- Я не о том, товарищ лейтенант! Границу обязан защищать каждый, и мы делаем это честно!.. Просто скука здесь, никаких происшествий...
- Разве это плохо?
- Не знаю, может, и хорошо... А по мне, было бы лучше, если...
- Что "если"?
- Если бы попался нарушите ль... Я бы его!.. "Куда ты, собака, лезешь? Ты что, подлюга, думаешь? Что тебе, Советский Союз - забегаловка какая-нибудь? Врешь, сшшья!
Тут стою я, Петро Щербина! Я тебе покажу, гад! Раз, два!
Газ, два! Получай!.." Вот это я понимаю, товарищ лейтенант... А то вернешься домой - о чем расскажешь? О каких таких геройских делах? Только и память о границе - мозоль от бинокля на носу... Вот вы, писатель, возвратитесь в город - о чем писать станете?
- Как это о чем! О том, что служит на границе хороший парень Щербина, сильный, здоровый, честный, засмеется - горы дрожат, скалы крошатся, реки из берегов выходят, разозлится - море отступает, солнце за тучами скрывается, топнет ногой - земля проваливается... Напишу, что ни один враг, глядя на Щербину, не осмелится нарушить границу и потому поймать шпиона стало мечтой Щербины... Что, плохо?
Щербина улыбнулся:
- Ну, это скорее про Пархоменко...
- Напишу и про Пархоменко.
- А может, они действительно его боятся?
- А ты как думал?
Щербина недоверчиво взглянул на меня, потом махнул рукой и продолжал свое дело.
- Джакели, а ты о чем думаешь? - спросил теперь я Джакели, который пристально вглядывался в даль и чтото записывал в журнал дежурства.
- Я думаю, зачем этот болван прячется, ведь знает, что я его вижу?
- Ты про кого?
- Про того глупого аскера. Во-о-он там, видите? - он показал головой и захлопнул журнал.
Пархоменко, как всегда, внизу. О чем думает он? Да и Джакели, разве он сказал правду? А ведь каждый из них думает о чем-то своем, сокровенном. Сидят целыми днями на вышке с биноклем в руках, смотрят, смотрят, смотрят туда, на ту сторону. Каждая собака, каждая курица, каждое дерево им напоминает родной край, родной дом... Потому они и грустят. Я понимаю Щербину. Прошел всего месяц, как я здесь, а тоска однообразной пограничной жизни уже вкрадывается в душу.
Да, трудно писать о границе, потому что легче вырыть десять артезианских колодцев, чем докопаться до души этих молодых, в общем-то милых ребят...
В углу площадки загорелась зеленая лампочка. Джакели снял телефонную трубку.
- Товарищ лейтенант, вас просит майор! - Слушаю, товарищ майор!
- Лейтенант, сюда прибыла на экскурсию делегация какого-то завода, хотят осмотреть границу. Прошу вас, займитесь ими, мне некогда.
- Иду!
- Спасибо! Они здесь, во дворе заставы... - Чхартишвили положил трубку.
- Готовьтесь, ребята, сейчас приведу к вам экскурсантов! - предупредил я Щербину и Джакели.
- Делать им нечего... Надоели! - проворчал Щербина.
Я спустился по лесенке и поспешил на заставу.
Во дворе ждали человек десять экскурсантов. Один из них был, безусловно, директор. Одна из двух женщин - очень полная дама с ребенком стояла рядом с директором, опираясь на его руку, другая, помоложе, с двумя фотоаппаратами на шее и блокнотом в руке, восторженно присматривалась ко всему, перебегая с места на место. Она тут же по очереди сфотографировала меня из обоих аппаратов и что-то записала в свой блокнот. Я поздоровался со всеми за руку, причем каждый назвался по имени, директор - по фамилии.
- Гражданочка, аппараты и блокнот оставьте, пожалуйста, здесь... Что ж, пойдемте, товарищи!
Женщина быстро сложила свое имущество на землю.
Я перехватил ее испуганный взгляд.
- Не волнуйтесь, никто их не тронет!
- Что вы, я не потому... - смутилась женщина. - Просто я подумала... На земле...
- Ничего, не простудятся, - успокоил я ее и, жестом пригласив экскурсантов следовать за мной, направился к границе.
- История нашей заставы, - приступил я к выполнению обязанностей экскурсовода, - начинается... со дня ее основания. Застава является образцовой. Многие наши пограничники отличились при охране государственной границы. Задержано много нарушителей и шпионов, старавшихся тайно проникнуть на нашу территорию. С тысяча девятьсот сорок первого по тысяча девятьсот сорок пятый год здесь обезврежено двести сорок восемь нарушителей, в том числе восемьдесят пять опасных агентов иностранных разведок.
- Что желают эти господа? - спросил директор.
- Смерти желают, чтоб им провалиться! - ответила жена.
- Граница проходит по такой-то параллели, по такому-то меридиану, протяженность ее столько-то километров, и, как видите, один, скажем, брат живет по эту, а второй - по ту сторону.
- И не скучают? - спросил кто-то.
- Очень даже скучают, - ответил я.
- А им не хочется перебраться сюда? - спросил тот же экскурсант.
- Еще как! Просят нас, умоляют, но мы не разрешаем!
- Напрасно! Пусть идут к нам, жалко вам, что ли?
Слава богу, найдется чем их кормить и поить! - произнес наставительно директор.
- Если всех их пустить сюда, куда нам самим деться?
Придется тогда нам идти туда, - объяснил я.
- Ну это вы бросьте! - обиделся один из экскурсантов. - Что значит идти туда?! Да такого подлеца... я бы придушил собственными руками!
- Кстати, - выметалась женщина без аппаратов, - если, скажем, отсюда убежит человек, вы успеете схватить его?