Купив коробку папирос, они вышли наружу, прошли немного, а затем присев на низенькую металлическую ограду, распечатали коробку. Они закурили по папироске, и Морозевич сказал:
— Табак, действительно, приятный, а сама коробка какая-то невзрачная. Другие папиросы более красочные.
Выглядела коробка довольно просто. На других коробках папирос были какие-то, скажем так, картинки: на "Богатырях", к примеру, красовались три богатыря, на "Казбеке" — всадник на фоне гор и голубого неба, на наиболее распространённом "Беломорканале", — участок карты с каналом (правда, последние были в мягкой упаковке.). На этой же коробке на тёмном фоне была простая надпись прямоугольным шрифтом золотого цвета названия папирос и внизу логотип подмосковной табачной фабрики "Ява" — и всё.
— Да, табак хороший, — протянул Александров. — Я хотел их ещё в Киеве попробовать, но не попадались они мне. Может быть в "Каштане" они и были, но мне туда, естественно, хода не было.
— Что это ещё за каштан? — удивился Морозевич.
— А ты не знаешь? — в свою очередь удивился первый Андрей. — Хотя, возможно, что их у вас и не было. Полтава — город ведь небольшой.
И он рассказал, что "Каштаном" на Украине назывался один из созданных в 1964-м году "сертификатных" (а с 1974-го года "чековых") магазинов сети фирменной розничной торговли, который реализовывали товары и продукты питания за иностранную валюту (иностранцам) и сертификаты или чеки Внешторгбанка и Внешпосылторга. Магазины этой торговой сети существовали только в Москве, Ленинграде, столицах союзных республик и крупных областных центрах. Они носили и другие названия, чаще всего связанные с характерным для данной республики деревом — так, в России, например, они назывались "Берёзка", в Азербайджане — "Чинар", а вот в Латвии — "Дзинтарс" ("Янтарь").
Морозевич как раз с 1964-го года 5 лет учился в Киеве, но сталкиваться с подобными магазинами ему не приходилось. Он, конечно, краем уха слышал о валютных магазинах, но никогда ими не интересовался. Да и откуда у студентов могли взяться деньги на поход в подобный магазин. К тому же эти деньги необходимо было заранее обменять на чеки или валюту. Он также слышал о, так называемых, "фарцовщиках", которые и занимались подобным обменом. Он знал о них ещё с конца 50-х годов, когда в СССР появились "стиляги" — как бы основатели разных обменов денег и товаров у иностранцев. Но сам он никогда к числу таковых не принадлежал, хотя в их районной школе пара-тройка таких была — но их клеймили позором на каждом углу. Андрей никогда не стремился приобрести что-нибудь модное из одежды. Его интересы на этом поприще ограничивались плащом-болоньей и слегка суженными (чтобы не выделяться в компании друзей) брюками. Наибольшего расцвета стиляжничсество и фарцовка, пожалуй, достигли после прошедшего в Москве в 1957-м году VI-го Всемирного фестиваля молодёжи и студентов. Не рискуя продолжать далее разговор о неведомых ему магазинах, он предпочёл сменить тему:
— А я вот слышал, что рисунок на пачке "Казбека", вроде бы, сам Сталин утверждал. А курил, видишь ли, "Герцеговину Флор". Наверное, именно благодаря выбору Сталина, эти папиросы начали считаться очень престижными среди элиты общества и богемы, а сейчас уже эта марка папирос, как и нескорые другие, поставляется на экспорт в страны социалистического лагеря.
Выкурив по папиросе, они поднялись и, не спеша, пошли дальше. Пора уже было выбираться в город. Хотя время их ещё не поджимало — они заранее купили билеты на обратный поезд, — но не особенно хотелось бродить по незнакомым улицам Магдебурга вечером. Пора то была осенняя и световые дни в октябре уже стали значительно короче. Назад они сначала пошли к центру пешком, но затем сели на автобус, направляющийся в сторону железнодорожного вокзала. Он к самому вокзалу не шёл, но дальше они снова пошли пешком — они немного запомнили дорогу в начале своего путешествия. На вокзале им тоже пришлось ещё немного погулять — скамейки в зале вокзала были неудобными и не располагали к длинному отдыху. У немцев вообще не принято долгое время проводить на вокзалах, а уж ночевать, как это постоянно случается на вокзалах крупных городов Союза, тем более. Ночью, долго пребывая на вокзале, ты становишься объектом пристального внимания полицейских, а иногда и преступных элементов.
Возвратились они в Стендаль поздно вечером — было уже совсем темно. А ещё им предстояло добираться до Борстеля. Хорошо ещё, что в ГДР, не в пример магазинам, по выходным исправно работает городской транспорт, и им не пришлось добираться до своего городка пешком. И они к нему успешно добрались, хоть и очень уставшие, но не разочарованные — проведенным днём они остались очень довольны. Их ещё успокаивала мысль о том, что они очень правильно спланировали свою поездку — ведь завтра полноценный выходной и можно хорошо отдохнуть у себя в городке.
Дополнили свой отдых друзья в воскресенье и более активным, точнее спортивным — они поиграли на стадионе в футбол, а затем, помывшись и переодевшись, пошли играть вместе с Кирзоняном (Вася куда-то запропастился) в бильярд. И, наконец, поздним вечером, пошли в клуб, где демонстрировался не совсем новый, но и не такой уж старый и довольно интересный советский фильм.
ГЛАВА 26. Начало сезона
А дальше уже начиналась новая трудовая неделя и лично для Андрея она выдалась очень напряжённой. Да, ещё на прошлой неделе подготовительные работы к новому отопительному сезону были практически завершены. Осталось, как уже говорилось, проверить герметичность систем. Это была кропотливая работа. В системах водяного отопления это сделать можно было легче, не разжигая котлов, а просто заполнив всю систему водой. Конечно, для очень качественной проверки давления водопроводной сети было недостаточно, но некачественные сварные швы или протечки на соединении приборов обнаружить можно было. Вот только для этого необходимо было пройти все участки трубопроводов или же в квартирах проверить такие обогревательные приборы, а это были, конечно, радиаторы. С радиаторами было проще — их нужно было проверять, конечно, не во всех квартирах (с этим и за месяц не справились бы), а только там, где они были заменены. А таких случаев были единицы. С трубопроводами было посложнее: видимых трубопроводов тоже было многовато и требовалось определённое время для их проверки. Причём не только те участки, которые ремонтировались, но и остальные — сварные швы старых участков имели свойство ржаветь и могли дать течь. Но большинство подающих трубопроводов пролегали в каналах под землёй. Те участки, что ремонтировались, были просто прикрыты бетонными плитами (чтобы не попадали дождевые воды), но землёй временно не засыпались. Их тоже не представляло сложности проверить. Остальной же метраж (а может и километраж) сейчас не представляло возможности проверить — они могут дать о себе знать только уже в период отопительного сезона. Практически невозможно было проверить системы парового отопления, потому что их водой не заполнишь — конденсатоотводчики (а они были поплавковые) на обратных трубопроводах (так называемых, "обратках") не справятся с таким обилием воды и могут выйти из строя. Конденсатоотводчики в таких котельных были предназначены для автоматического отделения конденсата от пароводяной эмульсии и выведения его из системы. Этот конденсат появляется в результате потери паром тепла в теплообменниках, когда часть пара превращается в воду. Паром же без растопки котлов такие системы не заполнишь. Две котельных с паровым отоплением работали и летом, и было ещё две таких котельных, которые летом не обслуживались. Опять таки приходилось делать просто визуальный обзор таких паропроводов и уповать на то, что они не подведут. Разжигать сейчас котлы в этих котельных не имело смысла — через пару дней это придётся делать планово.
Кроме того, Андрею необходимо было заняться рутинной работой — составить графики работы кочегаров, довести их до сведения и развесить во всех котельных на специальных стендах, где постоянно висели документы по служебным обязанностям кочегаров, правилам техники безопасности и прочее. Некоторые из этих документов нужно было обновить. Копии графиков работы кочегаров должны были быть у майора Лукшина, да и у него самого — он должен был постоянно знать, кто из его подчинённых сейчас на смене. Эту работу Андрей начал делать ещё с наступлением осени, когда переформировал бригады кочегаров, но многое ещё осталось недоделанным. Обновляя документацию, ему приходилось через Лукшина обращаться в канцелярию к машинистке, поскольку ни у кого в службах пишущих машинок не было. Такими вот выдались последние дни перед 15 октября. Это ещё хорошо, что тёплой выдалась осень, и не довелось начинать отопительный сезон раньше. Ведь отопительный сезон пришлось бы начинать и раньше, если бы среднесуточная температура за последние 5 суток не превышала + 8 °C. Но осень, слава Богу, не подвела Андрея — ему не пришлось ничего делать в авральном порядке. А дни, действительно, стояли тёплые, грибные.
В один из таких дней в обеденный перерыв Андрей подсел к группе своих подчинённых, расположившихся на лавочках. Он достал сигареты, закурил и вполуха слушал разные анекдоты и байки, которыми они потчевали друг друга. Кроме того, они подобно старушкам в союзных дворах на таких же лавочках, комментировали действия каждого проходящего или же того самого.
— Куда это, интересно, "220" потопал? — протянул после очередного анекдота один из слесарей, увидев вышедшего из общежития и направившегося в сторону штаба Горшкова. Почему начальника электрохозяйства нарекли именно таким прозвищем, было, конечно же, всем понятно.
— Куда-куда, наверное, к Альхену или отцу Фёдору, — предположил, улыбнувшись, Николай Кравченко.
— А всё же Ильф и Петров классные писатели, — произнёс Анатолий Громов. — Хорошие у них персонажи книг. И у нас здесь есть почти все основные действующие лица их книг — Балаганов, Тихон, Корейко, Паниковский, Козлевич.
Начальник теплохозяйства улыбнулся, слушая трёп своих подчинённых. Язык у одесситов, действительно, был без костей, да и глаз острый — они подмечали все тонкости и моментально давали человеку кличку, которая потом надолго прилипала к нему. Кроме прозвища братьям Батуриным ("братья Карамазовы"), одесситы нарекли различными псевдонимами-кличками многих служащих, а также некоторых военнослужащих городка, как того же фельдшера Васю. Например, сварщика Александра Колыванова одесситы прозвали Шурой Балагановым — кроме имени и созвучной фамилии тот, и в самом деле, внешним видом и своей наивностью несколько напоминал популярного персонажа книги "Двенадцати стульев". Кирзонян был для них миллионером "Корейко", Андрей Александров невинным "Айболитом". Лукича они как раз и прозывали "Альхен" — по аналогии с застенчивым ворюгой, завхозом одного из домов "Старсобеса", который обкрадывал беспомощных старушек в богадельне. Вячеслав Пампушко почему-то был водителем Козлевичем из "Золотого телёнка" — вероятно потому, что постоянно возил тачку с газосварочным аппаратом (как, впрочем, и Колыванов). Одесситам вообще очень нравились произведения их знаменитых земляков Ильфа и Петрова. Они постоянно цитировали героев их книг, а порой спорили между собой: например, в доме под каким номером на такой-то улице проживал один их героев — номер шесть или восемь. У них ещё несколько человек ассоциировались с персонажами "Двенадцати стульев". Так, например, Афанасий Шмелёв был дворником Тихоном (тоже было определённое сходство), прапорщик Пинчук — "нэпманом Кислярским", а вот майор Лукшин и значился отцом Фёдором. Они, памятуя о прошедшей накануне планёрке начальников служб у Лукшина, часто спрашивали Андрея по утрам: "Ну, на какие дела нас сегодня благословил отец Фёдор?". Перечислить все их выдумки было непросто. Из произнесённых Громовым кличек Морозевич почти всех их обладателей знал. Кроме одного — кто скрывается под кличкой "Паниковский"? Этого Андрей не знал.
— А Паниковский — это кто у нас такой? — спросил он.
Повисла гробовая тишина. Все наклонили головы и закрыли рты. Некоторые, правда, тихонько улыбались, а другие еле сдерживались, чтобы не расхохотаться. По этой тишине и улыбкам Андрей всё понял.
— Вот это да! — изумлённо нарушил он тишину. — Значит, это я? Ничего не пойму — чем же это я так похож на Михаила Самуэлевича? Гусей я не ворую, в чёрных очках не хожу, на пересечении Прорезной и Крещатика никогда карманы не обчищал. Так в чём же дело?
— Вы прихрамываете, как Паниковский, точнее немного ногу тяните, — спустя некоторое время виновато и тихо произнёс Громов.
— Час от часу не легче, — уже с улыбкой произнёс Морозевич-Паниковский. — За тридцать лет впервые это слышу. Ну и глаз у вас! — уважительно протянул он.
У него, действительно с самого младенческого возраста левая нога была немного короче правой — из рассказов родителей он знал, что ему не было ещё и года, когда мама упала с ним на лестничном марше и сломала малышу ногу. Кости ноги сложили сначала неправильно и, когда сняли гипс, её пришлось вновь ломать и сращивать заново. Срослась она хорошо, но всё же осталась короче — правда, совсем уж чуть-чуть, абсолютно незаметно. Он сам никогда не ощущал какого-либо дискомфорта при ходьбе, при беге (активно занимаясь спортом) и никто никогда не замечал, чтобы он прихрамывал. Кроме того, если в футболе у него ударная нога была правая, то в других видах спорта, например, в прыжках в высоту или длину опорной ногой была уже именно левая. Он вообще нагружал её больше, нежели правую, надавливая на лопату при посадке и уборке картофеля. И никаких при этом неприятных ощущений у него не было. Да и опытные врачи на медкомиссиях ничего не обнаруживали. А здесь какие-то неопытные сосунки-одесситы приметили. Это же просто невероятно!
— Вы только не обижайтесь, — старался оправдаться Громов. — Мы же не со зла, так — шутя.
— Да, ладно, ерунда. С чего это я буду обижаться. Паниковский, так Паниковский. Хорошо ещё, что не Элочка-людоедка, — пошутил он. — Так что, проехали.
На Элочку-людоедку компания отреагировала уже облегчённым хохотом.
— Да, кстати, — продолжил Андрей. — А Киса у нас есть?
— Увы, пока что на Кису Воробьянинова кандидатуры нет, — смеясь, ответил присутствовавший здесь и Владислав Пивовар. — Но, может быть, ещё появится.
Сами же одесситы, каждый из них, вероятно, видел себя этаким "великим комбинатором" Остапом Бендером, а работу на территории ГСВГ неуёмная троица вполне могла считать для себя всего лишь прекрасным развлечением (как в Рио-да-Женейро — под пальмами "в белых штанах") и полем применения своих, как они полагали, незаурядных способностей.
— Так, — взглянув на часы, уже серьёзным голосом молвил начальник теплохозяйства, — как говориться, делу время — потехе час. Пора уже направляться на рабочие места.
Все потихоньку начали подниматься и небольшими группками расходиться.
Но вот наступило и 15 октября — тяжеловатая выдалась пятница. Но хорошо ещё, что этот день не выпал на выходные, хотя для кочегаров теперь не будет привычных выходных — они будут работать посменно по графикам и, нередко, в праздничные дни. Ничего не поделаешь — не могут котельные закрываться на праздники. В общем-то, ничего такого сложного в этот день не происходило. Самым долгим и неприятным было разведение огня в топках котлов. Это уже тогда, когда они будут работать постоянно, у кочегаров будет две основные тяжёлые физические работы — подбрасывать уголь (точнее брикет) в топку и выгребать и выносить наружу из котельной золу. Конечно, выносили золу не лопатами или вёдрами. Для такой цели в каждой котельной было предусмотрено место, где кочегар наполнял золой специальную цилиндрическую бадью, а затем её специальным коловоротом (как ведро из колодезя) периодически поднимал на поверхность и высыпал в кучу. Но всё это приходилось делать вручную, и труд этот лёгким нельзя было назвать. Далее уже солдаты (тоже периодически) по распоряжению Лукшина грузили золу на машину и отвозили.
Сейчас же основная проблема состояла в самом разжигании огня — брикет то спичкой не подожжешь. Приходилось растапливать огонь в топках подобно тому, как разжигают огонь в старой плите, в квартирной отопительной грубе, камине или костре. Сначала бумага, щепки, тонкие ветки, поленья и уже потом, когда всё хорошо разгорится и появятся уголья, потихоньку подкладывать брикет. Но работа была неприятна не этим, она была неприятна тем, что в первое время вся котельная заполнялась едким дымом — холодные котлы и остывшие дымоходы не могли сразу обеспечить нормальную тягу, поэтому большая часть дыма валила в помещение. Приходилось на время выбегать из котельной, но снова возвращаться и контролировать огонь. У каждого, кочегара имелся, конечно, личный респиратор, так что с горем пополам дышать можно было, но дым разъедал глаза. А вот противогазы кочегарам не полагались — да и кто бы стал в них работать. Вот таким выдался этот денёк, точнее первые его часы. А дальше уже всё пошло в привычном ритме: всё прогрелось, появилась хорошая тяга, исчез дым, разгорелся как следует брикет — и пошло-поехало.
В этот день Андрей бегал из одной котельной в другую, проверяя — всё ли в порядке. Но к общей радости всё прошло гладко, котельные нормально заработали, и обошлось без каких-либо неприятностей. Много работы было в этот день и у слесарей — им нужно было проверить, как работает система обогрева в домах и, в случае чего, спустить воздух из радиаторов на верхних этажах. В этот день заглянул в отдельные котельные и Лукшин, но, судя по тому, что никаких замечаний он не делал, работа подчинённых Андрея его вполне устраивала. В общем, напряжённый день завершился довольно благополучно.
В субботу к Андрею вечером заглянул Александров.
— Ну, что, вчера всё у тебя прошло благополучно?
— Да вроде бы, жалоб не было. И работает всё исправно.
— Значит, нужно это дело отметить. Пошли в кафе, попьём пивка.
— Давай сходим.
Они пошли в кафе и, наверное, с час сидели за столиком, потягивая пиво. Правда, это пиво периодически разбавлялось и рюмочками с более крепкой жидкостью. Но, в общем-то они были в норме, не перебрали, так сказать. Это обстоятельство выделяется особо, потому что дальнейшие события были Андрею несколько непонятны. Когда они выходили из кафе, шедший впереди Александров столкнулся в дверях с каким-то старшим лейтенантом, на вид несколько моложе его. Тот был в военной форме, и от столкновения с Александровым у него слетела с головы фуражка. Он, конечно, тут же обвинил в этом Андрея, тот отрицал свою вину, и у них завязалась словесная перепалка. Но этим дело не кончилось. Старлей уже забыл, что он направлялся в кафе и вместе с ними поспешил к выходу. На дворе уже стемнело. Они отошли немного в сторону от кафе и продолжили выяснять отношения. Морозевич пытался утихомирить их, но Александров сказал, чтобы тот не вмешивался — они сами разберутся. Как сейчас понял Андрей, старший лейтенант до того уже где-то принял, как говорится, на грудь и в кафе, вероятно, направлялся за добавкой. И, конечно же, в таком состоянии ни он, ни Александров не смогли справиться со своими эмоциями — словесная перепалка всё же завершилась потасовкой, хорошо хоть, что не долгой и без нанесения видимых травм. Морозевичу всё же удалось оттащить своего тёзку и увести его с собой. Старлей не пытался их преследовать и продолжить драку — Александров всё же был повыше его ростом и покрепче сложен. Морозевич пытался выяснить — что они такое не поделили, не фуражку же. Но Александров только во всём обвинял того.
— Как бы это дело не имело продолжения, — втолковывал Морозевич своему тёзке. — А если вы завтра снова встретитесь, то что — начнёте по новой. Вы же сегодня так и не выяснили, кто прав, а кто виноват? А если он будет не один?
— Ой, не морочь мне голову. Завтра будет завтра. Там видно будет.
Морозевич, сдвинул плечами, проводил Александрова до санчасти и отправился к себе в общежитие. Как оказалось, история, действительно, имела продолжение, но не совсем такое, как предполагал Андрей. Назавтра днём к нему зашёл Александров, они вышли на свежий воздух, и после короткой болтовни на разные темы тот спросил Морозевича:
— Слушай, а что это я вчера так заелся с тем военным?
— Я тебя самого об этом спрашивал, — расхохотался Андрей. — Но ты же ничего внятно объяснить так и не смог.
— Да, — сокрушённо покачал головой тёзка. — Некрасиво получилось, что мы с ним не поделили?