Толпа ахнула.
Дед почувствовал легкий укол в сердце и странное жжение под левой лопаткой. Не зная, чем же теперь заняться, он тупо уставился на развороченное гнездо креста.
- Исидор, спускайся, чего ты? - крикнули снизу.
- Что ты там делаешь, спускайся!
Дед встрепенулся, огляделся. Потом сбросил вниз зубило и молоток. Он не слышал ни глухого гула голосов, нн одобрительных криков комсомольцев. Повернувшись спи-, вой к толпе, он взялся за цепь и медленно заскользил но куполу. Достигнув лестницы, дед передохнул, повернулся лицом к двору, раза два ногой опробовал лестницу и не спеша стал спускаться по ступенькам.
"Двадцать ступеней в лестнице, - подумал дед, - это точно: считал, когда поднимался... Три... Четыре... двенадцать... семнадцать... Как же так? Почему семнадцать?
Я же хорошо помню - было двадцать! Ах да, это в той лестнице, у Писти, двадцать ступеней. Зимой я сгребал снег с крыши ее дома, оттого и запомнилась лестница".
...Исидор стоял посредине двора и улыбался.
- Смажьте ему ладони керосином, видите, руки в крови! - сказал кто-то.
- Ну, брат, молодец ты, ей-богу! - обнял деда Вано.
- Исидор, может, воды тебе холодной?
- Что вода! Несите ему вина!
- Закури, Исидор! Табак у меня знатный.
- Где Писти? - спросил вдруг дед.
- Какая Писти, Исидор? - переспросила бабушка, которая все это время стояла рядом и платком утирала струившийся по лицу пот.
- Писти Шарашидзе. Какая же еще? - удивленно взглянул на бабушку дед.
Писти привели.
- Писти, сколько ступеней в твоей лестнице? - спросил дед.
- Тронулся, несчастный! - ахнула Писти и схватилась за голову.
И вдруг... Лицо у деда перекосилось, сморщилось, губы скривились, подбородок задрожал, весь он задергался и словно подкошенный рухнул на землю. Долго валялся дед, воя, рыча и корчась в страшных конвульсиях, и долго оплакивала мужа убитая горем его красавица жена - бабушка Мина.
Потом дед успокоился, затих, а когда встал, люди отшатнулись: половина его лица скособочилась, оттянулась к левому уху да так и застыла.
С тех пор к деду навсегда пристало прозвище Рыло.
- Ты чего строишь рожу, словно Рыло-Исидор?
- Отстань, а то как дам nq морде, сделаю из тебя Рыло-Исидора!
- Какое там! Когда Исидор стал Рылом, Никифору было добрых три года!
- Да ну, скажешь тоже! Спроспм у Рыла-Исидора:
он-то должен помнить!..
Но это говорилось за спиной деда. Во всем селе не нашлось бы смельчака, кто в лицо назвал бы его Рылом.
Наоборот, Исидора уважали и даже побаивались. Ведь в свои двадцать три года он стал первым председателем сельсовета.
Так вот, тогда, в двадцать первом, спустя неделю после того, как деда избрали председателем, он получил письмо от Минаго Джабуа - известного бандита, заклятого врага советской власти: "Рыло! Если ты мужчина, а не баба, подымись в Суребский лес, жажду умыться твоей кровью.
А не посмеешь, так я сам к тебе спущусь. Побалуюсь с твоей красавицей, а потом прирежу тебя, как свинью, у самой паперти церкви".
Надел Исидор лапти, заткнул за пояс маузер и вышел пз дому. Бросилась в ноги жена:
- Не ходи, Исидор! Пожалей меня, дорогой!
- Ну нет, Мина! Попляшет он у меня, и с тобой побалуется, и выпьет твои помои, не быть мне иначе Исидором! - ответил дед и ушел.
Трое суток ждал Исидор на пастушьем постое появления Мипаю Джабуа.
- Напрасно ждешь. Ушел Минаго из этих краев, - сказали пастухи.
Не поверил дед пастухам. Сам не покидал шалаша и пастухам запретил отлучаться. И на рассвете четвертого дня появился проголодавшийся Минаго. Он шел, прихрамывая на одну ногу, вооруженный двумя маузерами. Деда он сперва не узнал, а когда спохватился, было поздно: вороненое дуло маузера чуть покачивалось перед глазами Джабуа. Минаго поднял руки.
- Расстегни пояс, Минаго! - сказал Исидор.
Минаго молча выполнил приказ. Пастухи, затаив дыхание, стояли и ждали.
- Отпусти пояс!
Отяжеленный двумя маузерами пояс тотчас же упал на траву. Исидор левой рукой извлек из ножен длинный охотничий нож и не спеша приблизился к Минаго. Тот закрыл глаза.
- Исидор, - заговорил старый пастух, - уважь нас, избавь от греха... Делай с ним что хочешь, но только не здесь...
Не обращая внимания на пастуха, Исидор приложил нож к животу Минаго. Пастухи отвернулись. Коротким взмахом лезвия разрезал тесемку. Широкие брюки спустились до самых икр, оголив срамное место.
- Придержи брюки, бесштанник ты этакий! - с презрением проговорил Исидор и плюнул. Минаго быстро поднял брюки. - Теперь шагай!
- Куда ты меня ведешь, Исидор?
- Я тебе не Исидор, а Рыло. Забыл?
- Куда ты меня ведешь, Исидор? Если на смерть, так кончай здесь!
- Смерть была бы в радость, да не видать тебе ее!
Шагай!