22133.fb2
Выбрав свободную минуту, Иван пошел напиться.
На весь жирзавод, где в смену работает больше семидесяти человек, одна колонка с водой. Тоже в расчете на Антарктиду. Там не очень пьется, а здесь - до ведра воды в день на каждого.
На соседней позиции послышался шум. Оказывается потерял сознание и упал жировар Виталий Быстрюков, тепловой удар. Не выдержал двадцатисемилетний Виталий Быстрюков, бывший водолаз, спортсмен-разрядник. По крутому трапу вытащили наверх, привели человека в чувство. Каких-то особых, исключительных изменений в его организме не произошло.
Лишь давление было сто на пятьдесят пять, пульс - сто сорок ударов, вдвое больше нормы. Но у всех такое состояние появлялось к концу рабочего дня, а у Виталия - в первый час дежурство.
Капитану доложили о происшествии.
- Всякое бывает, - сказал он рассеянно.
С этого дня началось. Потерял на вахте сознание Онишко, через день Скоморохов, потом Покотилов, Фатыхов, Панченко...
Иван держался. Только бы миновали ночные вахты.
Едва дотянул до прихода утренней смены и пошел в каюту спать. Он понимал, что надо обязательно поесть, желудок пустей, а есть не мог. Хотелось пить.
Хорошо бы кружку воды, разбавленную сухим вином.
Врачи определили, что такая смесь хорошо утоляет жажду. Поэтому в колдоговоре пункт есть в обязательном порядке выдавать в тропиках вино. И все моряки Советского Союза получают его. Капитан запретил выдавать вино, должно быть, мало захватили.
А возможно, потому, что вино лучше расходовать как стимул для выполнения плана. По всей флотилии капитан объявил: за пять убитых кашалотов - пять бутылок... Слово свое он держит. На всех суднах прислушиваются, когда он отдает приказ.
"Такому-то три бутылки отпустить, такому-то - восемь бутылок.."
Не досталось вива Ивану. Потащился он в каюту.
Жара. Вентилятора нет. Резкий запах китовой продукции. Здесь и лег спать. Долго метался в постели, резало глаза, слипались веки, а уснуть не смог. Нет мочи спать в такой атмосфере. Поднялся, стащил с койки матрац и побрел на палубу.
Тропическое солнце набирало высоту. Разделочная палуба гудело. Мокрые, в китовой слизи люди резали, пилили, растаскивали крючьями распотрошенные части туши, загружая котлы. Близ надстроек, качаясь, брели люди с матрацами. Это была ночная смена.
Капитан каждый день видит этих людей с матрацами. Ему докладывают, что в каютах невыносимо и надо уходить из тропиков. И он отвечает: "Вы ставите личные интересы выше государственных".
Иван искал место в тени. И те, кто работали, и те, кто с матрацами, то и дело злобно поглядывали в одно и то же место. Иван знает, куда они смотрят. Он не хочет туда смотреть, но поднимает мутные глаза: верхний аварийный капитанский мостик. Святая святых любого судна, любого корабля. Здесь установлены все необходимые приборы, и если захлестнет стихия ходовой мостик, управление ведется с аварийного. Это самая высокая площадка. Отсюда далеко видны океанские просторы, палубы, надстройки, корма, бак.
И со всех точек судна хорошо виден верхний мостик.
Иван поднял глаза на этот мосткк, сплюнул и побрел дальше. Резвились, гоняясь друг за другом, и прыгали в купальный бассейн, сооруженный на аварийном мостике, Светлана и капитан. Бассейн - сюрприз Светлане - сделан по его приказу и под его руководством ремонтными бригадами в пути. Я видел этот бассейн, выложенный метлахской плиткой, с наружным и внутренним трапами, с красиво изогнутыми перилами. Жалкими и ненужными кажутся возле него гирокомпас и другие приборы управления судном.
Надругался капитан над верхним капитанским мостиком, над китобоями.
Было бы неправильно считать, что Светлана тунеядец или просто жена, находящаяся на иждивении мужа. Нет, она работает. Правда, долгие годы должности, которую она занимает, не было, и создал ее капитан, когда взял в рейс жену. Люди считают, будто ее работу мог бы выполнять обмерщик китов, затрачивая на это минуту. Но капитану виднее. Чтобы каждый понял, какую ответственную работу выполняет Светлана, он положил ей зарплату по шестой категории. Как старшим мастерам жирзавода и разделки - главной руководящей силе всего производства. Должно быть, Светлана того стоит. Недаром газеты капиталистических стран, в чьих портах бывает флотилия, печатают ее портреты на первых полосах.
Чтобы не обидеть своего сына Геннадия, он и его жене положил приличный оклад. Она тоже Светлана, и ее нельзя обижать, потому что она киноактриса.
Уже в трех фильмах участвовала. Вернее, она - марсовый матрос. Она очень смеялась, когда ее назначали марсовым матросом и выдали паспорт моряка. Это так экзотично - сидеть в "бочке" на самой верхушке мачты и высматривать китов. Жаль, все погошают, что не полезет она туда. И жаль, что они с Геннадием плавают не на флагмане, а на обычном китобойце, который назвали поисково-научным судном. Хотя Геннадий поставлен здесь начальником, ему даже капитан подчиняется, но все равно удобства не те. И эти матросы придираются к Геннадию больше, чем к его отцу. На собрании подняли вопрос, будто она пичею не делает, а зарплату получает. Правда, Геннадий дал должный отпор. Он сказал: "Во-первых, моя жена только числится марсовым матросом, фактически она лаборантка. Оценивать ее работу как лаборантки вы не компетентны. Это могу сделать только я, как научный руководитель. А я - довожу до вашего сведения- оцениваю ее работу положительно". Но все равно неприятно.
Тяжело было в жирзаводе. Председатель базового комитета профсоюза, опытный моряк, решил на себе проверить условия работы в жирзаводе. Отработал один день, а на другой пошел к капитану: "Надо немедленно уходить из тропиков".
Капитан объявил всеобщий опрос: "Кто за то, чтобы оставить тропики, где много кашалотов и будут большие заработки, и идти в Антарктику, где еще не известно, есть ли киты?"
Почти все китобойные суда, оторванные от жизни и работы жирзавода, проголосовали за то, чтобы остаться. Жирзавод вместе с линией муки - за уход.
Как дальновидный руководитель, капитан это предвидел.
- Ничего не могу поделать, - развел руками. - Подчиняюсь большинству, остаемся.
С первым попутным транспортом отправили, выдав больничные листы, первую партию вышедших из строя. Вошел в эту группу и Иван Бахров.
- Инвалид второй группы, - грустно улыбнулся Бахров, заканчивая рассказ о своем последнем рейсе. - Вы не смотрите, что на вид я такой мускулистый.
Это от прошлого. Законом мне работать запрещено, даже стельки в артели вырезать. Сердце не выдержало, на последней ниточке оно...
В связи с отправкой людей капитан выступил на собрании. Он сказал:
- Уехали нытики, хлюпики, разгильдяи. Подлинные матросы не бегают по врачам, не уезжают, не боятся трудностей.
Спустя несколько дней матрос Дмитрий Чегорский полез прочищать ножи в жирзаводе. Температура наверху- градусов семьдесят. Через пять минут спустился. Хотя воздух обжигал горло, но вдохнуть все-!
таки можно было, а выдох не получался.
Чегорский - один из лучших людей базы. И один из сильнейших. Овсянникову надо бы лезть наверх, его это участок, но Чегорский не пустил: "Куда тебе, ты пожилой. Постой внизу, включай и выключай, когда скажу". И снова полез. Через несколько минут упал.
Бросились к нему люди, а Овсянников кричит:
- Аккуратней, аккуратней!
И в самом деле, надо было аккуратно спускать человека, потому что трап вниз - костыльный. Но все это было ни к чему. Чегорский не потерял сознание, а умер. Правда, комиссия, созданная капитаном, написала, будто температура наверху была всего 56 градусов, а не 70, но китобои этому не верят. Они показали мне площадку, где погиб Чегорский. А у них в ту прохладную ночь было 52 градуса жары.
После смерти Чегорского капитан объявил: "Жирзавод настаивает на уходе из тропиков. Сегодня берем курс на Антарктиду".
Обещание он выполнил. А через сутки на тех же тропических широтах наткнулись на нескольких китов. Ничего не объясняя людям, генеральный капитандиректор приказал остаться в тропиках.
Тридцать девять человек, здоровых и сильных, выведенных из строя, с бюллетенями на руках, отправили из рейса домой на попутных судах.
Людей не хватало. Запросили новых. На рефрижераторе, прибывшем за китовой продукцией, приехали семь человек. Среди них - старый китобой И. Авроманко, которого не взяли в рейс в связи с ярко выраженными признаками гипертонической болезни. Здесь, в океане, врач снова осмотрел его и установил, что давление двести десять на сто.
- Немедленно домой! - сказал он. - На этом же рефрижераторе.
Соответствующее заключение дал инспектор по кадрам. Генеральный капитан-директор вызвал врача:
- Почему отправляете людей при такой нехватке рабочих рук?
- Гипертоник, сильное солнце абсолютно противопоказано. Может всякое случиться.
- Ничего, поставим на легкую работу - печень резать.