Наконец все утихло...
Не успел я пройти метров триста, как до меня донеслась длинная автоматная очередь, Я замер.
Тра-та-та-та... - повторилась очередь. Потом наступила тишина.
Я бросил чемодан и сломя голову помчался на звук автомата. Задыхаясь, преодолел покрытый каштановым лесом склон горы и выбежал на небольшую поляну.
У края поляны по траве на четвереньках ползал человек.
Я подбежал к нему.
- Яшин?! Ты что тут делаешь?
- Ищу стреляные гильзы.
- Зачем ты стрелял?
- Понимаешь, иду себе, проверяю систему... Вижу, вышел из леса - и прямо на меня!.. На двух ногах, словно, человек! Огромный такой, гляди! Хорошо еще, вовремя заметил...
Недалеко от нас навзничь лежал Мерабчик... Из его раскрытой пасти еще сочилась кровь...
- Почему ты его убил? - спросил я Яшина и сам не узнал своего голоса.
- Вот еще!.. Вижу, идет прямо на меня медведь...
- Да какой же это медведь! Ведь это Мерабчик!
У Яшина от удивления отвисла нижняя губа. Он опустился на землю. Сверху донесся шум - к нам спешили пограничники.
- Джакели... Я не знал... Ей-богу!.. Ты уж извини... - пробормотал побледневший Яшин.
- Ладно... Что было - было... Прощай!..
За полчаса автобус довез меня до Батуми. Поезд отходил в двенадцать ночи... Оставшиеся пять часов я бесцельно бродил по городу, наконец, не выдержав, пошел на вокзал, упросил проводницу впустить меня в вагон за час до отправления поезда, вошел в купе и, не раздеваясь, бросился на полку.
Поезд тронулся неожиданно. Сперва загрохотало, по вагонам пробежала судорога, потом состав сильно дернуло, и наконец колеса завертелись плавно, ускоряя бег и постукивая на стыках.
В купе, кроме меня, не было никого. Я присел на койке.
- Молодой человек, постель не желаете? - заглянула проводница.
- Нет.
- Извините.
- Очень вас прошу, если можно, не впускайте сюда пассажиров!
- Пожалуйста! Состав почти пустой... Вы заприте дверь.
- Спасибо!
- Где вас разбудить?
- Нигде.
- Спокойной ночи!
- Спасибо.
Я снова прилег. Поезд шел полным ходом. Ритмичный, многотонный перестук колес притуплял мысль, убаюкивал меня. Усталость, напряжение, переживания дня опутывали тело, словно паутина... Охваченный сладостной дремотой, я чувствовал, будто лечу куда-то ввысь.
Синяя лампочка на потолке купе испускала нежное, ласковое сияние. Оно постепенно расширилось, раздалось, охватило все вокруг, залило лазурным светом небо и землю... Потом меня подхватили легкие волны синего моря. Я зажмурился, с наслаждением окунулся в теплую воду, и безбрежная синева проглотила меня...
...Она вошла, как и десять лет назад, стройная, красивая, синеглазая, с ниспадавшими на плечи локонами иссиня-черных волос, легкая, воздушная, в длинном светлом платье. Вошла и погладила меня по лбу своей теплой белой рукой.
- Здравствуй, сын!
- Здравствуй, мама!
- Как ты живешь, сын мой?
- Не знаю, мама...
- Хорошо?
- То хорошо, то плохо...
- Так оно и должно быть. На свете не бывает только хорошо и только плохо.
- Наверно, так, мама...
- Есть у тебя трудности? Сомнения?
- Есть, мама! Но какие именно - не разберусь...
Многого я не понимаю... Думаю: вот наконец-то я понял это... И вдруг догадываюсь, что ни черта я, оказывается, не понял... Думаю: вот это и есть настоящая любовь...
И вдруг вижу, что никакая это не любовь... И наоборот:
казалось, и не думал об этой любви, а потом чувствую, что не могу жить без нее... Или еще: боюсь, страшусь чего-то, и вдруг выясняется, что бояться-то, оказывается, нечего...
Еще хуже, когда уверен в себе, в своих силах, а на деле получается боюсь я, ох как боюсь... Трудно мне, мама, понять все это...
- Ты еще молод, сынок...
- Какая уж молодость, мама, скоро мне двадцать!