В районе Шарпову сказали, что действовал он правильно и другого выхода не было. Отдают кузнеца под суд.
Муторно было на душе, когда возвращался в совхоз. Какие-то люди незнакомые, парень с костылем.
- А вы кто такие?
- Алейкины мы, на работу сюда послали, - заискивающе говорит женщина. Это мой старшенький...
Сапожник хороший.
Ничего не сказал, пошел дальше. Потом обернулся:
- Остановились где? - и, не дожидаясь ответа: - Ступайте в общежитие, скажите, я велел.
С Иваном Шарповым я познакомился спустя три года после этих событий, в разгар уборки. Мы ехали в высоких хлебах по великолепным межклеточным дорогам, а справа и слева гудели комбайны, оставляя могучие полосы пшеничных валков.
- Вот моя опора, - заулыбался Шарпов, указывая на приближающийся комбайн. - Поговорите с ним.
Тракторист и комбайнер высшего класса, непревзойденный специалист по двигателям, депутат областного Совета. И жена у него - золотые руки.
Шарпов уехал, а я, подождав, пока подойдет к дороге комбайн, вскочил на лесенку и поднялся на мостик. Шестиметровая расческа комбайна врезалась в густые стебли у самой земли, а поперек нее метались ножи, и, вздрогнув, падали подкошенные колосья на полотно транспортера. Комбайнер вел машину, не переключая скоростей. Казалось, совсем просто вести комбайн.
Показывая на штурвал, кричу!
- А я не сумею?
- Нет, - смеется он, качая головой, - Корреспондент, наверное?
- Корреспондент, - подтверждаю я, называя себя. - А ваша как фамилия?
- Алейкин.
- Что?!
- Алейкин! - кричит он. - Евгений Алейкин!
Он разворачивает комбайн, а я украдкой смотрю на его ноги. Одной ноги нет.
- Вот о ком писать надо, - кивает он на идущий поблизости комбайн. Учитель мой. Сейчас меняться будет.
Мне неинтересен сейчас учитель. Как произошло такое чудо с Женей Алейкиным? Расспрашивать неловко. Решаю идти к учителю, который, конечно же, расскажет все подробно. Его место за штурвалом уже занял сменщик, а он зашагал в сторону полевого стана. Я догнал его, попросил рассказать о Жене. Я почувствовал, что этот вопрос ему приятен.
- Ремонтировал я комбайн, - начал он, - подъезжает директор, парень с ним на костыле. Сошли с машины, стоят смотрят. А у меня не ладится, маховик никак не наживлю. И вдруг директор закричал на Женьку. Он у нас на людей не кричит, а тут закричал:
"Что стоишь, не видишь, что ли! Подержи ему маховик". Парень бросился помогать. Потом отозвал меня Иван Андреевич и говорит: "Большая у меня к тебе личная просьба. Помоги человеку в люди выйти. Злой он, грубый, но не верю ни в его злость, ни в грубость.
Просто задавлен из-за своей ноги. Морально задавлен, понимаешь. А парень смышленый. Если увидит, что не дают ему скидок и считают полноценным, далеко может пойти. Сделаешь из парня человека, и низко тебе поклонюсь, Алексей Дробов".
- Позвольте, кто же это, Алексей Дробов?
- Как кто? Я.
Растерянный, иду молча. Наконец решаюсь:
- Товарищ Дробов, я знаю вашу историю с директором. Как получилось, что вы здесь?
- А я и не прячу свою историю. Куда ее спрячешь!
- Суд был?
- А как же! Вызвали на суд главного свидетеля обвинения Шарпова. Я знал, что он будет мне мстить, а отвести такого свидетеля нельзя, потому что он - потерпевший. Встал Шарпов перед судьями, ко мне боком и развел руками. "Не знаю, - говорит, - что сказать, товарищи судьи. Не знаю. Оправдывать его нечем, по всей строгости судить надо. Но вот расписался я тут у вас, что только правду буду суду говорить, а если правду, то обвинять его душа не велит. Понимаете, не тот это человек, кто за решеткой должен сидеть. Ошибка тут какая-то".
Не послушался суд Ивана Андреевича, - вздохнул Дробов. - Три года строгого режима дали. Взяли меня под стражу, а Шарпов прямо с суда в область уехал.
Как он там свою правду доказывал, не знаю. Область срок мне утвердила, только добавила: "Условно". И объяснение дали: на основании личной просьбы и гарантии директора. Когда решение пришло, вызывает он меня и говорит: "Понимаете, какие вы права получили?" - "Понимаю, - говорю, - полную свободу". - "Да нет, - говорит, - ничего вы не поняли. Вы теперь на меня права получили, что хотите со мной сделать можете. Все равно, что партийный билет взаклад за вас положил".
Ничего я не мог ответить Ивану Андреевичу. Повернулся и пошел, чтобы не видел он моего состояния.
Оно у меня было, как у бабы, слезы выдавливало...
Через несколько дней и привел он ко мне Женьку.
Представляете, как взялся я за парня.
Впоследствии Шарпов рассказывал мне, как Дробов учил Женьку. Сделать из него человека стало делом жизни Алексея. Он словно не Женьку учил, а себя переделывал.
Не было меры счастья и для Евгения Алейкина:
лучший специалист, депутат, глава семьи, отец двух детей. Путь от сапожной палатки до этих вершин был пройден за три года.
Что стало бы с ними, не будь Шарпова? Трудно сказать. Три года заключения у одного, нелюбимая профессия и водка у другого - кто знает, куда привели бы эти дорожки.
1966 год
ПОЕДИНОК
Дневной концерт в Доме актера окончился. Хорошенькая, кокетливая Аллочка со своим другом Сашкой выходили почти последними. В вестибюле она взяла его под руку, но он отстранился:
- Не надо, Аллочка.
Алла обиделась. В последнее время с ним творится что-то странное. Веселый, энергичный, чуть-чуть нагловатый, он никого и ничего не боялся, ходил, широко расправив плечи, не уступая дороги встречным, точно демонстрируя свою отличную спортивную выправку.
Сейчас весь он был напряжен, его фигура как-то уменьшилась, глаза бегали по сторонам. Руки чуть согнуты в локтях, будто приготовился отразить удар.
На широкой ступени у выхода Сашка на мгновение задержался. Направо и налево метнулись глаза. Надел черные защитные очки и, взглянув под ноги, чтобы не оступиться, шагнул.
Зря он смотрел себе под ноги, потому что как раз в это время и прозевал тот миг, когда из толпы бросился на него человек. Все-таки Сашка успел схватиться за револьвер в кармане. Но тут он почувствовал на шее чужой твердый бицепс, который давил ему на горло и заламывал назад голову. Рука, державшая револьвер, тоже была стиснута, хотя и не очень сильно, но, должно быть, ему придавили какую-то жилку, потому что пальцы сами по себе разжались, выпустив рукоятку.