- Умерла. Три года тому назад.
Чтобы скрыть подступившие к горлу рыдания, я быстро повернулся и пошел к машине. Водитель дал сигнал.
Иодошла Дадуна с огромным букетом маков и ромашек в руках.
- Смотри, как красиво! - сказала она, передавая мне букет.
Машина тронулась.
Я выглянул в окно и увидел Мераба: он тянул за веревку смешно упиравшегося осла.
- Останови, пожалуйста!
Я сошел с машины и побежал к Мерабу.
- Мераб, отнеси эти цветы Нателе!
- Нателе? - удивился мальчик.
- Да, Нателе!
- А зачем ей эти цветы? - спросил он. - Вон их сколько, цветов, это все ее цветы! - И он показал на поле, сплошь усеянное маками, ромашками, васильками.
- Ничего, ты отнеси, девочки любят цветы. На! - Я сунул ему в руки букет и побежал обратно.
Водитель говорил Дадуне:
- Ненормальный он... Стоит здесь и машет рукой шоферам. Мы, конечно, останавливаемся, жалко все же, но он ничего не просит, денег не берет. Просто так, ненормальный.
- Поехали!
Я оглянулся. Мераб стоял с букетом цветов в руках, и вокруг него колыхалось море ромашек, васильков и маков.
...Начался подъем. Водитель переменил скорость, и от легкого толчка рука Дадуны коснулась моей. Я схватил и сжал ее теплую, мягкую ладонь. Она ответила чуть заметным движением пальцев. Тогда я обнял девушку, привлек к себе и зарылся лицом в ее пышные волосы. Несказанно сладкий аромат, в котором угадывались запахи духов, цветов, сена, одурманил меня. Я поймал губами ее маленькую мочку. Она была горячая, словно раскаленная под солнцем раковина на морском берегу. И, точно -морская раковина, она звенела, пела какую-то таинственную, сказочную песнь.
Я вздрогнул, почувствовав на себе внимательный взгляд водителя, и выпрямился.
- Закурить не найдется? - спросил водитель.
Я молча протянул ему пачку сигарет и спички.
С профессиональной ловкостью, не сбавляя скорости, оп закурил, затянулся и удовлетворенно произнес;
- "Честерфилд"! Где достаете?
- Ворую!
- Ва! Где это?
- У родного дяди!
- А-а-а! Так-то лучше, а то на Майдане [Майдан - старое название базара в Тбилиси] очень дорого...
- Да, дорого...
- Вот я вспомнил... - обратился водитель к Дадуне, - когда он подарил цветы мальчику, - не оборачиваясь, он показал пальцем на меня, - я вспомнил про цветы... Лет восемь назад мне было десять лет...
- Правда? - отозвалась Дадуна ради приличия.
- Да, десять лет мне было... Сам-то я курд. Когда мать болела или была занята, я таскал мусор... Жила в доме одна семья... Им, значит, помогал...
У меня вдруг сперло дыхание и бешено заколотилось сердце. Я взглянул в зеркальце. Водитель нервно жевал сигарету.
- Там жил мальчик, мой ровесник. Очень красивая была у него мать. Тетя Манана...
Я достал сигарету, прикурил и понял, что держу ее во рту не с того конца.
- Потом умерла моя мать Сара...
- Да? - равнодушно проговорила Дадуна.
- Да, умерла, бедная. В то утро "тетя Манана подарила мне одежду своего сына, потом очень много плакала, потом ее сын принес много-много цветов, вот как сегодня...
- Наверно, мать ему сказала, - догадалась Дадуна.
- Наверно... Хороший был мальчик, такой чистенький, всегда белый воротничок носил... Потом у него погибли родители. В один день... Потом я потерял его. Сказали, дед взял к себе в деревню... Не знаю... Я подумал, если он человек, обязательно придет на могилу матери.
Моя мать тоже там похоронена, в Ваке. Мы христиане, вот крест. - Он расстегнул сорочку и вытянул за цепочку большой золотой крест.
- Боже, какая красота! - воскликнула Дадуна.
- Да. Недавно я был на кладбище. Маро сказала, Маро - женщина, которая там. присматривает, сказала, приходил какой-то парень... Я думаю, это был он. Я звал его Джако, а он меня - Пучеглазом.
- Как? Как вы его звали? - встрепенулась Дадуна.
Водитель не ответил. Я поймал в зеркальце его черные красивые глаза. В груди у меня что-то заклокотало, закипело.
- Здравствуй, Або! - сказал я.
Вот и нашелся твой Або, Автандил Джакели! Ты его л разыскал или он тебя? Неважно! Вы нашли друг друга, и это главное. Все твое тбилисское детство, все твои воспоминания были связаны с ним. Они постепенно покрывались пеленой забытья, и, чтобы не допустить этого, вы должны были найти друг друга.
Вот и нашелся Або!
Так почему вы молчите? Скорей, скорей раскройте сердце и душу, расспросите друг друга о днях, минувших бесследно. Бесследно? Нет! Ведь Або помнит твою добрую, красивую мать, помнит тепло ее ласковых рук. А ты, разве ты забыл смуглую курдянку Сару? Быть может, Або не хочет вспоминать, как его мать убирала чужие грязные подъезды и как он сам, босой и оборванный, таскал чужой мусор? Так почему он так мечтал о встрече с тобой?
- Здравствуй, Джако! - сказал Або.