- Вы одеваетесь по-особенному, не как все. Чувствуется, что ваши туалеты не случайны. Мне кажется, что вы не можете не заниматься дизайном одежды...
- Да, занимаюсь, но не очень много. В основном для себя. Фуражка, мои парадные сапоги, галифе, куртка со вставками из кожи - все это мой дизайн. Для Сары я придумал пальто. А сделано это в ателье Бориса Чемери, в Нью-Йорке, все в одном экземпляре. Брайтонские дамы хотели это пальто растиражировать ("и мы такое хотим!"), но я вовремя вмешался.
- А вот эта черная спецовка, что сейчас на вас, тоже ваш дизайн?
- No, no. Это обыкновенная солдатская форма, по-моему десантная. Она очень удобна. Много карманов, и цвет черный - грязь малозаметна. У нас там в горах живет много ветеранов вьетнамской войны и все так одеваются. Такую форму у нас на каждом шагу продают, она удобная и дешевая.
- А как насчет Валентино, Сен-Лорана?
- Нет, я туда нос никогда не совал, мне это чуждо. Они сами по себе, я сам по себе. Вот мой галерейщик Серж Сорокко разодевается в самых модных магазинах, он у нас пижон - это меня слегка потешает.
- Костюм, галстук?
- Вот это я терпеть не могу. Но иногда приходится даже смокинг надевать. Как-то мне позвонили из российского посольства - зная, что я всюду хожу в "зеленке", - и вежливо говорят: "Михаил Михайлович, мы знаем, что вы к одежде относитесь по-особому, но на приеме, куда вы приглашены, будут Ельцин и Клинтон. Все во фраках придут, ну и вы уж, пожалуйста, арендуйте". Ну и пришлось нарядиться!
- Насколько вы вообще привязаны к роскоши?
- Я всегда живу просто, как солдат. Человек я довольно непритязательный, надо мной из-за этого даже смеются. Любимая моя еда - черный хлеб и селедка. Бифштекс, картошка... Пивали мы все, от одеколона до "Дом Периньона", но привычки к роскоши у меня быть не может.
Трудно сказать...
- Никто вам не поверит, если вы скажете, что никогда не задумывались о том, возвращаться в Россию или нет.
- В Россию?.. Ну, если б мне было лет тридцать... Я с удовольствием наезжаю в Россию, да. Но вернуться насовсем, снова с чем-то бороться - зачем это мне? Да и всего в Россию не перетащишь. Одни только мои макеты книг, наброски и репродукции, необходимые мне для работы, на сегодняшний день занимают семь тысяч квадратных метров. А связи с западными институтами, с учеными? Нет, я могу больше помочь России, живя на Западе. Печатать в России книги, издавать журналы...
- Вы можете назвать самое доброе дело, которое вы сделали в жизни?
- Трудно сказать... Допустим, я помогаю инвалидам-афганцам - но это моя естественная потребность. Я могу распропагандировать художника, который мне нравится, помочь издаться поэту, причем необязательно другу, могу издать журнал... Или, бывает, хочешь кому-то дать по физиономии, а не даешь - это ж тоже доброе дело.
- А вызволение советских пленных в Афганистане?
- Ну, это одно из дел. Я занимался и моджахедами. Еще до того, как ими занялись американцы, я сделал аукцион, выручил несколько десятков тысяч долларов и передал их на радио "Свободный Афганистан", чтоб оно вещало на весь мир о той нелепой войне. После я столкнулся с русскими ребятами, побывавшими в плену, понял их трагедию.
- Вы читаете сейчас что-нибудь для души или это прошло?
- Когда выкраиваю немного времени, то да. По-русски. Философия, психология, искусствоведение, поэзия. Любимый мой поэт - Бродский. Очень люблю Рильке и Рембо, я их не столько читаю, сколько перечитываю. Вообще я не столько читаю, сколько вычитываю (это формулировка одного моего друга).
- Ваши любимые строчки из вашего любимого поэта Бродского?
- Он верил в свой череп, верил.
Ему кричали: нелепо!
Но падали стены. Череп,
оказывается, был крепок,
это из стихотворения о художнике.
- Вот вы сказали, что читаете главным образом по-русски. А языки прочих стран проживания? Вы ими всерьез овладели?
- No, no. Я хотя и говорю по-немецки, по-английски, по-французски, но не могу сказать, что иностранными языками владею блестяще. Мыслю я, конечно, по-русски. В разговоре стараюсь придерживаться классического русского языка, чисто петербуржского стиля. Иногда, правда, иностранные слова проскальзывают, когда расслабишься.
- Известно, что вы человек религиозный. Вот сейчас пост, и как вы?..
- От постов я был освобожден еще в юности, настоятелем Псково-Печерского монастыря отцом Алипием. Когда мы с Женей Есауленко, моим другом, тощие и заморенные, приезжали к настоятелю, он поддерживал наши животы щедрыми дарами из своего холодильника. "Какой, - говорит, - вам пост, вы и так еле на ногах держитесь!" Человека снимают с поста, если он слишком много трудится, также освобождаются странствующие.
В этом монастыре я был когда-то на послушании. Человек я с юных лет довольно религиозный, и было такое юношеское желание - уйти в монастырь от суеты мирской, от коммунистической...
- Ушли бы - иконы бы там писали...
- Одна из самых высочайших задач художника - написать образ. И тема распятого Христа. К ней я иногда тайком подкрадываюсь. Но это безумно сложно для меня - пока. Скажу без ложной скромности: сегодня я не чувствую себя подготовленным к этим высоким сюжетам...
Венеция
Кроме всего прочего, Михаил Шемякин известен как давний любитель и постоянный участник венецианского карнавала. Однажды он зазвал туда и меня. Я написал про карнавал заметку, треть которой была про Шемякина. Вот отрывок:
"...На следующий день - он выдался особенно сырым, дождливым и пасмурным пошли к Шемякину. Он поселился со своей обильной свитой на Campo Arsenale, под совершенно кремлевской, с точно такими же зубцами, стеной красного кирпича. Давний, уж лет тридцать, любитель Венеции, Шемякин тут все знает, не раз выставлялся. Никаких отелей: "В апартаментах выгодней!" - то есть он снимает частную квартиру. Он как раз был дома и раскладывал на столах маски, привезенные из Америки. Маски он снял со своих деревянных скульптур. Шемякин размышлял, прохаживался по комнате в своем камзоле офицера Измайловского полка и дымил.
- Вы не правы, Миша, - говорил я ему. - "Мальборо" так не идет к вашему костюму. Отчего вы не курите трубку?
- Да все спешка проклятая, - оправдывался он. - Семь сундуков упаковать, куча костюмов! Ну и забыл столько всего... У меня дома и трубка заготовлена, и очки специальные, под старину... Ну ничего, я тут куплю.
И точно, он исправился. Я встретил его потом на площади Сан-Марко: он прогуливался в своем черном плаще, из-под которого виднелся костюм венецианского купца из толстенного местного шелка, и курил трубку. За ним шла его свита. Жена Ребекка, дочь Доротея (прилетели специально из Афин), мать художника, подруга Сара, лейб-фотограф Львов (из Америки), другой лейб-фотограф, по фамилии Сато (из Токио добирался), русский художник из Берлина Николай Макаренко, француз-галерист Игонне (этот в Венеции живет), потом еще Марк Нобель, американец-биолог из Лондона, который пишет про Шемякина книжку, а с ученым его жена и все дети, и еще и еще кто-то. Вся эта процессия - в старинных серьезных костюмах, в масках, которые Шемякин изготовил собственноручно. Это было очень солидно. Туристы бесцеремонно отпихивали лейб-фотографов ("карнавал - это для всех, а не для вас одних!") и сами запечатлевали редкое зрелище при помощи "мыльниц"...
Шемякин объявил своей труппе антракт, мы пошли в кафе "Quadri" передохнуть. Выпили (чаю; он же непьющий), и он признался:
- Почему я так люблю этот карнавал? Да потому что я, мягко выражаясь, ненавижу современный мир. Ненавижу технику, ненавижу пластик: с изобретением синтетических вещей столько традиций распалось, началось опустошение, исчезают характеры, расы... Меня как художника это раздражает и печалит. Я вынужден жить в современности, потому что выброшен в это чужое время, мой век восемнадцатый! Кто-то явно не на ту кнопку нажал. Я приземлился не там...
Уж кстати - от этого ни один участник карнавала удержаться не может Шемякин высказался по поводу разных погибелей. Но... крайне оптимистично. Венеция может утонуть к 2000 году, но ее можно и нужно спасти русским кедром, которым ее в давние времена и укрепляли. Раз тут скучно ("Как там Аристотель говорил: из бочки вытекло вино, осталась лишь бурда... Это я про карнавал"), так Шемякин в следующий раз сюда привезет из Питера огромное количество художников и музыкантов, и тут станет весело. Он еще задумал тут организовать процессию из карликов, которые будут тащить здоровенный нос имени Гоголя: "Надо вообще вдохнуть в Венецию новую жизнь, дать им новое карнавальное ощущение".".
1994, 1995
????? ИННА ЧУРИКОВА ?????
"Так и живу между Икшей и Канном"
Она могучая характерная актриса, которая с годами не меняется, оставаясь такой же, какой и была всегда, - трогательной и симпатичной.
На встречу Инна Чурикова шла чуть прихрамывая: только что сняли гипс.
Люди болеют, когда не понимают
- Инна Михайловна, как нога? Поклонники таланта ведь волнуются.
- Кажется, вполне зажила. Мне в театре еще делают лечебный массаж, но я уже не только хожу, но даже и репетирую в "Чайке" - у меня там роль актрисы Аркадиной.