Этой ночью Зое плохо спалось, точнее, совсем не спалось. В сотый раз она прокручивала в памяти события последних дней, особенно сегодняшние. Любимый голос, грохот музыки, лица Вадима и Тополян, все смешалось в ее сознании…
«Господи, как же он пел сегодня! – думала она, лежа в постели с открытыми глазами. – Его голос просто завораживает, неужели другие этого не чувствуют? Как можно болтать, жевать, вообще на что-то отвлекаться, когда поет Вадим? Не понимаю…»
Она помнила, что была не в силах оторвать влюбленных глаз от лица Вадима. Она всматривалась в него так, будто видит его последний раз в жизни и хочет запомнить это лицо навсегда.
«Наверно, все уже заметили, как я смотрю на него! – запаниковала было Зоя, но тут же ее губы сами расплылись в счастливой улыбке. – Да ладно, и пусть! Что толку скрывать, Тополян вон на раз нас вычислила, а может, и не она одна».
Зоя невольно мысленно объединила себя с Вадимом, будто они оба посвящены в какую-то сокровенную тайну, и ей понравилось это единство. Оно как бы приближало ее к любимому, уравнивало с ним, пусть только лишь в воображении. Ну и что с того? Она вспоминала его бегающий взгляд, обращенный к ней во время уроков, удивлялась и радовалась перемене, произошедшей в Вадиме по отношению к ней.
Однажды Зое попался небольшой рассказ из какого-то журнала вроде «Юности» или «Нового мира», который выписывали ее родители еще в молодости. Зоя прочла этот рассказ на одном дыхании. Естественно, речь там шла о любви. Героиней рассказа была такая же девушка, как она, и она была так же, как Зоя, безответно влюблена в парня, который хоть и учился с героиней рассказа в одной школе, но был на два года старше. Правда, та девушка рассуждала и действовала решительнее и жестче: «Разве стыдно, когда ты голоден и хочешь хлеба? Если не дадут – умрешь. Или нужно взять самой?» Зоя сейчас вспомнила эти незамысловатые на первый взгляд слова и снова согласилась с ними.
«Да-да, это правда, любовь – пища для души, как хлеб для желудка. И Вадик (ах, как ласково и певуче звучит: Ва-а-ди-ик!) должен знать, как я его люблю. Просто за то, что он есть. Просто есть на свете. И я никогда его не предам и все ему прощу. Что бы он ни сделал! Да он и не может сделать ничего плохого, я уверена!» – такие счастливые мысли возникали в уставшей Зоиной голове.
Заснула она под утро. С блаженной улыбкой на лице, правой рукой обнимая пушистого, теплого Чака, примостившегося рядом с хозяйкой.
Этой ночью Зое приснились стихи. Вернее, несколько строчек, но и во сне она уже знала, что это хорошие стихи и их обязательно надо запомнить и записать, проснувшись. Так Зоя и сделала. Открыв глаза и осознав, что стрелки будильника показывают девять часов двадцать две минуты утра, она поняла, что на первый урок безнадежно опоздала.
«Что там у нас на первое? А-а, химия, по-моему… Ладно, забью, я все равно задачки не решила, совсем из головы вылетело!» – Зоя с удовольствием потянулась, зажмурившись, и тут же в сознании вспыхнули приснившиеся стихотворные строки.
Она схватила первый попавшийся под руку листок бумаги и стала быстро записывать приснившиеся стихи. После не очень продолжительных творческих мук у Зои вышло вот что:
Вообще у Зои имелось уже пять стихотворений: одни нравились ей, другие чуть огорчали сомнительными рифмами или неярко выраженной мыслью, но все они были ей бесконечно дороги. Как мать больше любит слабенького или неблагополучного ребенка, так и она не могла перечеркнуть ни одной даже самой неудачной строчки. Потому что каждое слово в ее стихах буквально кричало об огромной, захватившей целиком все ее существо любви. И выносить этот безмолвный крик в одиночку Зоя больше не могла.
– Зоенька, а ты что же, в школу не идешь? Бледная какая-то… Ты, часом, не заболела? – всполошилась Татьяна Ивановна, заглядывая в комнату внучки.
– Не-а, бабуля, все нормально! Я просто про-спа-ла! Ну, как Алиса Фрейндлих, помнишь, в «Служебном романе»? Вот так и я…
Зоя уже хотела вылезти из-под одеяла, чтобы успеть попасть хотя бы ко второму уроку, но тут ее осенила смелая мысль, которую она немедленно и озвучила:
– Ба, а можно, я сегодня вообще в школу не пойду? Ну, пожалуйста, ба! Я что-то так утомилась за последние дни, просто ужас! Сама же говоришь, бледная… А я тебе помогу обед приготовить и в магазин сбегаю, а то все ты да ты. А, ба?
– Ну что с тобой делать, хитрая лиса? – улыбнулась Татьяна Ивановна. – Так и быть, отдыхай.
Чем больше Зоя раздумывала над своей затеей, тем больше укреплялась в мысли, что это должно произойти. Так тому и быть: Вадик обязательно должен узнать, как сильно и преданно она его любит! Сейчас Зое казалось непоправимой ошибкой то, что она так долго, непростительно долго молчала.
«Впрочем, почему же непоправимой? К счастью, все еще можно исправить, и не когда-нибудь, а прямо сегодня!» – Зоя легко улыбнулась, план действий родился в ее голове молниеносно, только надо было все хорошенько обдумать.
Сгорая от нетерпения, она то и дело посматривала на часы. До окончания уроков оставалось еще три часа. За это время Зое предстояло красивым разборчивым почерком переписать свои стихи в новенькую тетрадку в клеточку, нет, лучше в блокнот с яркой обложкой! Где-то у нее лежал как раз такой блокнотик, она точно помнила. Что же там на обложке нарисовано? Кажется, какой-то пейзаж… Ну да, точно! Река с еще заснеженными кое-где берегами и деревья, растущие вдоль берега… На их ветках пока еще не распустились почки… Зоя это точно помнила, потому что с детства имела привычку подолгу рассматривать картинки и запоминать их детально, в мельчайших подробностях.
«Вот и отлично, что без всяких там кошечек слащавых, кукол Барби и супермоделей в бикини! Просто весенний пейзаж… Очень, так сказать, ранневесенний, – про себя улыбнулась Зоя изобретенному только что слову. – Как и моя любовь, которая только и ждет ответного отклика, одного только слова, произнесенного тихим родным голосом, чтобы расцвести во всей красе, вспыхнуть буйством неповторимых красок и растопить снег!»
Она торопливыми движениями стала рыться в своем секретере и вскоре извлекла из-под стопки тетрадей и книг небольшой блокнотик. Однако, к великому разочарованию девушки, на обложке блокнота был изображен не «ранневесенний пейзаж», а синяя ваза с букетом ярко-красных роз. А где же тот, с речкой? Видимо, в нем она записывала стихи и в порыве вдохновения даже не обратила внимания на обложку. Зоя выдвинула верхний ящик стола – именно туда она складывала все сочиненные за эти несколько дней стихи. Так и есть! Блокнот был безнадежно испорчен – неровные края вырванных листков, а те, что остались, были сплошь исписаны размашистыми строчками, кое-где перечеркнутыми и замалеванными. Как же она могла позабыть? Ну да ладно, что теперь делать! Зоя разочарованно рассматривала второй, чистый блокнот: «Фу-у, пошлятина какая, розочки-цветочки, еще бы закапать страницы слезами или надушить чем-нибудь термоядерным вроде „Красной Москвы“, как в старых сентиментальных романах…»
Духи «Красная Москва» принадлежали Татьяне Ивановне, она питала к ним слабость, так как их запах напоминал ей собственную молодость, полную поклонников, невинных романов, судьбоносных встреч и расставаний. Не исключено, что и этот флакончик подарил бабуле один из пылких возлюбленных лет этак сорок назад. Зоя не переносила стойкий, навязчивый запах этого шедевра отечественной парфюмерии, сохранившийся до сих пор, да и бабуля, надо заметить, практически никогда ими не пользовалась, щадя внучку.
«Ладно, другого все равно нет, а в магазин бежать некогда… В конце концов, красные розы символизируют любовь, так что не так уж и плохо… И потом, главное – содержание, а не обложка!» – уговаривала себя Зоя, продолжая морщиться. Внезапно ее взгляд упал на валявшийся на диване предпоследний номер журнала «Все звезды». Озаренная удачной идеей, Зоя принялась лихорадочно перелистывать его и вскоре наткнулась на подходящую по размерам цветную фотографию группы «Уматурман». Аккуратно вырезав фотку, Зоя полностью заклеила ею ненавистный букет.
«Ну вот, так-то гораздо лучше, – удовлетворенно вздохнула она. – Даже прикольней, чем пейзаж!»
Следующим пунктом программы являлось переписывание стихов в блокнот. Тут дело пошло без заминок. Переписывание стихов для своего любимого доставляло девушке неподдельное удовольствие. Она живо представила, как он будет читать их где-нибудь в укромном уголке, и уж после этого обязательно посмотрит на нее, Зою, совершенно другими глазами. Иначе и быть не может! А потом…Что будет потом, Зоя не очень четко представляла, да и запрещала себе думать об этом, помня о своих несбывшихся фантазиях, когда Вадим приходил к ней за книжкой. Одно она чувствовала абсолютно точно: ничего плохого в результате ее признания не случится. Не должно случиться, никогда!
Закончив переписывать, она еще раз перелистала странички и, убедившись, что написанное выглядит аккуратно и красиво, закрыла блокнот с чувством выполненного долга.
«Так, пора звонить, Вадим наверняка уже дома, – подумала девушка, но никак не могла заставить себя подойти к телефонному аппарату и набрать заветный номер. – Ну чего же ты испугалась? – уговаривала она саму себя. – Все будет хорошо! Вадику обязательно понравятся стихи! Ведь каждая строчка так и дышит моей любовью к нему!»
Казалось бы, такие простые действия вызывали в ней непреодолимый страх. После минутного раздумья Зоя решительно вытерла о джинсы вспотевшие ладошки и взяла в руки трубку. Удары сердца отзывались повсюду – в ушах, горле, пальцах и даже ногах. Зоя всерьез опасалась, что из-за биения собственного сердца может не услышать голос Вадима.
Заполучить номер домашнего телефона Фишкина стоило бы ей определенных трудностей, если бы не вмешался счастливый случай или провидение, которое частенько помогает влюбленным. О том, чтобы выяснять номер любимого у одноклассников, не могло быть и речи. Зоя и так постоянно мучилась вопросом, не слишком ли открыто она показывает им свое неравнодушие к Фишкину. А если она еще станет выспрашивать его телефон, пусть даже у такой серьезной и располагающей к себе Черепашки… Нет, этого она не могла себе позволить. Но вот тут мудрое провидение практически вложило номер телефона любимого прямо Зое в руки.
Недавно, недели полторы назад, Люстра, то есть Ангелина Валентиновна, торопясь на урок в девятый «Б», впопыхах забыла в учительской классный журнал. Обнаружив сей досадный факт, она недолго думая ткнула указкой в Зою, которая, замешкавшись на перемене, чуть припоздала к началу урока и смущенно пробиралась между партами к своему месту.
– Колесниченко! Сбегай-ка в учительскую за журналом! Там на стеллаже, увидишь… И побыстрей!
Зоя не могла поверить в такую удачу. Разыскав желаемое, она не спешила возвратиться в класс, а, приостановившись у окна, открыла журнал на последней странице. Так и есть, вот они, адреса и телефоны всех учащихся их класса, а также места работы родителей. Запомнить заветный номер и адрес Фишкина не составило труда – Зоя с детства отличалась прекрасной памятью на числа.
И вот теперь она, заглушаемая ударами своего влюбленного сердца, слушала длинные гудки, где-то глубоко-глубоко в душе трусливо надеясь, что Вадима не окажется дома. Но Вадим был дома. И, как показалось Зое по его раздраженному «алло!», настроение его оставляло желать лучшего.
– Привет! Это Зоя… Я тут приболела немного, а мне очень нужна книжка, ну, та, что у тебя… Помнишь, я тебе давала? Ты не мог бы… – зачастила Зоя, заикаясь от волнения.
– Что не мог бы? – рявкнул Фишкин, не заботясь о приличиях. – Тебе ее в зубах на задних лапках притащить? Завтра в школу принесу!
– Зачем же в зубах? – опешила от такого напора Зоя. – Просто она мне очень нужна… именно сегодня… Я человеку одному обещала… – Не слишком убедительно пролепетала Зоя, ощущая сильное головокружение.
Фишкин, видимо, тоже почувствовал, что перегнул палку. Его тон немного смягчился, но скрыть раздражения он все же не смог:
– Ну, блин, что за дела? Можно мне отдохнуть после шести уроков или как? Ты там в тепле валяешься, а мне по новой в эту мокротень вылазить, да?
Зоя была окончательно сбита с толку. Не ожидая такого поворота в разговоре, она теперь не знала, как себя вести. Настаивать на том, что книжка нужна немедленно, значит, вызвать еще больший гнев Вадима, согласиться на его условия – означало, что она лукавит и человек, которому она якобы обещала книжку, действительно может подождать.
На секунду запнувшись, Зоя приняла решение. Мягким тоном она миролюбиво предложила:
– Пожалуйста, Вадик, не сердись. А давай я сама сейчас к тебе зайду, о’кей? И тебе не надо…
– Что-о? Этого еще не хватало! – недослушал Вадим. – Нет уж, спасибочки… – В голосе Фишкина звучал теперь неподдельный ужас. – Ладно, фиг с тобой, щас принесу! Блин, знал бы, что такая заморочка получится, не связывался бы с тобой!
Фишкину едва не стало дурно, когда он на секунду представил, что кто-нибудь из одноклассников увидит счастливую Зою, вбегающую в его подъезд. Что она будет выглядеть именно счастливой, он не сомневался. А как иначе может выглядеть влюбленная в него девушка, которой он милостиво разрешил зайти к нему домой?
Зоя не сразу положила трубку на рычаг. Несколько минут она оцепенело сидела на полу в прихожей и прокручивала в голове весь только что состоявшийся разговор.
«Как он грубо со мной разговаривал… Будто я в чем-то провинилась. Странно, сам ведь на уроках смотрит, значит, я все же вызываю у него интерес, а тут… Может, в школе что-нибудь или с предками поцапался, а я с этой книжкой дурацкой привязалась…» – тут же нашла оправдание Зоя хамскому тону Фишкина.
«Дурацкая книжка» была частью ее плана. А как иначе она сможет передать ему блокнот со стихами? Не в школе же, где и он, и она постоянно на виду у ребят. Нет, все должно быть только с глазу на глаз, тэт-а-тэт, как любит говорить мама, очень неплохо знающая французский язык. Только заманить любимого на этот самый тэт-а-тэт оказывается ох как непросто!
«Эх мама, мама! Ты там в своем Алжире испытываешь какие-то секретные радиоустановки и не подозреваешь даже, что твоя единственная дочь влюбилась до потери пульса… Настолько, что даже занялась на этой почве стихоплетством, чего никогда ранее за ней не наблюдалось», – внезапно Зоя с грустью подумала о маме, почувствовав, как ей не хватает сейчас ее поддержки.
Резкий звонок в дверь вывел девушку из оцепенения. Она не знала, сколько времени просидела в прихожей, предаваясь печальным мыслям. Видимо, достаточно долго, если Вадим уже стоял перед дверью ее квартиры. В том, что это был именно он, Зоя почему-то не сомневалась.
Взяв себя в руки и почти не волнуясь, Зоя повернула ключ в замке. На пороге стоял мальчишка лет десяти, белобрысый и щуплый. Нахохлившись, как цыпленок, он смотрел на Зою снизу вверх. С его тонкой ветровки струйками стекала вода.
– Ты, что ли, Зоя? – спросил мальчишка, моргая мокрыми белесыми ресницами.
– Да… А ты кто?
– Я сосед Вадькин, Мишка. Он меня послал тебе книжку какую-то отнести. На, держи! – И мальчишка вытащил из-за пазухи знакомую книгу в темно-зеленом переплете.
– А… зачем же ты согласился? Там же дождь, а ты без зонта, заболеешь…
– Да ладно… Он мне полтинник обещал, а это деньги, на них много чего купить можно, если по-умному тратить. – Мишка неопределенно махнул рукой и вприпрыжку помчался вниз по ступеням.
А Зоя все стояла на пороге с открытой дверью, невидящим взглядом вперившись в одну точку. Она не знала, как отнестись к произошедшему. Весь ее план рухнул, едва начав осуществляться.
«Все-таки жаль, что я не настояла, надо было самой к нему зайти. Правда, он так испугался почему-то… – никак не могла успокоиться Зоя. – Но не пацану же этому отдавать блокнот! – горько усмехнулась она. – Ну, и как же теперь быть? А что, если подбросить блокнот Вадиму в рюкзак? Нет, я никогда не смогу этого сделать. Кто-нибудь обязательно увидит, как я роюсь в чужих вещах, та же Тополян. Доказывай потом, что я не украсть хотела, а наоборот… – Зою даже передернуло от мысли, что при таком раскладе ее блокнот с сокровенными стихами непременно станет достоянием всех. – Просить кого-то передать стихи Вадиму, пусть даже Люсю, я не стану. Несолидно это и трусостью попахивает, – продолжала она обдумывать проблему. – Я сама и только сама должна это сделать. Нет, как ни крути, а все же придется идти к Вадику домой! Адрес я знаю… Ну не выгонит же он меня, в самом деле! Если гора не идет к Магомету, то придется мне стать Магометом!»
Существует очень красивая и мудрая притча. Кто ее автор, нам неведомо, да не так уж это и важно. Важно то, что автор, кем бы он ни был, абсолютно прав и жизнь ежеминутно доказывает его правоту.
А смысл притчи вот в чем. Собрались все человеческие чувства и качества вместе и решили поиграть в прятки. Водить выпало сумасшествию, а остальные попрятались. Ну, к примеру, лень укрылась за ближайшим камнем, вера поднялась в небеса и так далее. А вот любовь спряталась в розовом кусте. Сумасшествие долго искало ее, пока не догадалось раздвинуть ветки куста. Но при этом острые шипы поранили любви глаза, и она ослепла. Сумасшествие сильно раскаивалось и в конце концов предложило любви быть ее поводырем. И вот с тех пор любовь слепа, а сумасшествие водит ее за руку. Не правда ли, красивая притча? А главное, ведь так оно и есть!
Зоина любовь действительно была совершенно слепой, она не замечала ни откровенного хамства по отношению к себе, ни пренебрежения, ни равнодушия. Как не видела она тех качеств, из которых был слеплен ее любимый – эгоизм, самолюбование, хвастовство, меркантильность, да если покопаться, нарыть можно еще о-го-го! И только сумасшествие могло заставить ее наивно открыть свои самые сокровенные чувства такому человеку. Но так уж устроены влюбленные! И ничего с этим не поделаешь.