— Ну что, куда теперь? — спросил Александров. — Веди, показывай Стендаль.
— Ты знаешь, коль мы находимся вблизи универмага, то можно прогуляться к нашей школе. Она недалеко, вон в том направлении, — указал он рукой в сторону обратную ратуше. — Как мне говорили там, рядом должен находиться и штаб дивизии, точнее даже не сам штаб, а гарнизон дивизии. А где-то за школой должно быть озеро. Посмотрим? А то Кирзоняна такие экскурсии не очень то интересовали.
— Конечно, посмотрим. Хорошо бы побольше всего увидеть. Город то красивый, — обрадовался Александров, а затем добавил. — А что Кирзоняна кроме своей собственной персоны ещё интересует?
Они пошли по улице в указанном Морозевичем направлении. Школа и в самом деле находилась недалеко — по правую руку, на левой стороне той же улицы, что и универмаг. Как они поняли, поблизости располагался и военный городок дивизии (его так и называли — "Дивизия"), в котором им делать было нечего. Не заходили они и в школу, довольствовавшись лишь осмотром с улицы её строений — высокое трёхэтажное из красного кирпича старой постройки здание с двухэтажными более современными пристройками из более светлого кирпича. Окна второго этажа были с арочным перекрытием, а первого и третьего этажей — прямоугольной формы. При этом окна третьего этажа были значительно больше по размерам окон первого, и ощущалась немалая высота помещений. Они обошли школу, и пошли по какой-то улочке по диагонали влево. Через время они увидели зелёную зону — то ли рощу, то ли парк, за которой им открылась панорама довольно крупного вытянутой формы озера. В дальней его части виднелся какой-то небольшой островок — похоже, с зелёными ивами.
— Красота, ничего не скажешь, — протянул Александров. — Нужно и здесь сфотографироваться.
— Обязательно. Действительно, красиво.
Они немного пофотографировались, ещё некоторое время побродили вблизи у озера, а затем Морозевич произнёс:
— Так, хотел тебе показать ещё площадь Мадонны. Там мы заодно и пообедаем. Только как к ней попасть отсюда, я себе не представляю. Не хочется бродить наугад, а наше знание немецкого языка пока что оставляет желать лучшего. Так что выход один — возвращаться прежней дорогой. А от ратуши я уже дорогу помню — там по-прямой, заблудиться невозможно.
— Да в чём дело. Давай прежней дорогой, спешить то нам некуда.
Они вернулись к ратуше, обошли её и, свернув вправо, пошли по уже знакомой "старожилу" Морозевичу Широкой улице. Вскоре перед их взором предстала площадь и статуя женщины с птицей — Андрей так и не знал, как её правильно называть: то ли Мадонна, то ли Ида с воробьём. Они начали фотографироваться и у памятника-фонтана и у витрин близлежащих магазинчиков. На одном из них красовались надписи Textilhaus Sperlingsberg. Если первая часть этой надписи означала что-то типа "Дом текстиля", то вторая часть была для них загадкой — то ли название фирмы (Sperlingsberge — Воробьёвы горы, от Иды с воробьём?) или выпускавшего товар города, то ли фамилия владельца магазина. Впрочем, они не особенно и ломали себе над этим голову. Они нашли хорошее кафе, иное, нежели ранее Морозевич с Григорием посещали во время их экскурсии, и хорошо подкрепились с пивом и дупельками — обмыли, так сказать, свои покупки.
После этого они вновь начали бродить улочками города. Они пошли в сторону противоположную ратуше с Роландом-великаном, где-то ещё свернули и оказались на улице, которая вела к Тангермюндским воротам и далее, как они узнали, к железнодорожному вокзалу. Тот им не был нужен, поэтому, дойдя до Тангермюндских ворот, они повернули назад. Тангермюндские ворота располагались на слиянии направлений из небольшого городка Тангермюнд и совсем крошечного Вербена, которые расположены вблизи Стендаля. Далее уже шла и ведущая на вокзал улица. Тангермюндские ворота ("Tangermunder Tor") — это что-то типа старинной башни с небольшим арочным проездом внизу и двухэтажным ярусом стен-бойниц вверху.
Не сразу определив верное направление, они, наконец-то вернулись на площадь Мадонны. Они уже довольно устали, поэтому с удовольствием присели за столик в открытом кафе и купили себе мороженое — ни пива, ни шнапса им в этот жаркий ещё день (средина сентября выдалась тёплой) уже не хотелось. До того ни тот, ни другой Андрей немецкого мороженого не пробовали. Оно продавалось в вафельных стаканчиках, но не цилиндрических, как в Союзе, в конических с длинным острым концом. Наполнялось мороженое из автоматов-морожениц и до конца в узкое коническое пространство оно не попадало. Поэтому вафельный кончик, практически пустой, просто выбрасывался — он был довольно жёстким. Не понравилось им и само мороженое — что-то типа замёрзшего молока (даже с мелкими кристаллами льда) с мизерной добавкой сахара. В СССР мороженое было сытное, там оно производилось из довольно жирных сливок, и было сладким. А это мороженое было не только мало сладким, а даже с каким-то ощущением солёности. Его производители, вероятно, мало беспокоились о его вкусе — по их представлениям мороженое должно было только освежать в жару. И с этой миссией оно справлялось, но не более того.
В свою очередь, справившись довольно быстро и с самим мороженым, друзья решительно направились к остановке автобуса на Борстель — Стендалем они уже насытились. Конечно же, выходной день во всех отношениях удался на славу. Но экскурсии хороши только тогда, когда они не очень утомляют жаждущих ознакомиться с достопримечательностями и красивыми пейзажами каких-либо мест. Уставшие, но вполне удовлетворённые проведенным временем, оба Андрея с радостью вернулись в свой городок и ещё долго сидели на лавочке, покуривая и обсуждая проведенный ими такой содержательный день.
ГЛАВА 23. Ночной ресторан
Новый рабочий день не принёс никаких разнообразий в деятельность как начальника теплохозяйства, так и его подчинённых. Всё шло по плану — работа в котельных и на теплотрассах, обустройство мастерской. Собственно говоря, плана на ремонт мастерской и не было. Просто все знали, что её нужно привести в надлежащий вид и желательно не затягивать с её ремонтом. До отопительного сезона оставался всего месяц, и кто его знает, какие он может преподнести сюрпризы, возможно, тогда будет до не таких, так сказать, непрофессиональных работ. Конечно, все надеялись, что начало отопительного сезона и весь его период не будет чреват какими бы то не было неожиданностями, хотя обойтись без них непросто. Поэтому слесари и многие кочегары просто без излишней спешки и суеты, но планомерно с каждым днём приближали тот день, когда можно будет собраться в обновлённом уютном "гнёздышке". Они уже установили стойки и обшивали их ДВП, укладывали шлаковату, навешивали и подгоняли двери. В ближайшие дни перегородка вчерне должна быть полностью готова. И к концу недели, действительно, перегородка была завершена. Андрей с Кравченко даже пытались её расшатать, испытывая на прочность и стойкость, хотя прекрасно понимали, что никто её двигать и ломать не собирается. Перегородка выдержала испытание. Теперь нужно было зашпаклевать щели между ней и соприкасающимися сторонами (стены, пол, потолок), чтобы не было даже малейших сквозняков. А далее оставалось дооборудовать шкаф для верхней одежды и можно будет заняться уже побелкой и покраской основного помещения. Конечно, это помещение не имеет никакой вентиляции, что не особенно хорошо. Но, на тот случай, если в помещении будет жарковато, Николай, вместе с солдатом-столяром, хорошо отремонтировал единственное (оставшееся после раздела помещения мастерской) окно, врезав в него небольшую форточку — так что свежий воздух в помещении будет всегда обеспечен. Работы во входном тамбуре закончат после этого, там работы не так уж много.
Однажды Лукшин, столкнувшись на улице с Морозевичем, спросил:
— Ну, как там ваши работы по ремонту мастерской, продвигаются? В котельные я иногда заглядываю, а в вашу каптёрку всё ноги не доносят. Может быть, покажете, что вы там творите?
— Извините, Борис Михайлович, но не покажу.
— Это ещё почему? — удивился тот.
— Потому что, как вы знаете, не принято показывать незаконченные работы. Это не к добру. Вот закончу и сам вас приглашу.
— Ну-ну, вот даже как, — всё также удивлённо протянул Лукшин. — Ладно, может быть, вы и правы — дураку половинчатых работ не показывают
— Да ну что вы, товарищ майор, — оправдывался Андрей. — Я ведь совсем другое имел в виду. Не обижайтесь.
— Да всё в порядке, не переживайте — это я просто пошутил. И в самом деле, что смотреть какие-нибудь неоконченные строительные работы. Их ведь контролируют, когда там что-либо идёт не так. А если всё в норме, то зачем зря людей отвлекать и тормошить. Хорошо, договорились — покажете уже тогда, когда там последний блеск наведёте.
Так завершилась очередная рабочая неделя, в конце которой для четвёрки друзей было приготовлено знаменательное для них, в неком роде, событие. Дело в том, что в среду Андрей с Григорием, Андреем-врачом и прапорщиком Василием вновь играли в карамболь и после бильярда окончательно договорились, что в пятницу они таки посетят ранее запланированный ими ночной ресторан в Стендале. Правда, к тому времени у Морозевича почему-то пропало желание ехать в ресторан, о чём он прямо заявил друзьям. Но те не стали его слушать.
— Так, нечего выдумывать, — сразу резко оборвал его Григорий. — Хочется, не хочется идти — договорились же ещё раньше, так что теперь на попятную идти.
— Нет, Андрей, так не годится, — поддержал Кирзоняна и Александров. — Действительно, договорились же. Тем более что нас как раз комплект — четверо, аккурат за один столик. А так вместо тебя к нам кого-нибудь подсаживать будут. А нам это зачем — компания, так уж компания пусть будет в полном сборе.
— Ладно, сдаюсь, уговорили, — засмеялся Морозевич. — Пойдём все вместе.
Его не столько убедил резкий Григорий, как более уравновешенный Александров. Действительно, раз уж договорились, то зачем отступать. Да и аргументы Александрова были верны. Василий тактично не вмешивался в беседу служащих. Пятницу для посещения ресторана они выбрали не случайно — возвращаться они будут поздно, к тому же пешком — автобусы в такое время, естественно, уже не ходят. А завтра будет нерабочий день, можно и отоспаться.
В Стендаль они поехали одним из последних рейсов автобуса. Александров ради такого события одел купленный накануне в Стендале новый синий костюм, но без галстука. Правда, после часа пребывания в ресторане ему пришлось снять пиджак — в небольшом помещении было душно. Григорий и Морозевич были без пиджаков — стояло тёплое бабье лето. Ресторан начинал работать где-то с 9-и часов вечера. Приехав к открытию, не хотелось сидеть долго в наполовину пустом зале, а, приехав слишком поздно, они рисковали остаться без мест — ведь столик они заранее не заказывали. Руководил парадом Василий, побывавший уже пару раз в этом ресторане, который назывался "Altmark". Что означало это название, они толком не знали. На первых порах, они подумали, что, возможно, это название переводилось как "старая площадь" (Alter Markt). Но в этом они не были уверены, да и оно их не очень интересовало. А в Стендале был ещё и театр с таким же названием, так что это предположение, вроде бы, было вполне правдоподобно. Однако гораздо позже Морозевич случайно узнал, что в районе федеральной земли Саксония-Анхальт имеется самая северная провинция — маркграфство Альтмарк, и, скорее всего, оно то и дало название этому ресторанчику.
Поспели они в ресторан как раз вовремя, народа уже было многовато — не сказать, что много, потому что ресторан был невелик. Андрей точно не считал столики, но их было не более 12–15. Свободный столик (на который им указал официант) они успели занять. Правда, тот был не совсем рядом с эстрадной площадкой, а немного вдали. Но это, может быть, и хорошо — не так будет донимать музыка, которая уже играла.
Официант предложил им меню, и они сообща стали выбирать блюда. Каждый их четвёрки чуть-чуть знал немецкий язык и прочитать названия блюд они то могли, но вот понять, что означают эти названия — не всегда было так уж просто. Поэтому они больше ориентировались на знакомые названия или на ассоциации — например, шницель или лангет и на немецком языке будут звучать аналогично: schnitcel, langet и т. п. Немного помог им в этом и сам официант, который тоже соответственно немного говорил на русском. В общем, сообща они выбрали себе и основные блюда, и закуски, салаты — вечер обещал быть длинным. С чем не было проблем, так это с выпивкой. Не мудрствуя лукаво, они не заказывали какие-нибудь коньяки, ликёры или марочные вина, а остановились на простой водке. После заказа они немного посидели, осматриваясь, пока официант не принёс заказанную водку и салаты. Они выпили по дупельку, закусили и расслабленно откинулись на спинки мягких стульев, слушая эстрадную музыку.
Музыка была приятной, мелодия сменяла мелодию. А вскоре появились и девочки из кабаре. Андрей никогда не был в ресторанах Москвы, часто посещая её в бытность своей работы в Калуге. За пять лет учёбы он только один раз был в ресторане в Киеве, и то, когда они всей группой обмывали полученные ими дипломы. Ему больше нравились бары с приятными алкогольными коктейлями. Правда, позже он неоднократно бывал в ресторанах Калуги и пару раз в Полтаве. Но то были провинциальные областные рестораны и, кроме музыки (чаще пара музыкантов), там никогда не было варьете. Конечно, настоящим варьете и здесь это шоу с девочками назвать было сложно. Но они, конечно, украшали вечер. Они все были молоденькие, стройные и очень хорошо танцевали. Они были, конечно, по ресторанному обнажены, но в меру (без оголённости женских прелестей). Их одежда, которой было не так уж много, вполне соответствовала характеру их танцев, которые были быстрыми, весёлыми, задорными, зажигательными и с элементами акробатики. Они создавали очень хорошую остановку и настроение посетителей в зале. Когда варьете отдыхало, на подмостки выходила певица. Пела она неплохо и музыка была хорошая, но её песни гостями из Борстеля как-то не особо воспринимались. И виной тому была не сама певица или музыка, а язык, на котором исполнялись песни. Вся четвёрка единодушно решила, что немецкий язык не подходит для исполнения задушевных песен.
— Нет, не годится это пение, — категорично заявил Кирзонян. — По-моему немецкий язык приспособлен только для армейских приказов. Очень уж он грубый, какой-то гавкающий.
— Да, скорее всего, немецкий язык — это язык военных и ещё инженеров, — поддержал его Морозевич. — Очень много немецких технических слов вошло в словари разных стран.
— Язык грубоват, конечно, — пытался возражать Александров. — Но есть же ещё поэзия. Что вы скажете о стихах Гёте или Гейне?
— Эти стихи красивые, конечно, — согласился Морозевич. — Но ведь мы их знаем только в переводах. А как они звучат на немецком языке, нам слышать не приходилось. И я думаю, что, вряд ли они, намного лучше, чем эти песни. Песни хоть музыка украшает, а стихи то?
— Да, — согласился его тёзка, которому нечем было крыть. — Возможно, это и так. Наверное, с такими стихами чем-то подобны стихи Маяковского. У него были очень неплохие стихи, но какие-то уж слишком казённые, сухие, строгие, красоты и лирики в них совсем не было. Какая уж лирика в таких стихах, если он сам писал: "Разворачивайтесь в марше, словесной не место кляузе" и тому подобное.
— Время тогда было такое, — вставил Василий.
— Э, нет, нечего на время пенять — в одно время с Маяковским писал и Есенин. А у него то стихи были совсем другие. Да и у того же Блока есть много красивых стихов. Ты смог бы, например, для стихов Маяковского написать музыку?
— Я, точно нет, я же не композитор, — засмеялся Василий.
— А что, музыка для стихов Маяковского написана, — улыбнулся Морозевич.
— Какая музыка, на какие стихи?
— А опера или как она там по-другому называется, митстерия, что ли, — по пьесе "Баня".
— Да это не опера, а фарс какой-то, возразил Александров. — И музыка в ней по-моему только как сопровождение даётся. Я один раз случайно по телевизору наткнулся на эту, с позволения сказать, оперу. Такая чушь.
Они ещё немного поговорили о музыке и поэзии, а затем вновь приступили к трапезе. Просидели они в ресторане часа три, уже было за полночь. Они и поели хорошо, и попили, наслушались песен, хорошей музыки, нагляделись на варьете, и им уже всё это надоело — пора было закругляться.
— Так, ну что, по домам? — спросил у остальных Александров. — По-моему вполне достаточно.
— Да, — поддержал его Григорий. — Время провели хорошо, с обстановкой в немецких ресторанах ознакомились, теперь можно и на боковую — будет что вспомнить.
Он рукой подозвал официанта и попросил у того счёт.
— Eins Moment, — ответил официант, отошёл от них и минуты через три-четыре принёс им листочек со счётом.