- Оставайся, вздохнув, сказала мама. - Только отец рас сердится.
- Велика беда! - бабушка презрительно поморщилась. - Сын Халсы с потрескавшимися пятками рассердится!... Мир перевернется! Не пилил бы ребенка день и ночь!
ШИРХАН И ГЮЛЛЮ
Как всегда, когда мама или бабушка жалели меня, мне тотчас же захотелось плакать. Глаза мои наполнились слезами, и я побежал в сад. У арыка сидел Ширхан и чинил верхнюю рубашку, а чоху, сшитую из грубошерстной, вручную сотканной ткани, накинул поверх исподнего. Он, как всегда, приветливо улыбнулся мне.
- А почему ты сам? - спросил я. Мне показалось странным, что мужчина чинит рубаху, будто женщина.
- А кто ж мне ее зашьет, братик? Матери у меня нет, сестры тоже...
- Нет? Совсем нет? Ни мамы, ни сестры? И не было?
- Почему не было? - спросил он, не отрывая глаз от шитья. - II мама была, и папа... И сестра, и брат... Даже де душка с бабушкой. И очень меня любили, как тебя дед с бабуш кой любят.
- А куда же они все подевались? - Я присел возле Шнрхана на корточки.
Он глубоко вздохнул и сказал, по-прежнему не отрывая глаз от рубахи:
- Соседний хан напал на наше село, разорил, разграбил. Многие погибли, а кто уцелел, разбрелись кто куда... Поумирали: с голода, от болезней... У меня дядя старик был, вот я с ним сюда и подался... Только когда через Аракс переправлялись, его пулей достали...
Я молча смотрел на Ширхана. Сколько горя перенес этот человек! И как спокойно говорит об этом.
- Зачем же хан напал на ваше село?
- Да он с нашим ханом враждовал. Паи! тоже ихних людей губил!
- А зачем же шах позволяет?
- Шах?... А ему только на пользу, чтоб наши истребляли друг дружку.
- Почему?
- Эх, братик, мал ты еще...
- А ты расскажи, расскажи, Ширхан! Я пойму!
- Ну, ты знаешь, шах - перс, а мы и ханы наши - тюрки.
- Ну?... - об этом я имел некоторое представление.
- Вот шах и хочет, чтоб мы дрались друг с дружкой, будем меж собой враждовать, некогда будет свободы добиваться!...
Я вроде и понимал то, что он говорит, но как-то уж очень туманно. Впервые в жизни от слуги моего деда я слышал о судьбе родного народа.
- А почему ваши храбрецы не пойдут и не убьют шаха? помолчав, спросил я.
Ширхан усмехнулся.
- Попробуй убей его!... У него и войско, и пушки, и пулеметы...
Подошла Гюллю.
- И чего ковыряешься? - сказала она, укоризненно покачав головой. - Не в пустыне небось, рядом люди есть.
- Не хотел тебя беспокоить... - слегка порозовев, ответил Ширхан.
- Беспокоить!... - Гюллю присела рядом на землю. - Тоже нашел ханум! Давай сюда!
Она отобрала у него рубашку, взглянула и расхохоталась:
- Швея! - Потом поднялась с земли и сказала почему-то шепотом: Зашью, постираю... Вечером принесу.
- Хорошо, - ответил Ширхан тоже тихо, не глядя на нее.
- Ширхан, - сказал я, когда Гюллю ушла. - А ты бы купил себе новую рубашку.
- Денег нету, - с улыбкой ответил он.
Не зная, что сказать, я встал и ушел. Я сам не понимал, откуда взялось это чувство вины. Впервые в жизни мне было нехорошо, неспокойно от сознания того, что мы богаты, а другой так-беден, что не может купить себе рубаху, мне было совестно перед Ширханом за наш достаток. Быстро придя к решению, я скользнул мимо бабушки, которая по-прежнему дымила, сидя на топчане, и прошел в комнату. Я знал, что бабушка кладет деньги под тюфяк. Как настоящий вор, я настороженно огляделся по сторонам, приподнял тюфяк, схватил большую бумажку и побежал в сад. Ширхан лежал на спине, закинув руки за голову. Я наклонился, заглянул ему в лицо: спит или не спит?
- Чего тебе?
Я развернул зажатую в кулаке ассигнацию.
- Откуда у тебя деньги? - он сразу сел.
- Тебе принес. Возьми, купи новую одежду. Ширхан взял ассигнацию, повертел в руках...
- А кто тебе ее дал?
- Никто... Я сам... У бабушки под тюфяком взял. У нее много! Хочешь, еще принесу?
Шнрхан задумчиво оглядел бумажку:
- Отнеси на место, - сказал он, протягивая ее мне. - Не нужны мне ворованные деньги.
- Почему ворованные? - неуверенно возразил я. - Это же бабушкины. А бабушка моя.
Ширхан усмехнулся.
- Но раз бабушка не знает, что ты взял деньги, значит, ты их украл. Иди положи на место. Быстрее! - И добавил, вздохнув:
- Ты хороший мальчонка, но только знай: мы люди бедные, но воров и жуликов у нас в роду не водилось!
Он взял меня на руки, поднял и поставил на землю.