— Но это уже не те немцы, — как бы нехотя протянул Григорий. — Ведь уже более тридцати лет прошло. Сейчас выросло совсем другое поколение.
— Вот-вот, — продолжал спорить Виталий. — Молодое поколение как раз к нам нормально относится, а вот старое…
— Ладно, хватит вам, нашли, о чём спорить, — примирил их Андрей, и дальше разговоры пошли уже на другие темы.
В целом коллеги очень хорошо провели время. Они даже здесь же, на территории бассейна и пообедали. Благо торговля сосисками, булочками и прочей снедью велась очень бойко. А вот пива не было, возможно потому, что оно мочегонное. Но они и без пива остались очень довольны проведенным воскресеньем. И они наверстали это упущение и, подходя уже к городку, зашли всё же в гасштетт к Грише. В дальнейшем в погожие дни они ещё несколько раз отправлялись в бассейн и этим отдыхом оставались довольны.
Но кроме выходных были ещё и вечера в рабочие дни, когда возможностей для активного отдыха было не так уж и много. Отчасти это обстоятельство подталкивало некоторых проводить вечернее время в кафе за рюмочкой. Если этих рюмочек было две-три, то, ещё куда ни шло, но часто это количество значительно возрастало. И тогда, как это нередко случается, было всё — и пьяная болтовня, и раздоры, ругательства, и мелкое хулиганство и даже драки. В клубе, который располагался рядом, параллельно дому, в котором находилось общежитие, конечно, крутили кинофильмы. Но эти кинофильмы в своём большинстве были уже по несколько раз видены в Союзе, а новые привозили редко. Ходили, конечно, от нечего делать и на старые фильмы (особенно если это были комедии), но только на те, которые хорошо им запомнились и нравились. Такие фильмы приятно было вновь просмотреть и проговаривать наперёд вместо знакомых персонажей запомнившиеся фразы.
Ещё пару раз в неделю по немецкому телевидению шли русские программы (и на русском языке). А в четверг вечером обязательно показывали советский фильм и часто довольно новый. Но пока что из всех тех, с кем контачил Морозевич, телевизоры были только у Грицюка и кочегара Шмелёва. Последний уже вызвал жену, которая работала посудомойкой в лётной столовой. Телевизор они купили у кого-то из отъезжающих в Союз. Телевизоры для приёма этих передач были обычными отечественными, в основном и привезенными из Союза — это не воспрещалось. К телевизорам нужны были только специальные приставки, которые делали, а затем и продавали умельцы из ТЭЧ. Был ещё один телевизор у его ребят, которые жили в "Хоромах" — они (точнее бывшие жильцы) его уже давно купили вскладчину, и он передавался как бы по наследству. Необходимо отметить, что подавляющая часть ребят всех трёх служб была не жената — вызывать в ГДР им некого и отдельная комната им не светит. Проситься в гости к Лукичу или кочегару было неудобно, а смотреть телевизор в компании своих подчинённых Андрей не хотел — уж больно часто такие просмотры сопровождались выпивкой.
Одно время Андрей пытался играть в шахматы. Но, во-первых, желающих было не много, а, во-вторых, это занятие и самому ему надоело — хотелось чего-то, так сказать, более подвижного. Морозевич неплохо играл в шахматы и даже имел первый разряд. Правда, получил он его не за победы в каких-нибудь турнирах, а за победу в конкурсе решения шахматных этюдов, которые проводила "Рабочая газета". Он получил этот разряд со своим заводским другом Леонидом. Они одно время так увлеклись шахматами, что пытались даже играть друг с другом "вслепую". В конце месяца молодых ребят из конструкторского и технологического отделов посылали в цех — помогать в авральном порядке выполнять план. Однажды в цеху, когда они зачищали напильниками какие-то детали, к ним подошёл их коллега Николай и в течение нескольких минут изумлённо изучал друзей. Они же, вроде бы не замечая его, машинально двигали напильниками и периодически озвучивали: "Слон d4, - ладья h6" и т. д.
— У вас что — крыша поехала? — наконец, спросил их Николай. — Что это вы какую-то абракадабру несёте?
— В шахматы играем.
— Какие шахматы, где они?
Леонид с Андреем начали ему объяснять. Конечно же, они не доиграли ни одну из своих партий "вслепую" до конца. Они даже не просто не доиграли, а сыграли максимум по 15–17 ходов с каждой стороны. После этого они начинали путаться, спорить друг с другом, где стояла та или иная фигура или кто какой ход сделал. Практики, да и знаний, у них для такой неординарной игры было мизерно мало. Но, тем не менее, подобные занятия принесли определённую пользу — они значительно лучше стали запоминать, а затем анализировать позиции, разрабатывать стратегию игры — ведь в шахматах нужно думать наперёд не на 1–2 хода, а на добрый десяток, а то и больше. Позже Андрей так увлёкся шахматными этюдами, что начал даже пытаться сам составлять их. И он, в общем-то преуспел в этом занятии — его первая же трёхходовка была опубликована с лестными отзывами в областной газете (в ней тоже проводился подобный "Рабочей газете" конкурс решения этюдов), которая вышла в свет всего за неделю до его отъезда в ГДР.
Но здесь ему почему-то не хотелось ни играть в шахматы, ни решать или составлять этюды. Когда вечерами нечем было заняться, он просто читал. Иногда он ещё писал письма жене — примерно раз в 10 дней или в 2 недели. Чаще писать было сложно — событий было мало, не описывать же всё то, чем ты занимался на работе. Однако уже в конце июля и в августе свободное время стало использоваться значительно веселее и интереснее.
А сейчас у Андрея мысли были направлены, прежде всего, на обеспечение нормального хода ремонтных работ. Иногда, даже после планёрок ему приходилось ещё раз навещать некоторые объекты и уточнять отдельные вопросы. Часто на объекты заглядывал и Лукшин. Как-то столкнувшись с Андреем в рабочее время в одной из ремонтируемых котельных, майор после обсуждения хода её ремонта, видно что-то вспомнив, произнёс:
— Да, вот ещё что, — вспомнил под конец разговора Лукшин. — Я совсем забыл об этом. В понедельник Грицюк уезжает в отпуск (сегодня была пятница). Вам, Андрей Николаевич, придётся контролировать и его работы на это время. — Увидев, что Андрей пытается что-то сказать, он пояснил, — я понимаю, что вы человек новый, но за полтора месяца вы уже неплохо ознакомились с хозяйством и знаете, где и что Лукич делал. У вас самое большое хозяйство, поэтому вам и карты в руки. Вы человек инициативный — справитесь. У нас так всегда и было — начальник теплохозяйства подменял начальника КЭС и наоборот. К тому же ремонтные работы на участках Грицюка постоянно буду контролировать и я. Обо всём этом более подробно мы ещё поговорим на сегодняшней планёрке.
Так на плечи Андрея неожиданно взвалился ещё один груз. Правда, как выяснилось, не такой уж тяжёлый — у Лукича все его плановые работы были налажены, да и курировал их, действительно, сам Лукшин. Поэтому у Андрея работы было не много.
ГЛАВА 17. Новые развлечения
В конце июля в городок привезли ещё нескольких служащих. И хотя в хозяйство Андрея никто направлен не был, в некотором отношении приезд этих служащих коснулся и его самого. В этот раз привезли в основном женщин — молодых девчонок для работы преимущественно в столовых. У женщин было своё общежитие (и довольно новое и благоустроенное), которое все именовали как "Париж". Все женщины-служащие в городке, вероятно, были незамужними. По крайней мере, за всё время его пребывания в Борстеле не слышал, чтобы к кому-нибудь из девчонок приехал (был вызван) муж. Да и были они все молоды и, вероятно, ехали за границу не только подзаработать, но также найти себе при удобном случае ещё и подходящего жениха. Такие случаи, действительно, хоть и не часто, но случались. Правда, свадеб служащих в городке не припоминалось, вероятно, они переносились уже в Союз. Хотя неженатые ребята (а порой и женатые — ещё не вызвавшие жён) довольно часто посещали общежитие девчонок. Планируя такой поход, ребята просто говорили: "Пошли в Париж". А вот то общежитие, в котором жил Андрей, прозвали "Лондоном".
Но вместе с вновь прибывшими девчонками были привезены и два парня. Один из них молодой направлялся электриком к Горшкову, а второй лет 35 был врачом и, естественно, должен был служить в санчасти. Его появление ещё раз подтвердило правоту Лукшина о том, что начальник санчасти таки хитрил в разговоре с Андреем — места всё же были. Он понимал, что место, на которое ехал этот мужчина, было уже давно зарезервировано, но тем не менее.
Через несколько дней Андрей с коллегами познакомился с этим новым врачом. Звали его Андрей Александров. Это был высокий красивый мужчина с серыми глазами, тёмными волосами, приятным голосом и размеренной, уверенной речью. Приехал он из Киева и это был житель одного из наиболее близких городов (наряду с Харьковом Кравченко) к союзному местообитанию Морозевича. А если ещё учесть, что Морозевич пять лет проучился в Киеве и очень хорошо знал столицу Украинской республики, то это был почти что земляк. Андрей был очень рад этому обстоятельству, и они быстро подружились. Александров также подружился и с Кирзоняном. Их объединяли, вероятно, и возрастные рамки, и уровень интеллекта и какое-то примерно одинаковое мышление. Александров был женат и, так же как и Морозевич, планировал вызвать жену. Поселили его в медчасти. Нет, не в самой, конечно, медчасти, в какой-нибудь палате, а в жилых комнатах, которые находились в мансарде этого здания. Там же жили ещё несколько медицинских работников, в основном офицеры. Именно по этой причине Григорий и Андрей как служащие были ближе тёзке Морозевича. Хотя и со своими коллегами тот поддерживал хорошие отношения. Теперь уже эта троица коротала свободное время практически вместе.
На следующий день после знакомства с Александровым у Андрея состоялся (по его инициативе) повторный разговор с Лукшиным по поводу вызова жены. Тот сказал, что он разговаривал с начальником медчасти и постепенно этот вопрос будет решён.
— А что значит постепенно? — удивился тогда Андрей. — Это как-то неопределённо.
— Да то и значит. Сейчас, действительно, нет мест. Но с Нового года вопрос будет решён.
— Ого, с Нового года! Но это же ещё полгода. А раньше вызвать никак нельзя?
— Нет, раньше не получится.
— Ну, хорошо. Но если точно будет место, то можно сейчас вызов оформлять?
— Не торопитесь, Андрей Николаевич, — сокрушённо покачал головой майор. — Так быстро такие дела не делаются.
— Почему? И разве это так быстро — я ведь здесь уже полтора месяца.
— Не уже, а пока полтора месяца, — улыбнулся Лукшин. — Дело в том, что раньше, чем через 5–6 месяцев после вашего прибытия командир вам вызов не подпишет.
— Почему?
— Да потому что мы вас практически не знаем — что вы за человек, как живёте, чем дышите. И, самое главное, как вы работаете. Да, я вас уже немного знаю и вижу, что вы и как человек, и как специалист неплохой. Но этого мало. Вы ещё практически не работали. Отопительный же сезон начнётся только в октябре. Вот это и будет лакмусовая бумажка.
— Да, — уныло протянул Андрей. — А я то рассчитывал, что это будет скорее.
— Вы поторопились с выводами. И вам не стоило надеяться на столь быстрое решение этого вопроса. — Лукшин, увидев вконец расстроенного Морозевича, добавил, — Андрей Николаевич, вот вы скажите, честно — неужели в Союзе, в военкомате вам давали обещание, что здесь на месте вот так сразу вам вызовут вашу жену?
Андрей восстановил в памяти все разговоры в полтавском областном военкомате и понял, что майор, увы, но абсолютно прав — он вспомнил, что им говорили примерно следующее: если вы себя зарекомендуете с хорошей стороны, будете усердно трудиться, не нарушать дисциплину, то через время вам помогут вызвать жену. Да, в этой фразе на каждом шагу условия: "если", "через время", "помогут".
— Извините, Борис Михайлович, я не прав. Нам, действительно, в военкомате не обещали скорого вызова. Просто в своём желании вызвать жену я и позабыл об этом.
— Не извиняйтесь, это всё понятно. Вы бы на нашем месте поступали точно также. Понимаете, было несколько таких случаев, не у нас в части, но это не имеет значение — человеку оформили вызов жены, но прежде чем она приехала, он вернулся к ней сам — его выгнали, то ли за нарушение дисциплины, то ли за грубые неполадки в его работе. Вы представляете, как досталось командирам тех частей, которые поспешно оформляли вызова служащим.
— Я уже это и сам всё понял. Ещё раз извините, я и так вам благодарен, что вы проявили участие в моём вопросе.
— Не за что. Я пока что ничего особенного не сделал. Только поговорил по душам с Павлом Матвеевичем. Но теперь я знаю, что всё у вас будет благополучно — приедет к вам ваша жена. Так что не волнуйтесь, а просто ждите и хорошо работайте, — снова улыбнулся он.
На том их беседа о вызове жены в этот раз и была завершена. Но Андрей её хорошо запомнил и старался, чтобы в его работе, да и в быту, разные там неприятности не возникали. Тем более что таких строгостей, которыми их усердно пугали в военкомате, здесь не было. Никто не запрещал выезжать в город, не было строгих установок на проведение свободного времени, никто не следил, сколько ты, допустим, выпиваешь и т. п. Люди жили нормальной размеренной жизнью. Основное условие было только одно — хорошо работать, поддерживая нормальное благосостояние гарнизона и его жителей. В Союзе иногда бывали и более жёсткие требования. А здесь люди как люди, и работают они так же, как и дома. Андрей только иногда с улыбкой вспоминал, как им вешали лапшу на уши, говоря о том, что за границу посылают только самых лучших. И он свято верил в это. На самом деле оказалось, что здесь и работают, и службу несут разные люди. Есть и хорошие, а есть и не очень, попадаются даже совсем не очень. Да, именно люди как люди — со своими разными характерами, со своими достоинствами и недостатками. И среди них ангелы с крылышками ему пока что не попадались.
В один из августовских вечеров Андрей Александров пришёл к друзьям в "Лондон" не один, а вместе ещё с одним парнем. Андрей с Григорием уже были знакомы с ним и раньше. Сейчас он был в гражданской одежде, но они знали, что это прапорщик, который работает в медчасти фельдшером. Звали прапорщика Василий. Как его фамилия Морозевич не знал — вся четвёрка была друг с другом на "ты", и общалась только по именам. Прапорщик проживал там же, где и Александров — в мансарде над местом своей работы. Это был обыкновенный среднего роста темноволосый парень с приятными чертами лица. Он был довольно добродушным и дружелюбным. Они хорошо запомнили Василия, ещё и потому что едкие на слова одесситы метко окрестили его "яйцедержателем" за то, что тот постоянно лез поправлять руками матню своих брюк. И как не указывали ему друзья и коллеги на эту некрасивую привычку, искоренить её не удавалось. Василий на замечания только добродушно и виновато улыбался, кивал в знак согласия головой, а через время продолжал теребить руками брюки.
— Слушайте, старожилы, — обратился к Андрею с Григорием Александров. — Мы вечерами ломаем голову над тем, чем бы заняться, а у вас над головой есть такое развлечение. И вы ничего о нём не знаете, — уколол он их.
— Какое ещё развлечение?
— А такое — бильярд.
— Да ты что, и где?
— Я же говорю — прямо у вас над головой.
— Что-то ты мудришь. Если прямо у нас над головой, — ткнул пальцем в потолок Кирзонян, — то там живут военнослужащие — в основном, насколько я знаю, семьи, хотя по-моему пару комнат занимают на пару и холостяки.
— Вот видишь, а всего то ты, оказывается, и не знаешь. Вася, расскажи им.
И Василий рассказал, что там, действительно, есть большая угловая комната, в которой стоит бильярдный стол. Он сам не единожды там играл в бильярд. Друзья, не раздумывая, собрались и пошли наверх. Бильярдная была на месте и, к их удивлению, в ней сейчас никого не было. Так они открыли для себя очень неплохое место для приятных вечерних развлечений. В дальнейшем они и стали ходить играть в бильярд вчетвером: Кирзонян, Морозевич, Александров и прапорщик Василий.
Класс их игры был примерно на одинаковом уровне. Чаще других играл ранее в бильярд, по его рассказам, Александров. Его же тёзка с Григорием в бильярд давно не играли. Морозевич последний раз (да, вероятно, и первый) играл в Калуге, в общежитии, где он впервые и приобщился к этой игре. И она ему очень понравилась, он быстро овладел этим непростым мастерством. А оно требовало определённой сноровки и острого глаза. Как Владимир Маяковский в поэме "Владимир Ильич Ленин" верно указывал: "Скажем, мне бильярд — отращиваю глаз, шахматы ему — они вождям полезней". Но вот это качество у Андрея как раз имелось, глаз он отрастил. Он (а точнее они — глаза) у него, и в самом деле, были острыми. Это выяснилось в институте, когда вечерами он с друзьями посещал тир для стрельбы из пневматической винтовки. А их в то время по Киеву было разбросано множество. И он так натренировался стрелять, что тушил выстрелом раскачивающийся маятником на суровой нитке фитиль небольшой лампадки. С ним в этом искусстве тогда мог соперничать только один из его бывших одноклассников — Славка Немчинов. Поэтому то он так быстро и наловчился играть в бильярд. Правда, до сего времени Андрей гонял шары только в, так называемой, "русской пирамиде". А здесь, в военном городке Василий научил их всех играть в "карамболь", вид бильярдной игры, которую они дотоле не знали. Точнее слышали, но никогда не играли.
Карамболь представляет собой одну из вариаций бильярда, который иногда называется французским. Дата его изобретения относится примерно к XVIII-му веку. Для бильярдных столов, предназначенных специально для карамболя, используется даже особая ткань, которую часто делают из камвольной шерсти. В классический карамболь играют на специальном столе без луз тремя цветными шарами: 2 белых шара (или белый и жёлтый) и один красный, без каких-либо других предметов. Смысл такой игры заключается в том, чтобы своим битком дотронуться до обоих оставшихся шаров — это и является карамболем. Кроме того, как узнал позже Андрей Морозевич существуют и другие виды карамболя: например, карамболь от одного борта, карамболь от трёх бортов, карамболь с четырьмя шарами, зонный карамболь и другие.