- Так знай, парень: я еще от той любви не пришла в себя... Не губи и не срами меня... Не ходи ко мне... Зачем людям давать повод для разговоров о том, чего нет и быть не может?
- Никто меня не видел, Феридэ! И потом, что в том дурного и зазорного, если я люблю тебя? Хочешь, я сейчас закричу об этом на все село?
- Авто, ты думаешь, о чем ты говоришь?.. Умоляю тебя, не смотри на меня такими глазами!.. Ты еще молод, не осилить тебе мою любовь!.. Не губи меня, не своди с ума!.. Хватит мне своего горя!.. - Голос Феридэ задрожал, глаза ее наполнились слезами.
Я подошел и опустился перед ней, как перед иконой, на колени.
- Феридэ, дорогая моя, я люблю тебя больше всего на свете, сильнее самого себя! Я не вру, Феридэ, поверь и полюби меня, полюби!.. - Я обнял и осыпал поцелуями ее колени.
- Успокойся, Авто, успокойся... Верю я, верю тебе...
Но не надо этого, поверь и ты мне, не надо!.. Подумай обо мне, Авто, пожалей меня, пожалей!.. - Она высвободила руку и стала нежно гладить меня по голове. Я плакал от счастья, от переполнившего меня неизмеримого счастья.
Успокоившись, я взглянул на Феридэ. Она улыбалась, и по бледному ее лицу текли слезы.
- Встань, Авто, отойди!
Я встал, поплелся к столу, сел. Мы долго смотрели друг.на друга.. Феридэ заговорила первая.
- Не смотри на меня так, не смотри! Сколько раз просить тебя! - Она закрыла лицо руками. - Я все знаю!
И почему тебя отпустили в Тбилиси, и как погиб Щербина, и как вы ловили нарушителя... Все знаю... Знаю и то, что ты хороший парень, что тебе сейчас очень, очень не хватает чего-то, может, любви... Ты ищешь ее и думаешь, что нашел мою любовь... Но вот этого я не знаю... Не знаю, ради меня ли ты вернулся из города? И потому я боюсь...
Боюсь... Ты и сам-то не уверен, что это так... - У нее опять сорвался голос и задрожали плечи.
Я встал. Феридэ убрала руки с лица и крикнула:
- Не подходи!
- Феридэ...
- Уходи, Авто, оставь меня!.. Уходи...
- Хорошо, я уйду, Феридэ... Позволь мне прийти к тебе еще раз... Вот так, просто прийти и смотреть на тебя...
- Уходи и не спрашивай сейчас ни о чем... Потом...
В другой раз...
- До свидания, Феридэ...
- Уходи, ради бога, уходи, Авто...
После гибели Щербины к нам из комендатуры прислали солдата, низкого, плотного крепыша. Он тихо вошел в комнату и нерешительно остановился у койки Щербины.
Мы с Пархоменко на моей койке играли в шахматы.
- Здравствуйте! - сказал он и поставил на пол чемодан.
Мы кивнули ему и продолжали играть.
- Меня направили к вам... Старшина Зудов направил, по приказу майора Чхартишвили... - сказал он тихо.
Пархоменко встал.
- Как фамилия? - спросил он, окинув новичка критическим взглядом.
- Луговой Владимир Петрович!
- Откуда сам?
- Из Серпухова.
- Подготовку прошел?
- Конечно!
- Ну-ка поди сюда!
Луговой подошел.
- Присаживайся! - Пархоменко уселся за стол. - Садись, садись!
Луговой сел. Пархоменко расстегнул правый рукав и уперся локтем в стол, - Дай руку.
Луговой помялся, потом тоже расстегнул рукав и протянул руку.
- Держись, парень! Посмотрим, каковы орлы на Серпуховщине!
Рука Лугового утонула в огромной ладони Пархоменко,
- Джакели, считай! - бросил он мне.
- Раз, два, три!
И в тот же миг две руки, спецившись в мертвой хватке, слегка задрожали. Прошла минута, другая, третья...
Лицо Пархоменко покраснело, на его широком лбу вздулись жилы... Он с шумом выдохнул воздух и жадно, словно выброшенная из воды рыба, открыв рот, набрал в легкие свежий воздух. Это движение оказалось для него роновым. Кулак Лугового чуть заметно качнулся влево, потом медленно, медленно стал нагибаться к столу, увлекая руку Пархоменко. Луговой побледнел, голубые его глаза налились кровью. Еще мгновенье - и рука Пархоменко с глухим стуком упала на стол.
Луговой вытер пот с лица. Пархоменко сидел не двигаясь и, тяжело дыша, изумленно смотрел на свою ладонь,
- Ты кто? - спросил наконец он упавшим голосом.
- Чемпион Серпухова по поднятию тяжестей, - ответил Луговой, виновато улыбаясь.
- Чего же ты сразу не сказал? Чуть было кишки у меня не оборвались! Пархоменко встал и пересел на койку.