- Вы тогда уехали в Женеву, а ваш брат - в Америку, и вы долго не виделись...
- Да, 23 года. Мы переписывались. Моя переписка издана! - говорит она ровным гордым голосом. - Вон его книги - они все у меня стоят.
Они приехали в Европу, остановились в гостинице, и сразу я к ним кинулась. Потом мы стали видеться каждую неделю, я ездила к нему. Когда он приехал, мой муж умер. А сын был взрослый. Так что у меня было много времени...
Когда его жена уехала в Америку на какое-то время, я просто переехала к брату. Мы много разговаривали! Он был чудный рассказчик. И шутник невероятный! Шутка была для него очень важная вещь, он проделывал всякие шутки со мной.
- Ну вот какие?
- Один раз я приехала к нему, прихожу в их квартиру в отеле, и он мне говорит: "Пожалуйста, не ходи туда, в следующую комнату!" (У них было там три комнаты.) Конечно, я поняла, что должна туда пойти. Так что же там было? Занавески на окне висели, а под занавеской торчали две дамские туфли. Это были, конечно, туфли его жены. Но он хотел показать, что будто у него там какая-то дама... Я засмеялась!
Он и в магазинах шутил ужасно. У него было пенсне, он к нему приделал длинный шнур. И в магазинах спрашивал продавцов: "Вы не находите, что я очень похож на Золя?". Это тут, в Монтре! Что продавцы отвечали? Откуда ж они могут знать, кто такой Золя.
Лолита списана с сестры писателя?
- Я думаю, что знала его больше, чем кто-то может представить себе. Как хорошо я его знала!
- С какого приблизительно возраста вы его помните хорошо, отчетливо?
- Ему было лет 14, а мне, значит, 8.
- Какой он был тогда?
- Очень красивый молодой человек, очень такой элегантный. Когда ему было лет 15, у него был этот замечательный роман с девушкой... Я ее видела один раз издали, когда она шла с моим братом. Она была красивая, да. Знаете, недавно ее дочь, дочь той девушки, нашлась и прислала мне подарок!
Елена Владимировна показывает мне шкатулку с лаковой картинкой "Грачи прилетели". Там написано - "От дочери и внучки Валентины (Люси) Шульгиной". Люся - это была ее кличка.
- Вы с братом были дружны?
- Мы были страшно дружны! Правда, когда мы жили в Петербурге, на Морской, - мы почти никогда не общались! Жили на разных этажах и виделись только за завтраком и обедом. Больше виделись, когда приезжали в Выру, в имение. Мы подружились страшно, когда оказались в Крыму, мне было 13 лет, а ему 19. Мы часами были вместе... Он меня научил...
Наступила пауза. Она вспоминала то лето, - а поди вспомни, когда уж 80 лет прошло. Пока она молчала, я вдруг придумал престранную мысль... Я в эту паузу был ударен мыслью про Лолиту! При чем тут это? При том, что Елена была тогда страшно симпатичной и привлекательной нимфеткой - иначе, подумайте, с какой бы стати взрослый юноша стал возиться с такой пигалицей? Это единственно возможное оправдание... Но она-то была недоступной! Совершенно так же, как несовершеннолетняя Лолита, и даже еще больше - будучи родной сестрой. Не буду вам вслед за Набоковым еще раз повторять писательские слова про то, что сюжет он взял из головы и только из нее одной. Но откуда это взялось в голове?
Я представляю себе, причем с необычайной, автоматической легкостью, как это видение измучивает его. Видение девочки, которая смотрит на него влюбленными глазами (какими же еще она могла смотреть на старшего брата, красота которого ей помнится и через 80 лет?), - но никогда, ни-ког-да не будет ему принадлежать? Или будет, - это я про набоковский роман "Ада", списывающий плотскую любовь брата и сестры.
И вот через 80 лет мадам Сикорская, 92-х лет, продолжает:
- Научил меня... огромному количеству вещей. Он ведь был специалист по бабочкам! И меня он научил различать бабочек. Он меня пытался научить рисовать, он сам чудно рисовал, великолепно. Его учил Добужинский! Он мог бы быть художником, если б хотел. Он познакомил меня со стихосложением - по системе Андрея Белого. Как бы вам объяснить, что это такое... Составляется схема по ударениям в стихе, понимаете, и потом это соединяется, и чем сложнее схема, тем сложнее стихотворение.
Он мне много книг подписал, и там рисунки его. Если бы я написала в Америку, что у меня есть книги с его рисунком, на первом листе, - так это же дикие деньги! Но я, конечно, этого делать не буду, это уж мой сын решит, что он будет делать с этим.
Его невеста предпочла офицера
- Как вы проводили время там, в Монтре?
- Во-первых, мы очень часто играли в scrabble, вы не знаете этой игры? По-русски она называется "Эрудит", в России есть такая игра, она несколько проще и другие правила, но идея та же. Это такие квадратные фишки с буквами, и вот вы составляете слово. Гениальная игра... Я в нее могу играть часами. Как раз завтра приходит мой партнер, один русский, который тут живет, по фамилии Трусов, он работает здесь, в международной организации по патентам, и мы с ним сражаемся. Последний раз я его обыграла, он ушел рыдая.
Ну вот. Играли, разговаривали, потом ужинали. Потом он меня провожал на вокзал, и я ехала домой.
- Ваша какая любимая книга - из его?
- "Дар"! Я считаю, что это вершина его. Я хорошо помню ту берлинскую жизнь. Эти описания, как он ходит купаться в Грюневальд. Боже, сколько я там раз бывала, в этом Грюневальде! Очень интересно, что в Берлине русская эмиграция была почти что только еврейская. В моем классе в русской гимназии нас было человек двадцать, так только трое из нас не были евреями, я и мои две подруги.
- И там, в Берлине, он ведь познакомился с будущей женой?
- Это позже, а сперва у него был роман с другой женщиной.
Ее звали Светлана Зиверт, ее семья была из балтийских немцев. Они были обручены и даже кольца носили. Но мой брат не имел никакой работы, - так, он то учил боксу, то давал уроки русского языка. Денег не было! И в конце концов родители этой его невесты решили, что она не должна выходить за него замуж. И Светлана ему отказала. Читали ли вы его стихи? Там целый цикл посвящен этому роману. Он очень переживал.
- Он разочаровался в женщинах, как это иногда бывает в молодости в таких случаях?
- Нет, разочаровался не в женщинах, а в Светлане...
Она пережила его на очень много, она умерла только в прошлом году, в апреле - в Америке. Она жила в таком русском полумонашеском доме в Нью-Йорке. Эта Светлана была на год старше меня - значит, она умерла в 92 года. Она вышла замуж за русского, из офицеров, в Берлине. Но скоро разошлась с мужем - он был ужасный человек, он бил ее. В Америку она уехала одна...
- Брат вам рассказывал про эту несчастную любовь? Вы же были страшно дружны...
- Нет. Брат никогда об этом не говорил. А стихи про это были:
Иль дула кисловатый лед,
прижав о высохшее нёбо,
в бесплотный кинуться полет
из разорвавшегося гроба?
Нет, я достойно дар приму,
великолепный и тяжелый,
всю полнозвучность ночи голой
и горя творческую тьму.
А с Верой он встретился почти сразу после разрыва со Светланой. И вот она как раз... не то чтобы воспользовалась, я не хочу этого сказать - она как раз именно попала в должную минуту, когда он оказался один. Они познакомились на балу каком-то русском, она была в маске и не сняла эту маску, несмотря на его просьбы, а потом они где-то встретились, и он как-то узнал, что это она была под маской...
Солженицына не читал,
телевизор не смотрел
- Однажды к вашему брату хотел приехать Солженицын - и не приехал. Вы помните?
- Да... Он хотел с ним встретиться как с человеком, который выказал очень большую храбрость, в этом смысле.
- А читал он книги Солженицына?