Ответ был настолько неожиданным, что я от удивления раскрыл рот...
Семь верст молча прошагали мы по снегу. Она не спрашивала, куда и зачем я иду, я не говорил - провожаю, мол, тебя. В этом не было ничего необычного ни для нас, ни для встречавших нас соседок. Про нас знало все село. Про то, что наша дружба - чистая и нежная - начало большой жизни, и больше ничего. Настал было однажды час, когда зловещая тень чуть не затмила свет двух пылающих сердец. Но тогда сам господь встал в нашу защиту.
Была осень - теплая, солнечная, ядреная.
Я и Натела лежали навзничь в скошенной траве у берега Губазоули. Я читал ей стихи. И вдруг к нам пришло странное умиротворение. Сияющий солнечный венец озарял нас своим светом. Мы слышали дыхание друг друга и биение собственных сердец. И мир наш стал подобен чудесной сказке, наши веки сомкнулись, и дивный сон унес нас на своих легких крыльях...
Я раскрыл глаза и увидел над головой хмурое лицо колхозного сторожа Михако Аробелидзе.
- Что, парень, сгубил сироту? - спросил Михако, и голос у него дрогнул.
- Вы о чем, дядя Михако?
- Что здесь происходит?
- Спали мы, дядя Михако!
- И больше ничего?
- А что больше?
- Гм, так я и поверил!
- Клянусь мамой, дядя Михако!
- Поклянись своей совестью!
- Клянусь совестью!
- Значит, не будить ее?
- Не надо, дядя Михако!
Михако с минуту глядел на спящую Нателу, и лицо у него просветлело.
- Ангел да и только, сукина дочь! - сказал он тихо.
- Точно, ангел, - сказал я.
Михако погладил меня по голове, улыбнулся и ушел.
У старой мельницы Натела вдруг остановилась и к чему-то прислушалась. Потом сорвалась с места и помчалась к деревне. Я еле поспевал за ней.
У развалин церкви царицы Тамар она вновь остановилась.
- Кукури... - прошептала она и словно подкошенная упала на землю.
Из деревни доносились душераздирающие вопли и причитания... Натела не плакала, не кричала. Она сидела с окаменевшим лицом и не двигалась. Я побежал в деревню, привел соседей. Не сумев расшевелить девочку, они подхватили ее на руки и понесли домой. Мать Нателы - с окровавленным, ободранным лицом - тупо взглянула на полуживую дочь.
- Пригляди за дочкой, не то умрет, чего доброго! - сказали соседи.
- Пусть умирает... Пусть сгинет солнце и обрушится небо... Нет моего Кукури...
Месяц Натела пролежала в постели. Потом отошла, встала, но в школу так и не вернулась.
С тех пор я один сидел за нашей партой.
- Пойдем, пожалуй, Нодар! Рыба протухнет! - Митуша взял меня за руку, встряхнул.
Я еще раз взглянул на стенд и зашагал за Митушей.
Да, не думал я, что воспоминания детства окажутся столь грустными...
Утром ко мне в комнату вошла двоюродная сестра.
- Там тебя спрашивает женщина.
- Пусть войдет.
- Я просила, не идет.
Пришлось спуститься во двор. У калитки стояла миловидная женщина лет сорока пяти с кошелкой в руках.
- Здравствуйте, уважаемый Нодар! - поздоровалась она.
- Здравствуйте! - ответил я и добавил ради приличия: - Пожалуйте в дом.
"Ну вот, - подумал я, - гостинец принесла, значит, теперь начнется: сына куда-то пристроить, кому-то позвонить, чего-то достать..."
- Нет, я на минуту к вам...
- Чем могу служить?
- Вы меня не узнали, уважаемый Нодар... - грустно улыбнулась женщина.
- Признаться, не узнал...
- Не думала я, что не узнаете...
- По-моему, мы не знакомы...
- Я - Натела, сестра Кукури Нижарадзе...
- Натела! - У меня разом ослабли колени, руки, голос. - Натела, повторил я и опустился на бревно, - Натела, ты...
Она села рядом со мной и извлекла из кошелки банку...