Конечно, они не могли за короткое время (значительная часть которого должна была быть уделена картинной галерее) увидеть все достопримечательности Дрездена. О многих из них гид им просто подробно рассказала. Из её рассказа они узнали, что Дрезден очень богат и другими достопримечательностями, среди которых:
— музейное здание Саксонского общества искусств со своеобразным куполом, который напоминает ручную соковыжималку;
— дворец Георгенбау, у которого 22 тосканские колонны поддерживают открытую аркаду, ограничивающую средневековую историческую арену, на которой ранее проводились рыцарские турниры;
— Фюрстенцуг — это самое большое в мире панно из мейсенских фарфоровых плиток. "Фюрстенцуг" — это картина длиной 102,3 метра и высотой 10,46 метров на стене конюшенного двора, выходящей на Эльбу, которая выложена из 23.921 фарфоровой плитки;
— мост Аугустусбрюкке, впервые упоминаемый ещё в 1275-м году;
— католическая Дворцовая церковь (Хофкирхе), самая большая церковь Саксонии;
— церковь Кройцкирхе с башней высотой 96 метров.
Когда экскурсовод рассказывала о Цвингере, то она обратила внимание на то, что он представляет собой целый комплекс строений, который сгруппирован вокруг двора с фонтанами: прямые одноэтажные галереи сменяются дугообразными контурами ворот и павильонов. Южной границей Цвингера служат Прямые галереи и Коронные ворота, увенчанные королевской короной из золочёной меди, а северной — пристроенное в середине 19-го века здание Картинной галереи. И вот к ней теперь и направились её экскурсанты.
Дрезденская картинная галерея представляла собой трёхэтажное здание с главными экспозиционными залами на втором этаже, "крыльями" по торцевым сторонам и центральным залом под куполом. Коллекции картин, которые выставляются в Дрезденской галерее, начал собирать ещё курфюрст Август I-й. Он в 1560-м году в своём Дрезденском замке основал коллекцию, в которую входили самые разнообразные этнографические и исторические ценности.
Во время Второй мировой войны Дрезден подвергся бомбардировке американской авиации. Было разрушено здание галереи, однако картины заблаговременно были спрятаны в специально оборудованном укрытии. В туннель, где они находились, были проведены электричество, отопление и вентиляция. Однако когда хранилище было обнаружено Советской армией, вся эта налаженная система уже не работала, в укрытие поступала вода, многие картины находились в аварийном состоянии. Спасением шедевров Дрезденской галереи занимались лучшие специалисты Советского Союза. Эти сокровища мировой культуры, спасённые Советской Армией от уничтожения в конце войны в 1945-м году, затем заботливо хранились и реставрировались в Советском Союзе. В 1955-м году правительство СССР передало спасенные произведения искусства немецкому народу.
В галерее их экскурсовод и сама превратилась в экскурсанта. Все молча бродили по многочисленным залам, прислушиваясь к рассказам музейных экскурсоводов. Конечно, в Дрезденской галерее было очень много просто потрясающих картин, но Андрею наибольше запомнились две из них — это "Сикстинская мадонна" и "Шоколадница". Ну, "Сикстинская мадонна" — это шедевр Рафаэля, которым восхищаются все — по снегу облаков неслышной поступью приближается, плывёт прекрасная Дева Мария. Её лицо печально и задумчиво, а на руках Марии охваченный ужасом младенец Христос. Как бы приоткрывается будущее, картина мученической смерти Христа во искупление грехов человечества. А вот "Шоколадница" или как иногда её называют "Прекрасная шоколадница" — это наиболее известная картина швейцарского художника XVIII-го века Ж. Э. Лиотара, изображающая служанку, несущую на подносе горячий шоколад. Выполнена в технике пастели на пергаменте. Она вроде бы была намного проще картины Рафаэля, но она почему-то притягивала к себе взоры. Уж очень "естественно" она была написана. Андрей вспомнил что при посещении в Москве Третьяковской галереи, ему тоже среди множества картин наиболее запомнилась неприглядная, на первый взгляд, работа Куинджи "Ночь над Днепром". Чем же так завораживала эта картина — кромешная темнота и только сверкающая частица глади реки от освещающего её месяца в небе? Вероятно, именно этим месяцем, который был выписан художником так, что казалось, в картину сзади вставили электрическую лампочку. Создавалось ощущение, что погаси сейчас свет в зале — эта маленькая лампочка всё равно продолжит гореть. Кроме того, если пристально смотреть на месяц и облака вокруг него, то возникает иллюзия проникновения внутрь картины, иллюзия сопричастности к этой ночи. Подобное ощущения вызывала и "Шоколадница" Лиотара.
Когда уставшие экскурсанты вышли из Дрезденской галереи, они отправились перекусить в ближайшее кафе. После этого у них до назначенного времени отправления автобуса в обратную дорогу осталось ещё немного времени. И Андрей в группе с некоторыми другими участниками экскурсии бегло осмотрели рыцарский зал оружейной палаты, в которую можно было попасть на билет из галереи. Им в принципе очень понравилась выставка старинного оружия и доспехов. В этих залах ты как бы погружаешься в мир средневековых турниров, отважных рыцарей и прекрасных дам. Но всё же все эти рыцарские латы выглядят сейчас уже просто смешно и нелепо.
На обратном пути автобус с экскурсантами из Борстеля ещё на небольшое время подъехал к замку Морицбург. К сожалению, в самом замке экскурсантам за неимением времени побывать не удалось, они довольствовались лишь кратким рассказом их экскурсовода, из которого можно было почерпнуть хоть как-то представление о внутреннем убранстве замка.
Замок Морицбург (Schloss Moritzburg) находился приблизительно в 10 км к северу от Дрездена и был сооружён в 1542-46 годах по указу герцога курфюрста Морица Саксонского. Леса, располагавшиеся к северу от Дрездена, с давних пор были охотничьими угодьями саксонских курфюрстов и королей, поэтому неудивительно, что Мориц решил выстроить здесь охотничий замок, который и был назван его именем — Морицбург. Сейчас замок является музеем искусства барокко, в котором представлены не только произведения прикладного искусства и картины, но и коллекции охотничьих ружей и трофеев с самыми большими в мире оленьими рогами. Этот замок в стиле барокко выделяется среди других строений этой эпохи, так как его перестраивали из замка эпохи Ренессанса.
Всё сооружение покоится на почти квадратных (90×95 м) террасах и сообщается с остальной территорией наружными лестницами и балюстрадами, украшенными скульптурами. Своеобразие замка подчеркивается восемью небольшими павильонами, окружающими строение. В 1730-м году после окончания работ в замке, был вырыт пруд, который хорошо вписался в богатый водоёмами пейзаж. Сады замкового комплекса были разбиты по французскому образцу барочной парковой архитектуры и на севере, с другой стороны пруда, переходят в лес.
К парадным залам замка ведут две главные лестницы — с восточной и с западной стороны первого этажа. Здесь же находится и капелла, причем её интерьер значительно старше, чем в остальной части замка. Если присмотреться к замку внимательнее, он кажется необычным из-за возвышающихся над остальными строениями башен, соединённых с главным зданием узкими корпусами.
Под конец экскурсовод сообщила, что очень ценны в помещениях замка обтянутые кожей стены помещений. Эти своеобразные обои, ценны как в художественном, так и в технологическом плане. На них изображены события, происходившие в замке, и сцены охоты, например, "Рыбная ловля на Морицбургском пруду", а также мифологические картины с изображением Дианы, богини охоты, давшей имя другому охотничьему замку Августа — Дианенбургу.
Возвращаясь в Борстель, экскурсанты долго делились своими впечатлениями от осмотров самого города и его картинной галереи. Все были уставшими, но очень довольными — экскурсия понравилась всем. Андрей подумал, что руководству гарнизонов следовало бы почаще организовывать такие экскурсии, не было бы нужды тайком посещать какие-нибудь города самостоятельно.
А на следующий день всех уже ожидала рабочая текучка. Время пролетало быстро, уже вскоре заканчивался и ноябрь. В двадцатых числах этого месяца Андрей осуществил ещё одно, как ему казалось, полезное мероприятие. Оно было маленькое, но результатов от него хватало на весь следующий год. Что же это такое могло быть? Это была тривиальная подписка на газеты. Не на немецкие, конечно же, а на советские. В первые дни своего пребывания ещё в Цербсте Андрей сожалел, что нельзя было ознакомиться с союзными новостями. Уже в Борстеле он узнал, что это вполне осуществимо, и не в какой-нибудь гарнизонной библиотеке, а в своей комнате, сидя за столом или лёжа на кровати. И ты мог при этом читать свою газету, которую тебе доставляли из Союза лично. При этом союзную прессу доставляли регулярно и без перебоев. Правда, с задержкой в день-дня, что было вполне объяснимо — и в Союзе не все газеты доставляли в тот же день. До сих пор Андрей знакомился с союзными и мировыми новостями, конечно же, в клубной библиотеке. Но уже с января месяца следующего года такое положение должно было измениться — он мог стать полноправным индивидуальным подписчиком любой союзной газеты или журнала. И он этим, конечно же, воспользовался. Чуть более чем за месяц до Нового года он подписался на газеты "Комсомольская правда" и "Советский спорт".
Он выписал "Комсомольскую правду" вовсе не по той причине, что ещё недавно был комсомольцем. Просто эта газета публиковала самые интересные, по его мнению, материалы и написаны они были живым, не казённым языком. Ну а без спортивных новостей он не мог жить — болельщик он был заядлый, причём хорошо разбирался почти во всех видах спорта. А за футбольную команду киевского Динамо он болел с 14 лет, с 1960 года. Учась в институте, он даже приобрёл абонемент в 19-й сектор киевского Республиканского стадиона на все матчи с участием "Динамо". Именно поэтому он и выписывал регулярно "Советский спорт". В Союзе он, правда, так же регулярно выписывал и журнал "Наука и жизнь", здесь же, за границей он посчитал, что будет достаточно одних лишь газет.
ГЛАВА 29. Рубли-марки
И вот уже заканчивался ноябрь, через каких-то 4 дня начнётся зима. Правда, снега пока что Андрей не видел. Это было немного странным, потому что в конце ноября (а порой даже в октябре) в Союзе начинали кружиться белые пушинки, а то и выпадал уже первый снег, хотя ещё и не лежал устойчиво. Конечно, Борстель расположен значительно южнее Украины, точнее юго-западнее, но, тем не менее, на таких широтах мог выпадать снег — в той же Польше или Чехословакии. А, возможно, здесь на климат влияло тёплое течение Гольфстрима. Вчера закончилась очередная рабочая неделя, которая также прошла без каких-либо происшествий. Слесари и газосварщики всё больше времени просиживали в мастерской. Но они, тем не менее, находились на своих рабочих местах. Это были как бы дежурные бригады, которые в любую минуту готовы откликнуться на любой вызов. Но пока что, слава Богу, никаких вызовов не поступало. Ну, а если нет плановой работы, то не будешь же ты её высасывать из пальца. Просто слесари в любую минуту должны, как и те же пожарники, вскочить с места и помчаться на помощь. Ведь пожарники, чтобы не просиживать без работы, не будут сами себе организовывать пожары. Правильно говориться, что немалая доля успеха в работе лежит в профилактике. А у них такой профилактикой были плановые летние ремонты. Это прекрасно понимало и начальство. Изредка заглядывающий к ним в мастерскую Лукшин абсолютно не бранил сидящих без дела слесарей, он только осведомлялся у Морозевича о состоянии дел. И то делал он это скорее по-привычке, поскольку он прекрасно знал об этом на вечерних планёрках. Андрей только заранее предупредил, чтобы слесари не очень шумели и прислушивались. Если же услышат звук открывающейся наружной двери, то перестать играть в домино, в которое они, конечно же, теперь играли. Собственно говоря, Андрей и не запрещал этого — не будут играть, так в тепле заснут, что, пожалуй, даже хуже, потому что при срочном вызове, не сразу и сообразят, что нужно делать. А так все на рабочих местах, так называемая, тревожная группа. Правда, по поводу наружной двери, поступили было предложения повесить над ней колокольчик, как в немецких магазинах. Но начальник теплохозяйства эти предложения пресёк на корню, ещё чего не хватало — любой поймёт, зачем такой колокольчик повешен.
Субботнее время тянулось как-то очень медленно. И всё это было потому, что нечем было заняться. Книги прочитаны, газеты пролистаны, до кино в клубе ещё далеко, идти играть в бильярд не хотелось — он уже немного приелся, и пора было сделать перерыв. Телевизора, как это часто бывало в союзных общежитиях, в Ленинской комнате не было. Не было его там по простой причине — потому что и самой Ленинской комнаты тоже не было. Вот как-то не предусмотрели её "туповатые" немцы, возводя этот дом, который уже значительно позже был приспособлен под общежитие? А перестраивать общежитие сейчас, означало бы уменьшить полезную жилую площадь. А жилая площадь для служащих была, в общем-то, ограничена. Их общежитие не было исключением в этом плане. Правда, Лукшин уже не один раз говорил, что это всё из-за расхлябанности самого коменданта общежития — у того (точнее, неё), мол, нет никакого плана поселения, люди заселяются как попало, при этом не учитывается, кто, когда приехал и кто когда уедет. Люди селятся вместе только по принципу принадлежности к одной для них службы. А это вовсе не является критерием, чепуха это всё. Он всё грозился навести в общежитии порядок, вот только руки у него не доходят, других работ полно. Но в последнем разговоре с комендантом, который краем уха слышал и Андрей, майор сказал, что не далее как к Новому году порядок в общежитии он наведёт. Андрей вернулся к предыдущей мысли о телевизорах и решил, что и они не очень то способны улучшить ситуацию со свободным временем, ведь русские передачи транслировались только пару раз в неделю. Вот и приходилось, как сейчас, лежать на койке, подложив руки за голову и слушать по радио русскую "Волну". Это было единственное что-то постоянно новое. Андрей даже прошёлся по 2-3-м котельным, поверяя работу кочегаров. Сделал он это тоже, скорее для того, чтобы приблизить вечер и сходить хотя бы на старый кинофильм. В котельных же всё было в порядке.
Примерно в таком же плане прошло и воскресенье. Зашёл, правда, Александров, они немного поболтали, и он ушёл. При этом ни от кого не поступало предложений сходить, например, "К Грише" или в кафе — пиво, когда стало не жарко, тоже потеряло свою привлекательность и актуальность. Правда, в воскресенье в общежитии появилась новость — после обеда вернулся из отпуска Кирзонян. Его и так редко можно было увидеть унывающим или просто расстроенным, а после отпуска он, даже как будто помолодевший, просто излучал положительную энергию. Вечером он заскочил к Андрею и пригласил того к себе в комнату. Андрею не очень-то хотелось идти, он понимал, для чего коллега его приглашает, но и не пойти было неудобно — ведь, действительно, коллеги и работать им бок о бок. Конечно, как и догадывался Андрей, у Григория уже был накрыт стол с союзной водкой и вкусно пахнущей домашней снедью. Григорий даже привёз из Союза буханку настоящего, приятно пахнувшего (хоть он был и не самый свежий) чёрного хлеба, по которому здесь все соскучились. Дело в том, что немцы в основном употребляли белый пшеничный хлеб, не кирпичиком, а в виде широкого и толстого батона или же в виде круглой булки. Он у них, надо отдать должное был неплохой. А вот чёрный хлеб они употребляли мало, но если и употребляли, то выпекать его они не умели. Он у них получался каким-то крошащимся, сыпался как опилки, да и по вкусу, наверное, смахивал на те же опилки.
Это было немного непонятно в ракурсе того, что, вообще-то Германию в Европе называют "хлебной нацией" — в целом в ней выпекается более 100 наименований чёрного хлеба и несколько сот кондитерских изделий из белой пшеничной муки. Возможно, это более касается ФРГ, но традиции то до войны были общие. Правда некоторые удивляются: откуда в Германии такой интерес к хлебу, если в ресторанах и кафе хлеб к горячим блюдам обычно даже и не подаётся. Немцы также и суп, и второе едят без хлеба. Поэтому туристам, особенно из СССР, приходится официантам специально напоминать о хлебе. Но дело в том, что хлеб — это основа немецкого завтрака и ужина. Конечно, какой же завтрак без хлеба и булочек? Стоять вечером или, тем более, утром у плиты эмансипированные немецкие женщины не желали. В большинстве семей домашний ужин — это бутерброды, да разве что ещё салатик. А бутерброды — это не обязательно один только белый хлеб. Взять хотя бы те же бутерброды из сырого фарша. Это вообще была для Андрея загадка — как можно есть сырое мясо? Правда это было не совсем сырое мясо — это был именно сырой фарш, и не просто фарш, а свиной фарш и, как говорили, молодых свиней, у которых ещё нежное мясо.
Дело в том, что немцы, действительно, готовили бутерброды из свежего свиного фарша, не просто свежего — свежайшего, из мяса только что забитого поросёнка. Ни мясо, ни сам фарш не мог быть, к примеру, позавчерашним, и заморозке в холодильнике он не подлежал. Вырезали кусок мяса из только что разделанной молодой свиньи, приготовили фарш, намазали им хлеб и к столу бутерброды. Завтра эти бутерброды уже можно выбросить. Фарш, конечно, присаливался и сдабривался специями, но не более того. Андрей видел такие бутерброды, и выглядели они довольно аппетитно — нежно-розовый фарш тонким-тонким слоем на чёрном хлебе. Было похоже на бутерброды с союзным мясным фаршем (но не сырым, конечно) из консервных банок "Завтрак туриста". Те, кто рискнул попробовать эти немецкие бутерброды, говорили, что довольно вкусно, но Андрей так и не решился отведать эту диковинку.
Возможно, чёрный немецкий хлеб невкусный был из-за того, что большинство его сортов готовятся из грубой непросеянной ржаной муки или потому, что немцы стараются не использовать для такого хлеба дрожжи, которые, как они говорят, просто "вздувают хлеб"? Ответа на эти вопросы Андрей не знал. Он также слышал, что есть очень даже вкуснее сорта чёрного немецкого хлеба, но ему такие что-то не попадались или же их не завозили в гарнизонные магазины. Так или иначе, но практически все скучали по-настоящему ржаному русскому (или украинскому) хлебу.
Всего отмечали приезд Кирзоняна четыре человека, кроме их двоих там ещё присутствовали и его напарники по комнате. Все вместе они выпили, закусили и даже закурили, хотя курение в комнатах общежития не приветствовалось. Потом они начали делиться своими новостями, точнее делился в основном Андрей. Григорий расспрашивал его о том, что произошло в городке за время его отсутствия. А как раз за этот месяц ничего-то и не было, кроме, разве что, поездок в Росток и Дрезден. Но это Кирзоняна мало интересовало, ему нужны были новости гарнизонные. Сам же он тоже ничего не мог рассказать своим собутыльникам по простой причине — те почти ничего не знали о его союзной жизни. Как они поняли, никуда Кирзонян не ездил — ни на море, ни куда-нибудь ещё, а просто слонялся по своей Молдавии (правда, по городам), от одного дружка к другому, попивая вместе молодое молдавское вино. Однако он рассказал немало разных союзных побасенок, а потому просидели они довольно долго — яств на столе хватало. Григорий, конечно, был компанейский парень, только вот о своей личной жизни он предпочитал умалчивать.
В понедельник, кроме как за столом в столовой, Андрей с Кирзоняном не виделся — очевидно, после отпуска тот наводил шорох в своём хозяйстве. А вот уже во вторник после обеда Григорий сам разыскал Андрея, отвёл в сторонку и начал разговор:
— Так, справка ещё при тебе?
Андрей, конечно же, сразу понял о какой справке идёт речь.
— Конечно же, не при мне, — улыбнулся Андрей. — Зачем я её постоянно таскать буду.
Но коллега юмора не понял:
— Да я не о том. Я понимаю, что ты её в кармане не носишь. Но она сохранилась?
— Конечно, как и договаривались, — уже серьёзно ответил Морозевич. — А ты что, деньги таки привёз?
— Привёз, правда, не все 300 рублей, а где-то 200 с хвостиком.
— Но справка то на 300 рублей.
— Вот в том-то и дело. Конечно, немцы поменяют и 200 или те же 220, но лучше, чтобы не возникали вопросы, всё же именно 300 рублей. У тебя что-нибудь есть?
— Естественно, 30 рублей.
— Хорошо, а кроме них? Нужно всё же дотянуть до 300 рублей.
— Откуда? Я же тебе говорил, что у меня кроме этих 30 рублей больше и копейки русской нет — всё в сберкассу сдал. Спроси у своих слесарей.
— Понимаешь, именно у них то я и не хочу спрашивать.
— Почему?
— Да всё потому же. Если кто-нибудь сболтнёт, то ясно будет, что я собираю деньги — я ведь только вернулся из отпуска. А мне нужны такие разговоры? Подумают, что я Бог знает, чем занимаюсь.
— Да, ты прав. И что же делать?
— Ты аккуратно спроси у своих. Только не связывайся с одесситами. У тебя есть ведь серьёзные ребята.
— Да, пожалуй, человека 4–5 серьёзных и неболтливых есть. Да вон те же Батурины. Из них слова не вытянешь.
— Батурины прекрасная кандидатура, но я боюсь, что они, как и ты, и копейки не провезли. Они не разговорчивые, это да, но они пугливые.
— Ладно, спрошу, конечно, и у них, и некоторых других. Но хотя бы через пару дней, чтобы это не связывалось с твоим приездом.