— Не забудьте, — говорит Листер, — что, имея дело с богачами, журналисты более всего интересуются сплетнями прислуги. Популярные глянцевые журналы заменили людскую в современном обществе. Наше положение по своей выигрышности не имеет параллелей в истории. Карьера на стезе домашних услуг есть дело будущего. Личным секретарям знаменитостей тоже, впрочем, жаловаться грех. Дай-ка мне еще чашечку кофе, будь добра, Элинор. Скоро пора идти наверх, переодеваться.
Они сидят за большим столом, и завтрак, кажется, столь же быстро близится к концу, как он внезапно начался. Гроза, притихнув в непосредственной близости от дома, по-прежнему ярится над озером и над горами. То и дело слышен стук, молящие крики у двери черного хода. Никто не обращает на них внимания.
— Есть в этом доме виноград? — спрашивает Элоиз.
— Нет, ты все умяла, — отвечает Кловис.
— А вот и ошибаетесь, — говорит Айрин, — потому что я ей огромнейшие грозди из Женевы привезла. Они в буфетной. Один любовник преподнес, который стюардом летает на первом классе TWA[12].
— Айрин, какое сокровище потеряли в тебе Клопштоки в связи со своей кончиной! — говорит Листер.
Айрин скромно опускает взор в тарелку с остатками еды. Кловис зевает, упирает локти в стол, подбородок в ладони.
— О, как я измучен, — говорит он. — Как хочется лечь, наконец, в постель.
Он встает, идет в буфетную и возвращается с подносом, на котором блюдо с крупным виноградом, миска, чтобы его обмакивать, и крошечные ножнички, чтобы его состригать с ветки. Все это он ставит перед Элоиз.
— Да здравствует баронесса! — провозглашает Кловис.
Элоиз оглаживает свой живот. Мистер Сэмюэл идет к черному ходу. Слышно, как он говорит:
— Вам придется подождать. Виктор Пассера временно недоступен.
— Но мы потеряли ключи от машины! — взывает женский голос. — Ну поищите.
— Везде так сыро. Мы вымокли до нитки. Нельзя ли нам войти, позвонить в гараж, ну, я не знаю?
— К сожалению, посторонним вход воспрещен.
— Что же нам делать? Мы не можем попасть в машину, мы не можем попасть за ворота. Швейцар их не желает отпирать.
— Прогуляйтесь по парку, — рекомендует мистер Сэмюэл.
— Сыро. Мы снова попадем под ливень. Ужасное место.
— Вам следует, — советует мистер Сэмюэл, — впредь избегать ужасных мест.
Вернувшись в столовую для прислуги, он говорит:
— Любители. Где мой аппарат? Щелкнуть их, что ли, пару раз, да вставить в образовательный фильм, над которым я сейчас работаю? Вам, молодежи, не вредно будет ознакомиться с тем, как выглядит типичный заблудший представитель общества.
Берет аппарат, подходит к окну, нацеливается.
Листер, элегантно облаченный для дневной работы, стоит у открытой парадной двери, как угрюмый лавочник глядя в темное, грохочущее небо, меж тем как Тео катит по въездной аллее на велосипеде. Тео вопросительными жестами указывает на тыл дома.
— Нет, сюда, — говорит Листер.
Тео, трясясь, прислоняет велосипед к мокрой живой изгороди и продолжает путь пешком.
— Я тебя вызвал, Тео, чтобы сообщить о некоторых обстоятельствах, — говорит Листер. — Ты входи, входи.
По лестнице спускаются остальные, с признаками недосыпа в движениях и лицах. Слуги в утренних униформах. За ними следует мистер Сэмюэл в синем купальном халате по колено; на мистере Макгире — утренний халат в черно-белую полоску.
— Что происходит? — спрашивает мистер Сэмюэл.
Тео отвечает:
— Что-то необыкновенное всю ночь происходило.
— Нравится тебе твоя работа, Тео? — осведомляется Листер.
— Да, Листер.
— Прекрасно, и ты ее сохранишь. Только запомни: ничего необыкновенного не происходило, и, кстати, это соответствует действительности. Я хочу только довести до твоего сведения, что свет в библиотеке горит, как и с вечера горел, когда мы все пошли спать, получив указание не беспокоить барона и баронессу Клопшток с их гостем, и более того, сегодня с утра дверь заперта изнутри, и там никто не отвечает.
— Что же случилось? — встревожен Тео. — Знаете, моей Кларе снились такие сны, жуть какие сны. А вы хорошо стучали?
Листер подходит к двери библиотеки, пробует ручку, дергает, трясет, кричит:
— Сэр! Мэм!
— Лучше взломать, — размышляет Тео, одного за другим оглядывая всех.
— Велено не беспокоить, — говорит Листер. — Мы вызовем полицию.
— Клара испугается, — вздыхает Тео.
— Скажи ей, пусть расскажет полиции про свои сны, пусть облегчит душу, — рекомендует Листер. — Чем больше она расскажет про свои сны, когда ее станут расспрашивать, тем лучше. Ведь, собственно, мы созданы из вещества того же, что ваши сны[13] во время этой бурной ночи.
— Тут парочка одна бродит всю ночь по парку, — говорит Тео, — приехали на машине, а мне их выпустить нельзя, вы не велели. Теперь вот ключи от машины потеряли, под деревом прячутся. На мой взгляд, подозрительная парочка.
— Забудем о них, — говорит мистер Сэмюэл, — они никто, статисты.
— Иди-ка лучше к Кларе, — говорит Листер. — Скоро восемь. Пора открыть ворота.
— Хорошо, Листер, — почти шепчет Тео, кинув взгляд в сторону библиотеки. Потом поспешно уходит в открытую дверь, садится на велосипед и пускается по въезду. Почти мгновенно он промокает, так как гроза с новой яростью обрушилась на имение Клопштоков. Тео отчаянно жмет на педали, однако, добравшись до поворота, он вынужден слезть с велосипеда и дальше ковылять пешком по темно-грозовой аллее, то и дело пробиваемой стрелами молний. Он проходит мимо купы вязов, под одним из которых, вжавшись в кору, прячется кочующая парочка. Тео, кренясь, шлепает по вихляющей аллее, у дверей сторожки швыряет оземь свой велосипед, согнувшись, одолевает путь до ворот, отпирает их, распахивает. Возвращается к сторожке, туда вваливается.
Молния, тем временем грянув в купу вязов так, что наповал, вмиг и без боли убита корчившаяся под ними парочка, дальше, зигзагами, несется по лужку, озаряет пруд с кувшинками, розовый запустелый сад и, снявши ряд мгновенных фотографий, со всего размаху, как застежка, сексуальным маньяком выдернутая из одежды, плюхается в озеро Леман, но потом возвращается, сносит с дома крышу, причем оставляет невредимым взмокший телефонный кабель, за который так опасался связавшийся с Женевой Листер.
Вызвав полицию, дрожащим голосом порекомендовав прислать «скорую помощь» с докторами и санитарами, Листер звонит затем в укромную, удобную квартиру, предусмотрительно им снятую и гостеприимно предоставленную четырем журналистам, которые всю ночь не смыкали глаз, ожидая его звонка и дуясь в покер рядом с переполненными пепельницами.
— Четверо наших друзей, — наставляет он далее домочадцев, — должны иметь исключительное право на все, что вы сможете им сообщить. Естественно, только они получат скандальный эксклюзив, изготовленный мистером Сэмюэлом и мистером Макгиром в форме звуко- и видеозаписи. Телевидение, «Ассошиэйтед пресс» и разная мелкая сволочь местного масштаба, конечно, на вас набросятся с вопросами. Что ж, отвечайте им, пожалуйста, отвечайте, мелите, что в голову взбредет, главное, чтобы они остались довольны. Правильно, Кловис?
— Да, все переговоры между нами, нашими четырьмя закадычными друзьями и Швейцарским банком, где содержатся наши многочисленные счета, должны быть доверены Листеру. Больше мы ни с кем дела не имеем. Пусть они останутся довольны, пожалуйста, — и это всё. Для телевидения — рыдайте, закрыв лицо руками, либо выражайте печальное неодобрение покойным нанимателям.
— Я спать хочу, — заявляет Элоиз.
— Я позабочусь о том, чтобы ты смогла уйти к себе, как только это станет возможно, Элоиз.
— Слушайся Листера, — говорит Элинор.
Далее Листер заказывает разговор с резиденцией графа Рудольфа Клопштока в Рио-де-Жанейро и сообщает остальным:
— На Бразилию задержка, да они и отстают на пять часов. Мы заполучим графа где-то между четырьмя и пятью дня по их времени. Но, в соответствии с природой человеческой, после телефонной связи новость распространится с достаточной быстротой.
— Брат должен знать, — заявляет Элинор.
— Про что — знать? — осведомляется Листер.
— Про брата.
— В настоящий момент, — чеканит Листер, — мы сами знаем только то, что дверь библиотеки заперта и барон, баронесса и их юный друг не отвечают ни на какие оклики и стуки. Мы с полным основанием встревожены, и это всё. Уже прибыли детективы. Группируйтесь в соответствии со своей встревоженностью.
Он открывает парадную дверь на вой сирен сквозь бурю. Две полицейские машины тормозят у подъезда, за ними «Скорая помощь». Полицейский инспектор, полицейский детектив, двое в штатском, трое в полицейской форме, полицейский фотограф входят в холл. Команда «Скорой помощи» высаживается и тоже спешит укрыться от дождя.
— Вот эта дверь, инспектор. — Листер его ведет в сторону библиотеки.
Инспектор крутит ручку, трясет, колотит в дверь, прислушивается.
— Да это точно, что там кто-то есть?
— Мы опасаемся. Свет все еще горит, как с вечера горел. Барон велел их не беспокоить, — объясняет Листер. — Я уже заказал разговор с братом барона, что-то мне подсказало, что так нужно.
— Открывайте, — приказывает инспектор.
Двое дюжих полицейских взламывают дверь. Инспектор и его люди вваливаются в библиотеку. Листер следует за ними, остальные домочадцы топчутся на пороге. Шелкает фотоаппарат мистера Сэмюэла. У мистера Макгира на запястье болтается легонький диктофон. Тело баронессы распростерто на полу, возле окна. Тело Виктора Пассера скрючено у книжной полки. Труп барона лежит на круглом столе, недалеко от пальцев — пистолет.
Визжат женщины.
— Девушек уведите, — приказывает инспектор тому, кто в штатском. — На кухне их поместите, пусть поуспокоятся.
Кловис направляется к служебному крылу, инспектор же тем временем спрашивает у Листера:
— И всю ночь вы ничего не слыхали? Выстрелов? Или там криков? Стонов?
Ветер кружит над домом Клопштоков, хлопают ставни.
— Нет, инспектор, — отвечает Листер. — Ночь бурная была.
По въезду чередой ползут машины.
Доктор осмотрел тела, полиция сделала свои предварительные выводы, библиотеку осмотрели и сфотографировали. Изъяли записку барона о том, что он застрелил жену и секретаря, сейчас сам застрелится и просит никого не винить. Инспектор разрешил Листеру прочесть записку, но отказал в этом репортерам, которые сейчас толпятся в парадном холле и галдят ужасно.
Женщины выпущены из кухни, дав краткие, сбивчивые показания, и теперь присоединяются к остальным у порога библиотеки.
— Нет, я должна бросить последний взгляд, — заявляет Элинор.
Элоиз скорбно смотрит в телевизионную камеру, которая спешит ее запечатлеть. Гул репортерских голосов еще нарастает, когда, одно за другим, на носилках выносят из библиотеки прикрытые тела.
— Вернемся, — Листер поворачивается к своей компании, — к нашим баронам.
Тела кладут в машину «скорой помощи». Полиция опечатывает парадные покои, прогнав репортеров под убывающий дождь, а слуг попросив разойтись по своим помещениям.
Доктор предлагает увести дам, помочь им, сделать, может быть, укол, но те мужественно отказываются.
— Жене швейцара, — советует инспектор, — той не мешало бы помочь немножко. Эту лучше бы увести.
— Я бы и его увел, сэр, — рекомендует Листер.
Репортеры толкутся у черного хода.
— Инспектор, — говорит Листер. — Я сам с ними разберусь и быстренько их спроважу. Мы все потрясены. Если вам понадобится еще информация, мы к вашим услугам.
— Спасибо вам, да, что ж, так будет очень даже хорошо, — говорит инспектор. — Парочку своих людей я оставляю для охраны дома. В библиотеку, наверх, никого не пускать, никого.
Элоиз говорит:
— Никто наверх и не сунется, будьте уверены. Наверху мой Матисс, мой Гойя. Не шутка, понимаете.
— Прошу прощения? — недоумевает инспектор.
— Она переутомилась, — объясняет Листер и шепчет на ухо инспектору несколько слов.
— О как. — Инспектор оглядывает Элоиз.
Листер шепчет еще несколько слов, пальцем указывая на потолок.
— Ух ты! Н-да. — Инспектор поднимает взгляд. — Нам про него известно. Родственник баронессы.
— Нет, барона.
— Да ну? Дела. Несчастная семья.
Листер, понизив голос, добавляет еще одно сообщение.
— Ну-ну, раз он отец, вы все по справедливости решили, — заключает инспектор, торопясь присоединиться к своим людям в полицейской машине, которая ждет у черного хода. Пробравшись сквозь толпу, не отвечая на вопросы, он уезжает.
Очень скоро четверо преданных Листеру журналистов идут к своим машинам с портфелями под мышкой и отбывают тоже.
— Теперь насчет мелкой сволочи, — говорит Листер присным. — Элинор и Кловис часть публики берут на себя и ведут в гостиную. Мы с Элоиз проводим пресс-конференцию в буфетной. Адриан, Айрин могут провести круглый стол на кухне вместе с Пабло, олицетворяя точку зрения молодежи. Мистер Сэмюэл, мистер Макгир — вы можете курсировать.
Все располагаются соответственно его указаниям. Вспышки камер. Микрофоны перебрасываются из уст в уста, как раздаваемые оголодавшим паломникам горячие хот-доги.
Все голоса заглушает дикий вопль: это наверху приступает к завтраку молодожен.
Элинор говорит:
— Как конь — понес и мчится, без седока, неведомо куда.
Адриан говорит:
— Бегство педераста.
На что интервьюер, не расслышав из-за шума, отзывается:
— Бегство целой расы?
— Нет, — отвечает Адриан.
Листер рассказывает:
— ...и вот, значит, одно время, в юности, я был профессиональным клакером. Аплодировал самым знаменитейшим певцам в мире. Оплачивалось это прилично, но ведь и то сказать, аплодисменты требуют умения — это искусство, тут важно чувство времени...
— Чувство локтя... — говорит Элинор.
Адриан рассуждает:
— Смерть — уж такая штука, не протрезвишься, не проспишься...
Вклинивается голос Пабло:
— ...раскладывать по полочкам. Квадраты, кубы. Это развивает...
Элинор говорит:
— Как дети, играют на свадьбах и на похоронах. Я играла вам на свирели, и вы не плясали, я пела вам печальные песни, и вы не рыдали[14].
Поворотясь на стуле к вопрошателю у себя за спиной, Листер говорит:
— Он сам себе не стряпал, не утюжил собственных штанов. Так с какой же радости он стал бы сам, извините за выражение, вступать в сношения с собственной женой?
Кловис говорит:
— ...нет, не на машинке, так весь дом перебудишь, верно? То, что я называю полночным трудом литературы, творится только от руки. Это искусство. Да, о нет, спасибо, относительно публикации у меня другие планы.
Айрин говорит:
— Нет, по-моему, это его вполне устраивало, пока она не стала из себя корчить леди Чаттерли... Викторианский такой роман[15], не знаете? В общем-то, конечно, она вполне типичная была, когда дошло дело до Виктора.
Слышно, как Листер цитирует:
— «Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады»[16].
Элинор говорит:
— Нет. С ее стороны из живых родственников никого.
Пабло говорит:
— Фантазии и бред на почве подавленного секса.
Кловис говорит:
— Ведут свой род от крестоносцев.
— ...как боевой конь, — говорит Листер, — из книги Иова: «При трубном звуке он издает голос: «Гу! гу!» — и издалека чует битву, громкие голоса вождей и крик...»[17]
— ...редко когда увидишь, — говорит Элинор. — Одет в комбинезон, с застежкой-молнией, вдобавок на замочке. Застежки-молнии изобрела Швейцария...
— Вот именно, — говорит Пабло. — Если дружбу закладываешь, под проценты...
Его преподобие меж тем спустился к завтраку и, потрясенный, стоит в дверях гостиной, где проводят свою многолюдную пресс-конференцию Элинор и Кловис. В руке у него вырезка.
— Ваше преподобие! — кричит, пробиваясь к нему, Элинор.
— Там, на площадке, какой-то господин возле моей комнаты. Погнал меня вниз по черному ходу. Где Сесил Клопшток? Мне надо ему это показать.
Элинор оттирают от его преподобия, вместо нее вырастают сразу пять репортеров.
— Ваше преподобие, не можете ли вы развить свои показания относительно таблеток антисекс? Случалось ли барону...?
Элинор, уже сама снова тесно окруженная, говорит:
— ...кипит, бурлит, как стиральная машина на полной мощности.
Листер, рядом, обращается к другому микрофону.
— Кровь древняя, — он говорит, — и предков трон —
— Ой, пожалуйста, вот это, последнее, не повторите ли, сэр, — слышен голос репортера.
Кловис через тесную толпу пробивается к Листеру.
— Звонили из Бразилии. — Он говорит. — Дворецкий не хочет звать графа Клопштока к телефону. Отказывается наотрез. Мол, граф заперся в кабинете кое с кем из друзей и велел ни под каким видом не беспокоить.
— Передай этому дворецкому, что у нас печальные новости и мы, несмотря ни на что, надеемся связаться с графом, когда рассвет взойдет над Рио.
Адриан говорит:
— Когда у брата был цветочный магазин на пьяцца дель Пополо, а у сестры тут же, рядышком, газетный киоск... Да, не соскучишься, веселый уголок.
Его преподобие, хоть и дрожа, ест завтрак в постели. Гроза прошла, и солнце уже сияет на сырых кустах, просторной зелени лужков, в промокшем розовом саду. Репортеры с камерами, микрофонами понемногу разошлись. Листер оглядывает разбросанные по полу окурки. Кловис распахивает кухонное окно. Знакомый вой несется с чердака.
По въезду приближается машина.
— Довольно, — говорит Листер. — Всех гнать взашей.
— Это принц Евгений, — объясняет Элинор, — пошел к парадному.
— Ничего. На черный ход отправят. — Листер ногой запихивает под буфет несколько окурков. — Спать, спать, спать.
Скрип шагов все ближе к тылу дома, и вот уже лицо принца Евгения верхней своей частью является в распахнутом окне.
— Все ушли? — спрашивает он.
— У нас мертвый час, ваше превосходительство.
— Я высочество.
— Чем можем служить, ваше высочество? — спрашивает Элинор.
— На одно слово. Впустите меня.
— Впустите его высочество, — приказывает Листер.
Принц Евгений входит робко. Он говорит:
— Соседи все утро выезжали на дорогу. Им не хватало мужества сюда приехать. Адмирал Милигер, барон де Вентадур, миссис Дике Сильвер, Эмиль де Вега и прочие. Как-никак, я первый. Могу я с вами переговорить, Листер, любезнейший?
— Пройдемте в кабинет. — Листер ведет его в буфетную. Аппарат мистера Сэмюэла незаметно щелкает. На всякий случай.
Принц Евгений садится на указанный Листером стул.
— Не хочет ли кто-нибудь из вас перейти ко мне? Вы это не обдумывали? Очень недурные условия. Могу предложить...
— В данный момент, — говорит Листер, — нам хочется спать, и лучше нас не беспокоить.
— О, да-да, конечно. — Принц встает со стула. — Просто мне важно было сюда успеть раньше других.
— Вполне понятно. — Листер тоже встает. — Но у нас, собственно, другие планы.
— А мисс Бартон? Не готова ли она подумать о некоторых необременительных домашних обязанностях? Ведь бедный юноша, конечно, не будет и далее здесь жить?
— Мисс Бартон по-прежнему нам будет нужна. Элоиз желает, чтобы она осталась. Элоиз была горничной, но сегодня рано поутру она вышла замуж за нового барона.
— Да что вы говорите? Поженились.
Листер шепчет ему на ухо.
— О! Да-да. Понимаю. Но как-то уж очень скоропалительно, нет?
— Они теперь могут жениться, не жениться, как хотят, такая эпоха, сэр. Времена меняются. Возьмите, скажем, Айрин.
— Это которая же Айрин?
— Очаровательная. Самая прелестная. И стряпает, притом, отлично.
— Могу ей предложить очень хорошее жалование.
— В нашу эпоху, сэр, — говорит Листер, — они требуют большего. — Он снова что-то шепчет на ухо принцу.
— Я не из тех, кто женится, — едва слышно признается принц.
— Это лучшее, что я могу предложить, ваше высочество. Ей-то и так хорошо, с этим выходным в аэропорту.
— Ну, я пойду, — говорит принц.
— Спасибо, что заглянули, сэр.
Листер ведет принца к черному ходу, у самого порога принц мешкает, мнется и говорит:
— Но вы уверены, что иначе с Айрин невозможно будет договориться?
— Уверен. У меня на примете и другие. Кое-кто за честь почтет сидеть с ней за одним столом. С такой молодой хозяюшкой при многих дарованиях. Маркиз де...
— Хорошо, хорошо, Листер. Уладьте, как можно скорее, все детали. Других предложений не принимайте.
Принц снова шлепает вдоль дома, садится в свою машину, и вот уже видно, как его увозят, ссутуленного на заднем сидении, в глубокой задумчивости.
Некто в штатском, в холле, спит на стуле, ожидая сменщика, как и некто, тоже в штатском, выше этажом. Домочадцы карабкаются по черной лестнице к себе, чтобы улечься спать. Скоро их накроет глубокий сон после праведного всенощного бдения, и будет, весело смеясь, играть на стенах дома полуденное солнце.
«Trans World Airlines» (англ.) — авиалинии, связывающие многие города США со странами Европы.
В переводе Мих. Донского эта строка из «Бури» Шекспира (IV, 1) звучит так: «Мы созданы из вещества того же, что наши сны».
Довольно творческое цитирование Евангелия. См.: Евангелие от Матфея. 11, 17: «Мы играли...» и т.д.
Имеется в виду отнюдь не викторианский роман Д. Г. Лоуренса «Любовник леди Чаттерли».
Книга Иова. 3, 25-26.
Книга Иова. 39, 25.
Из стихотворения Джеймса Ширли (1596—1666) «Спор Аякса с Одиссеем».