяч рублей, а предприятия -- по сто тысяч. Тогда на каждого милиционера выйдет девятьсот пятьдесят тысяч в месяц. Хорошая зарплата! (На 1994-й год приблизительно 600 долларов. -- Прим. авт.) За такие деньги люди будут работать, будут серьезно бороться с преступностью. "Бизнес -- это скучно"
-- Красивая идея! Но чтоб ее воплотить, надо бросить в Лондоне все ваши четыре фирмы и сидеть в Думе. Неужели наша российская политика интереснее английского бизнеса?
-- Я пробовал и то и другое и потому могу со знанием дела судить: политика -- это более интеллектуальное занятие, чем бизнес. Она многограннее, интереснее... В бизнесе для меня нет ничего нового! Все было: я рисковал, меня надували, я вылезал... Я знаю, что хорошо и что плохо, что сколько приносит и что чем кончается. Я знаю в России дела, за которые здесь никто еще не брался и которые могут принести сотни миллионов долларов... Но! Бизнес для меня потерял прелесть: я его весь просчитал.
-- Как так? Ведь даже миллиардеры заботятся об умножении капиталов, и это им не кажется скучным.
-- Деньги ради денег? Сначала -- да, это может увлечь. Но дальше, на каком-то этапе, когда ты удовлетворишь свои потребности, это становится неинтересным. Я пожил бога-а-то... И понял, что особенно много мне не нужно. Я не хочу развивать свои потребности в сторону невероятных богатств. Вот один мой знакомый (не хочу называть его имя) коллекционирует виллы. У него идея иметь по одной в каждом североамериканском штате, так вот -- он уже купил в двадцати восьми штатах по вилле. Ну, на фига это? Другой построил себе трехэтажную роскошную яхту, там у него к дверям приделаны золотые ручки. А у меня яхты нет -- я, когда мне надо, лодку рыбацкую беру напрокат, и это гораздо интереснее... Сколько ж у Тарасова денег?
-- Много?
-- Да не в этом дело...
-- Может, и не в этом. Но все-таки -- сколько?
-- Ну, я увез из России несколько своих личных миллионов долларов, они сейчас работают хорошо. На жизнь мне хва-а-тит. И на интересную работу хватит.
-- Как вы устроили свою жизнь в Лондоне?
-- Я принадлежу к типу людей, которые обладают капиталами, но личной собственности не создают. У меня ничего своего до сих пор нет. Ни дома, ни... Да в Лондоне и не нужна своя машина. Там кебы идут по улице непрерывным потоком, да и лимузин можно вызвать -- его через две минуты подадут. А с домом вот что... Сначала я его не заводил по формальной причине -- мне ж отказывали в резидентстве. Ведь мной занимался Интерпол, по российской наводке. И вид на жительство мне дали вот только недавно. А теперь опять дом не нужен -- нам ведь возвращаться в Россию; ну и снимем в Москве квартиру.
Вообще я понял, что это для меня органично -- не иметь собственности. Я могу купить дом. Но не хочу. Вот у меня знакомый приобрел в рассрочку пятикомнатный дом за шестьдесят тысяч фунтов (стерлингов) и выплачивает по триста фунтов в месяц. А я за аренду двухкомнатной квартиры плачу четыреста пятьдесят фунтов в неделю. Вот такая разница между нами.
-- Квартира у вас двухкомнатная -- в русском понимании?
-- Ну нет, все-таки в зарубежном. В нашей квартире две спальни, кабинетик и большая-большая reception room. Квартира эта в престижном районе. Я там живу с женой: ее зовут Каштанова Елена Анатольевна. Она со мной давно. Мы расставались на какой-то период, потом снова сходились. Однажды, когда мы расстались, она вышла замуж. А у меня была другая женщина, которая родила мне ребенка. Потом мы с Еленой снова сошлись. Она работала у меня в "Истоке". Я ее забрал сюда к себе, когда уехал. Елена абсолютно не работает: неудобно это, потому что наше общество -- это общество миллионеров. Она сидит дома и вышивает гобелены: она художник. Еще -фотографирует, делает прекрасные слайды. У нее масса аппаратуры, которая стоит дороже, чем "Lexus". И еще Елена -- член всяких женских клубов. В клубах она встречается с модельерами, обсуждает важные темы: макияж и как похудеть.
-- Как изменился ваш быт после Москвы там?
-- Очень сильно. Главное отличие в том, что я там чувствую себя защищенным, -- видите, опять возвращаюсь к той же теме. В Англии нет рэкета (уж тем более государственного), нет ограблений, можно всю ночь бродить по центру Лондона, и ничего не случится.
-- Какие еще удовольствия вы получили в Лондоне, из тех, что не имели в Москве?
-- Два-три раза в неделю хожу там в нормальный спортивный зал. Работаю над собой, снимаю жир с живота (вот сейчас, правда, я обрюзг, прибавил в весе килограммов десять, к сожалению). Я когда уезжал, в России ничего подобного не было. Была, когда я еще тут жил, какая-нибудь баня, с пивом и с воблой, и то это был дефицит...
В Лондоне я не хожу на пьянки в баню. А хожу, например, в свои клубы; я там в нескольких состою. Это, вообще, интересно. Там прекрасные рестораны, бассейны, спортзалы, библиотеки, в которых я люблю смотреть шикарные старинные книги. Когда приезжают друзья, веду их в клуб -- как водят в музей. Есть клубы с казино, есть танцевальные, "Амадей" например. Интересно ходить в клуб "Trump", в нем столы неотесанные, а вступительный взнос 5000 фунтов. Там, кстати, собираются самые красивые женщины.
Еще я там в театры хожу -- люблю мюзиклы. Читаю, по-английски. Про жизнь принцессы Дианы, Маргарет Тэтчер, Джеральда Форда. Там это самые популярные книги -- биографии, и я тоже стал такие книги любить. "Люблю пельмени из пачек"
-- А какие у вас там любимые рестораны? Клубные?
-- В рестораны практически не хожу. Только когда необходимо -- если приезжают гости. Мы дома питаемся. Но жена абсолютно не готовит, хотя раньше прекрасно готовила. У нас там микроволновая печь: купил какой-то пакет, сунул, разогрел, и все. Меня это устраивает. Прекрасная еда! Я не гурман. Мне не нужно этого -- терроризировать женщину, чтобы она что-то там стряпала необыкновенное...
-- Что ж у вас в Москве не было микроволновой печки?
-- Нет, не было: руки не доходили! Я в Москве ел полунатуральные советские сосиски с бумагой и пельмени из пачек, это была у меня основная еда. Какой же это кайф! Я не кривлю душой. Нет, я говорю честно. Я такой человек, такого склада. Не могу адаптироваться к новому миру. Я адаптировался к России за те тридцать девять лет, что тут прожил, а потом за три года не смог перестроиться. У меня остались прежние потребности, весьма скромные. Я и водку предпочитаю всяким мартини (хотя пью мало и завидую пьющим -- им легче расслабиться).
Одним словом, я совершенно нормальный "совок".
Я так скучал в Лондоне по простой русской еде -- по пельменям из пачек, по соленым огурцам, по гречневой каше. В Англии почему-то нет селедки и сала, говорят, это вредно для здоровья, -- а я это люблю. Там нет многих видов еды, к которым мы привыкли.
-- Не может быть, чтоб не было!
-- Ну, есть. Я там в конце концов нашел польский магазин, который продает что-то похожее на русскую еду. "На черта мне рубашка за тыщу фунтов?"
-- В одежде у вас тоже простые потребности? К примеру, что за костюм на вас?
-- Да обыкновенный костюм. Двести двадцать долларов, я его в ЦУМе купил. В смысле, в простом универмаге, в лондонском аналоге ЦУМа. Конечно, у меня есть black tie, бизнесмену нельзя без смокинга с блестящими лацканами и черной бабочки! Я должен это иметь, мне положено. Но для меня это не представляет никакого интереса. Я слышал, в Москве есть костюмчики по пять тысяч долларов -- таких не продают ни в одной стране мира, потому что они никому не нужны. Ботинки мои, правда, от Баркера, это мой друг, за сто двадцать девять фунтов. Потрясающая обувь, хотя такого жуткого вида: она принимает форму ноги, обтекает ее. Когда ко мне приезжают гости, они покупают по десять пар ботинок из крокодиловой кожи, а это семьсот фунтов за пару. Но если мне жена покупает галстук за сто восемьдесят фунтов, я поднимаю скандал! Как-то мне удалось предотвратить покупку рубашки для меня за тысячу двести пятьдесят фунтов -- это было на New Bond Street, где дорогие магазины. Я вовремя заметил и вытащил жену оттуда за рукав. На черта мне такая рубашка? "Самое важное в жизни -- рыбалка"
-- Но за хороший спиннинг, от Hartly или Folles, я могу отдать две тысячи долларов. На это мне денег не жалко. Я снасти покупаю по всему миру. У меня южнокорейский спиннинг, шведские мормышки, английский сторожок. Это единственное, что меня очень радует. Вот, собственно, и все мои большие траты.
-- Вы коллекционируете спиннинги?
-- Нет, я их использую, я ими рыбу ловлю. Рыбалка у меня -- самое важное занятие в жизни! Куда б я ни ехал, в поездку всегда беру свои снасти. Я ловил рыбу везде, по всему миру. Самый мой серьезный трофей я добыл на Гавайских островах (я туда летал на съезд клуба миллионеров). Это была меч-рыба, голубой марлин -- сто восемьдесят два килограмма. Он длиннее меня метра на полтора! Даже фотография есть, жаль, с собой не захватил. Мне предлагали сделать из той рыбы чучело, я отказался (неохота было тащить), а теперь жалею.
-- И в Россию прилетели со спиннингом?
-- Конечно. Вот на Волгу собираюсь. Удочки для подледного лова у меня, правда, нет, но ребята дадут взаймы. И штаны ватные обещали одолжить. После, если получится, съезжу на юг порыбачить. Заодно и дела сделаю -- мне по бизнесу необходимо в Иран, в нефтяную фирму на самый-самый Персидский залив. Как вступить в клуб миллионеров
-- Вы говорили, что вам трудно адаптироваться к новому. Вам трудно было поначалу на Западе, неуютно?
-- Нет, мне с самого начала было легко. Я нисколько не страдал -потому что я член разных международных сообществ. Самое из них представительное -- это Международный клуб молодых президентов компаний, иначе говоря, миллионеров. Он объединяет семь тысяч членов из семидесяти стран. Эти семьдесят человек контролируют капитал в три триллиона долларов. Это второй в мире капитал! (А первое место занимают США, где собрано пять триллионов.) Представляете, что это за команда? И я в ней -- единственный русский!
В этот клуб я попал чисто случайно. В восемьдесят девятом тогдашний президент клуба (они меняются каждый год) приехал в Москву и пришел в МГУ на встречу бизнесменов. Мы с ним познакомились, завели беседу, в ходе которой он случайно узнал, что капитал моего кооператива "Техника" -- семьдесят пять миллионов рублей. По официальному курсу -- шестьдесят две копейки за доллар -- это было сто миллионов долларов. "Да ты же наш! -- говорит он. -- У нас как раз стомиллионный ценз! Я тебе даю рекомендацию!" Ну, меня туда и приняли.
Выдали мне, как всякому члену клуба, секретный каталог со списком посвященных и их домашними телефонами. А наши ж везде! В какую приличную страну ни приедешь -- там обязательно кто-то есть из клуба. Ну и запросто звонишь человеку домой: "Хэлло, Джон, это Артем с двадцать восьмой страницы!" Он меня встречает как родного, еще ничего обо мне не зная -кроме того, что мы оба из этого клуба, -- но этого достаточно! Или, к примеру, узнаешь по этому каталогу, кто в какой стране занимается нефтью, звонишь...
Потом, еще бывают съезды членов клуба, раза четыре в год. Проводятся в разных странах -- Тайвань, Америка, Австралия... А один съезд вообще проходил на пароходе "Queen Elizabeth" -- мы плыли по океану и заседали. Съезд -- это что? Лекции, знакомства, общение, отдых. Приглашаем туда в гости самых интересных людей мира. Однажды Горбачева позвали выступить у нас. Он потребовал пятьдесят тысяч долларов. Мы не дали, и он не приехал. Ну и зря. Отказался от возможности пожить в пятизвездочном отеле, увидеть несколько тысяч миллионеров -- от молодого Крайслера до президента "American Express". А вот Джеральд Форд, в отличие от Горбачева, прилетел и выступил, причем бесплатно. Хорошая вещь -- этот клуб! Правда, в пятьдесят лет ты автоматически вылетаешь из клуба, ведь он для молодых президентов.
Этот наш клуб что-то вроде масонской ложи. Я не могу о нем особенно распространяться. Скажу только, что встречался там с принцем Чарльзом, обедал за одним столом с Дэном Куэйлом, вице-президентом США. Ездил в Женеву к своему приятелю Эдмонду, его фамилия -- немножко Ротшильд.
Так что -- нет, одиноко мне там, на Западе, не было. Я поехал туда домой, у меня большая семья международного бизнеса. "В Россию я к себе приехал"
-- Кстати, о семейных делах: помню, когда вы уезжали в разгар своих неприятностей, то сильно переживали за сына, -- он ведь оставался в Москве.
-- Сын -- это боль страшная. Я такую сентиментальную вещь скажу, может, конечно, не поверят. Когда я уехал, одно из самых острых впечатлений, самое осязаемое воспоминание, как Филипп меня на прощание обнял. Я чувствовал его руки на своих плечах очень долго. Это страшно осязаемое воспоминание. Конечно, сейчас он просто чужой ребенок, и чужой папа к нему приехал (ему было полтора года, когда я уезжал), хотя смотрит в глаза родственно. Но я не поцеловал, не обнял его, мне показалось, что мальчишке это было бы неприятно: пришел чужой дядька лысый и лезет с нежностями. Поэтому -- что говорить? Я хотел бы здесь быть, как вы понимаете. Да... Я ему звонил сюда из Лондона, спрашивал: "Что тебе привезти в подарок?" Он говорит: "Привези мне дом". -- "Какой дом?" -- "Ну, -- говорит, -- дом, чтоб я мог там прятаться. У нас теперь в Москве столько плохих дядей, я их боюсь, от них прятаться надо..."
Для меня это был шок! Я пошел на Regent Street, в большой игрушечный магазин, и купил игрушечный дом, сборный, куда помещается ребенок. Привез, собрал его в центре квартиры -- мальчик был просто счастлив.
Вот такое у меня было настроение, когда я собирался в Россию. Я все знал про то, как тут живется, -- но ничего я так остро не переживал, как этот разговор с сыном. О чем еще тут говорить?..
-- Может, вас только из-за ребенка в Россию тянет?
-- Ничего подобного. Не только! Моя жизнь -- здесь. Я здесь родился, жил. Та жизнь -- хорошая, но чужая. Там многого мне не хватает. Да, там нет сына, но там мог бы появиться другой сын, не в этом дело. Я вам говорю: я не к сыну -- к себе приехал.