Здравствуй, мальчик дорогой!
Добрый день, добрый час.
Что ты делаешь сейчас?
Ты, наверно, моя крошка,
Папу ждешь, глядя в окошко,
Ну, а папа для сынишки
Написал это письмишко.
Ну, так вот, дела бросай
И письмо мое читай.
Не забыл ли ты, мой сыник,
Ты ж сегодня именинник.
Вот еще чуть подрастешь,
В школу ты ходить начнешь,
Много ты поймешь, Эйночек:
Почему растет цветочек,
Где какие города
И куда бежит вода,
Как устроена машины,
И зачем у них пружины,
Почему летают птицы,
А кроты живут в землице.
Будешь хорошо учиться,
Только надо не лениться,
А когда пройдут года,
Взрослым станешь ты тогда,
Я уж буду совсем стареньким.
Купишь мне на зиму валенки.
А пока что, моя лапка,
Будь здоров, целую. Папка,
Ты поверь мне, все равно
Я не брошу, я найду тебя, Эйно,
Перечитав стихи, солдат улыбнулся, тяжело вздохнул, сложил треугольником и написал адрес: "Моему сыну Эйно", достал свой вещевой мешок и спрятал на самое дно.
И снова шел Иван по дорогам войны, по чужой зет тле, и стояло перед ним видение: лицо отца, каким оно было в ту страшную зимнюю ночь, и вся в соломе голова Фомы. И стояло перед ним это видение, когда появилась на груди медаль "За оборону Ленинграда", и медаль "За освобождение Варшавы", и медаль "За взятие Берлина".
...Остановил свою машину Иван возле поверженного рейхстага, зубилом вырубил на нем свое имя и отправился в обратный путь.
Демобилизовался Иван Сергеевич Александров в январе 1946 года. Приехал в Ленинград, обосновался здесь и начал искать сына. И нашел. Через семнадцать лет.
1961 год
ЧУЖИЕ ЛЮДИ
Командир отделения Шмаков сказал:
- К деревне подойдем со стороны леса. Там он нас не достанет. Только одна полянка под огнем. Перебегать будем по одному: я - первым, Григорий Бродягпн - последним.
Шмаков бежал зигзагами, время от времени припадая к земле, пока не достиг опушки на противоположной стороне.
- Ну, пошел! - дружески хлопнул Гриша по плечу очередного бойца, и тот ринулся на поляну, точно десантник с самолета.
Один за другим солдаты проносились сквозь огонь.
Настал черед Гриши. Он бежал к заранее облюбованной толстой осине. Оттуда до опушки рукой подать.
В двух метрах от осины его ударили ломом по голове.
Такое было у него ощущение, когда он падал.
Очнулся Гриша в полной тишине. Никто не стрелял. Будто сквозь сон, услышал чей-то крик из лесу:
- Куда несешь, здесь раненые! Убитых давай в одно место, где лежит Бродягин!
Пошевелиться Гриша боялся. Он закричал. Но это ему показалось, будто он закричал. Просто что-то забулькало в горле.
...Сержант Шмаков перевязал ему рану, спросил: