Медленно, почти уныло тянется извилистая дорога сквозь глухие северные леса. Единственная на многие вёрсты вокруг. Дорога — это ещё очень громко сказано, две телеги с трудом разминутся, да и то не везде. Но для этих мест — пойдёт. Теперь-то шире и не нужно, порой неделями даже пеших путников не видно, не то что груженых телег. Только ранней осенью наступает некоторое оживление, и то ненадолго. Обоз, доверху заваленный шкурами, засоленной рыбой, костью, да хмурыми мужиками от Каменной Топи до Лесного Предела пройдёт, на ярмарку, и он же потом назад ползёт. Снова груженый под завязку, только теперь уже инструментом, скобяными изделиями и всякой всячиной нужной кому-то, чтобы дотянуть до весны. Ну и мужики уже не настолько мрачные, всё чаще пересмеиваются, да довольно косятся на крепко перевязанные тюки. А ведь было время… Даже постоялый двор стоял, аккурат на полпути между Каменной Топью и Лесным Пределом. И не всегда в осеннюю пору свободное место в нём найти получалось. Только про то время уже и местные не помнят. Так, кто-то от своего деда слышал, а тот в свою очередь от своего.
Чаще случается так, что без сильной надобности в этих краях народ не появляется. Зачем? Глухой посёлок на отшибе, дальше только неспокойные горы и непроходимые топи, где кроме комарья и ягод нет ничего, а они того не стоят.
Но в этот раз необходимость была. Вергард, десятник стражи из Лесного Предела, ехал тут по очень важному делу. Он сосредоточено наблюдал с кислой миной, как подмытая осенними дождями лента дороги неспешно исчезает под телегой. Его стало засасывать в невесёлые мысли, словно в жирную осеннюю грязь.
«Дельце то мне предстоит действительно важное. Не пушнину на зерно сменивать. С самого бы шкуру не спустили за такие дела… Попался буквально за руку! Новый капитан, сука, решил порядок навести. Ну ничего! Знаем мы таких! Вся горячность уйдёт, как дождь в песок, едва закусится с кем повыше. Те, что повыше, про него, Вергарда, знали, но не трогали. Монеты никому не лишние. А теперь из-за этого… Ладно, всё наладится и будет как было.
Ну а пока трястись тут на телеге до этой Каменной Топи. Хотя, мне то оно только на руку. Дней десять и это лишь в одну сторону. Пока там провожусь с их злоключениями… Глядишь, да и уляжется муть в нашем прудике. Да, всё-таки вовремя в Каменной топи пропали холуи лесные, очень вовремя!
Только вот почему капитанишка этот меня так просто отпустил? Кричал же, что таких, как я, надо вешать рядом с мразью всякой вдоль трактов. А на следующее утро — бац! — и отпустил. И Толс, заместитель мой, подошёл и рассказал, что гонец из Каменной топи приехал, они там просят нашей помощи.
Да, удачно всё! И подальше от неприятностей буду, и героем-спасителем вернусь. Очень удачно вышло с этими селянами.
Такое вот важное дело, шкуру свою спасать. Дней десять дороги в одну сторону, десять в другую. Ну и на месте сколько проторчать придётся? Как пойдёт конечно, но пару недель хотя бы надо. Главное, особенно не торопиться с поисками, а за это время как раз всё и наладится. Обязательно наладится!»
Вергард грустно вздохнул и почесал плюгавый волосяной вал, разваленным частоколом окружавший его макушку. Блёклые карие глаза с тоской забегали по сопровождавшим его стражникам.
«Людей, жаль, маловато выделили, мой десяток и всё. С таким отрядом в глухих лесах с поисками не развернёшься особо. Хотя, опять же, чем меньше народу, тем дольше провозимся. Но и найти их нужно, хоть и не сразу.»
Вергард состроил печальную мину и поскреб редкую щетину на подбородке. В мыслях он никак не мог прийти к решению, как особо не торопиться с поисками, но по возможности найти людей живыми, в огромном лесу, да и всего с тринадцатью людьми под его началом. Вспомнив о наёмниках, десятник немного приободрился.
«Ну да ничего! Нашлись желающие за сравнительно небольшие деньги ноги по северным буреломам ломать вместо меня. Славно! Эх, скорее бы доехать, десятый день в пути. Вот-вот за очередным поворотом покажутся ворота Каменной Топи. Ах, как же хочется расположиться в доме какого-то крестьянина и пить пиво, славно закусывая, пока десяток с наёмниками бегают по лесам да болотам. А может, и в трактире приличная комната найдётся? Чтобы по конурам их не сидеть, да детский плач с бабьим воем целый день не слушать. Это, конечно, если трактир найдётся… Места-то глухие».
Вергард от скуки уже в сотый раз крутил эти мысли в голове. Переживания по поводу взятки, как обычно, беспокоили его недолго и вскоре притупились. Он настолько убедил себя, что всё будет хорошо и обязательно наладится, что теперь его мысли всё больше занимали выпивка и снедь.
«Всю задницу уже отбил на этой телеге, да по ухабам! Когда уж дыра эта клятая покажется!»
Мужчина едва заметным движением губ сдул пену с воображаемой кружки пива и мечтательно причмокнул. Но тут же одёрнул себя и, чтобы отвлечься от пока недостижимого, принялся вновь разглядывать своих наёмных спутников.
На телеге, спиной к вознице расположился дварф и правил лезвие своей секиры. И без того широкоплечий, сидя, он казался совершенно квадратным. Когда сквозь кроны деревьев пробивался редкий солнечный лучик и сверкал на металле, недовольное лицо дварфа сглаживалось и на нём мелькало что-то вроде удовлетворения. Впрочем, солнце уже давно скрылось за тучами и дварф сидел хмурым.
«Далуром, кажись, звать его? Скрытный какой-то, борода, весь в себе. Пока мой десяток вяло переругивается, убивая дорожную скуку, этот коротышка молча сидит. Чего только он хмурится? Он так скоро свой топор в пыль сотрёт. Вона уже, по отражению бриться можно. Да и топором самим тоже, куда как остр, наверняка. Ан нет, всё всматривается, скребёт да трёт. Интересно, что за огрехи такие видит?»
В толстых пальцах дварфа удивительно ловко появлялись то правильный камень, то войлочная ткань, и неустанно елозили по боевому топору. Стояние оружия было безупречно. Изредка Далур принимался за шлем, к которому тоже было не придраться, и наоборот. Вергард даже немного завидовал такому снаряжению. Своё он проводил в порядок только перед смотром, и только до того состояния, когда скорее всего не пристанут. Не единожды он пытался выработать в себе привычку уделять внимание вещам чаще, но дольше чем на пару дней его никогда не хватало. Десятник снова уныло вздохнул и положил руку на заурчавший живот.
«Сейчас бы пожевать чего… Этот-то ест, зараза, за двоих. Хотя ладно, зато на привалах работает за троих. Спать только мешал по первости, да и сам, видимо, не спал толком. Вон мешки какие над бородой висят. Шумно ворочается каждую ночь, до самого утра. А под утро стонать во сне начинает, да говорит что-то. Неразборчиво так, но вроде имя какое. А может вообще на своём лопочет? Поди разбери… Впрочем, в ссору лезть никто так и не решился, слава дварфов как вояк всем известна, ну его… Нет, конечно до стали никто не доведёт, но зубов лишиться, или там носа, сломанного никто себе не желает. Да и глядит волком, если к нему с праздным трёпом лезут… А вообще, кому не всё равно, почему он там стонет? Вон Толс храпит, что загнанная лошадь, и ничего, все привыкли.»
Вергард лениво потянулся. Где-то в душе он радовался тому, что сегодня они доедут, и этой ночью наконец то получится поспать в тишине. Он ещё раз украдкой глянул на Далура.
«Иногда на привале сядет чуть в стороне от вечернего костра и сидит не шевелясь, лишь изредка что-то глухо бормоча под нос и склоняя голову так низко, что густющая, в локоть, не меньше, длиной русая борода топорщится, растекаясь по кольчуге. Кстати об этом! Кольчуга всегда была на нём, шлем всегда под рукой, щит за спиной, а топор или в руках, или у пояса. Чегой-то он всегда наготове? Леса тут глухие, вряд ли кто-то окромя зверья нос покажет из зарослей. Всё это дварф снимает и складывает у изголовья только на привалах. Очевидно, воевать надумал. Вона лоб как хмурит, аж брови, как куст каждая, вместе сходятся. Сидит порой на телеге, да зыркает злобно так на каждую ветку».
Вергард принялся внимательно разглядывать медленно плывущие мимо него заросли. Тёмно-зелёным коридором вместе с дорогой они уходили далеко вперёд. Вергард уныло вздохнул. Этот вид за последние дни его сильно утомил.
"Да, странный он, этот Далур. Обычно дварф хорошо знает цену своему топору и умению, и стоят они куда как недёшево. Этот же согласился за бесценок помочь. Какая-то мелочь для себя, да чуть денег на подготовку. Ой не уверен, что от него будет толк. Как известно, дварфы-следопыты хороши в своих родных горах, а не в густых лесах и чащобах. Да и на следопыта он совсем не похож, в отличие от ещё двух наёмников. Хотя если дело дойдёт до боя, он будет полезен. Но вот дойдёт ли? Да и с кем? Глухие леса… Здесь или от зверья, или от тоски сдохнешь, неясно что быстрее».
Вергард встрепенулся и оглянувшись, забегал глазами по лицам. Он быстро пересчитал всех, про себя проговорил имя каждого из своего десятка. Десятник задумчиво хмыкнул.
«Кстати, об оставшихся наёмниках! Где их Держатели Мира носят? Этих двоих опять не видно, и чего им на телеге не сидится. Шершень их что ли ужалил в известное место? Ну ничего, вернутся. Они постоянно в лес ходят, то по одному, то вместе. И всегда возвращаются. Ужинают, сволочи, каждый вечер свежим мясом и грибами, пока мы тут сухарями и вялеными полосками давимся. Жёсткие что твоя подошва. Хотя, сказать по чести, порой делятся».
Невдалеке от повозки Вергарда из-под куста вынырнул среднего роста тощий мужчина. Его неожиданное появление спугнуло ворона, который тут же с противным криком взлетел. Старый десятник вздрогнул от неожиданности и потянулся к оружию, но сразу же успокоился. Хлопанье крыльев и хриплое карканье быстро скрылись за тяжёлыми, ещё не облетевшими кронами.
«О! Как чума, помяни только — почитай, накликал! И такой же неприятный. От его угрюмой морды выть хочется, ну или сразу ножом себе брюхо взрезать».
Десятник неприязненно уставился в затылок человеку. Некогда гладко выскобленный некрасивый череп мужчины зарос неровной щёткой коротких волос. Остальную часть головы покрывали сплошным ковром шрамы от страшного ожога.
«Как выжил только? Когда картошку в углях печёшь, и то краше да глаже выходит. От уха вон один пень уродливый остался с дыркой посередине. Интересно, а он им слышит?».
Десятник поморщился и отвернулся. Взгляд снова заскользил по осточертевшим листьям и конским крупам, пока, наконец, не упёрся в уплывающую под телегу жирную дорожную грязь. Вергард угрюмо вздохнул.
«Зарекался же таращиться на него. Аппетит только портить. И непонятно ещё от чего больше, отморды его унылой или от украшений этих… Кстати, за время в дороге так и не узнал, как зовут. Молчаливый, всё время к чему-то прислушивается, даже если вокруг тишина. Говорит редко, и неохотно. Ещё нелюдимей коротышки того. Так Молчуном и прозвали. Ну да ладно, он нас не развлекать нанялся, а компанию для разговоров я и так найду. Толс тот же с радостью язык почешет. Но вот как бесшумно вынырнул из-под куста, и кажется, тот слегка перед ним расступился и сомкнулся за его спиной. Вот он будет полезен. И по лесу ходит что по каменной мостовой, уверенно и без следов. Кожаная куртка с вшитыми пластинами, дубина и праща. На кой хрен ему дубина и праща? Спрашивали конечно… Отмалчивается, как воды в рот набрал, да в упор глазами буравит. Ну да ничего, если что мои ребята мечами помашут. Не впервой!»
Вергард взял лежавшую возле него на телеге флягу и жадно сделал несколько крупных глотков. Немного воды пролилось и теперь небольшими капельками сверкало в седой щетине на подбородке. Десятник снова нарушив свой зарок и оглянулся на Молчуна.
«Он, кажется, и не в путь отправился, а так, до соседней деревушки планирует еще засветло добраться. Идет, молчит по обыкновению и сосредоточенно думает о чем-то. Молчун и есть. Все к нему так и обращаются, впрочем, его это вполне устраивает. А вот второй всё нет и нет. Арди её вроде звать. Крупная девка, кровь с молоком. Такая в кабак любой зайдёт смело, и ещё вопрос, кому там больше риска выйдет! Светлые волосы вяжет в тугую короткую косу, и если бы не она да вечный бурый платок, повязанный на шее, я бы со спины с мужиком спутал. А вот на лицо приятная».
Старый десятник ненадолго провалился в воспоминания, мысленно перебирая женщин, которые у него были за долгую жизнь. Морщинистое лицо разгладилось и глаза так по-молодому блеснули глядя на десятилетия назад.
«Да, она ничего так! Не аристократия конечно — черты слишком простые и крупные, но приятные. Так же налегке идёт, как хрен этот горелый, словно сговорились. Ещё и куртка на манер одёжки Молчуна… Точно сговорились! А вот оружие другое. Лук, меч и кинжал, что до меча лишь немногим не дотянул, да полупустой мешок за спиной. Ну с этой хоть парой слов можно перекинуться. Правда рядом с отрядом её тяжело застать. Видел, как на звук тетерева приговорила. И сама же его схарчила за ужином. Лес тоже знает, так что уверен, что польза будет."
Вергард вновь упёрся глазами в хмурого дварфа. Потом медленно перевёл взгляд на Толса. Вскоре он оглядел всех из десятка по очереди и взгляд вернулся в дорожную грязь. Десятник скорчил лицо, как от зубной боли и с досадой потёр лоб.
«Да, по большому счету на неё и Молчуна вся надежда. Толс с десятком привыкли в караулах скучать, да пьяных гонять по городу, какие им поиски пропавших в глухих лесах? Если верить письму от старосты, пропало двадцать человек. Пошли работать в поле утром, а в полдень никого уже и не было. Думается, перепились где-то, но староста тамошний, говорят мужик серьёзный, своих в кулаке держит. Видимо, правда что-то приключилось, не самое хорошее. Эх, затек я весь. Жопа квадратная уже от лавки, и такая же деревянная. А ну-ка, пройдусь немного».
Вергард тяжело спрыгнул с телеги, помял немолодые уже колени и побрел рядом. Всё тело затекло и идти удавалось лишь сильно прихрамывая. Низкие серо-стальные тучи мешали понять перевалило ли за полдень, но по его ощущениям — да, и часа через четыре должны показаться ворота Каменной Топи. А уж там, сытому да с полной кружкой, да ещё сидя у очага, жизнь будет куда милее, а проблемы… Проблемы как-нибудь да разрешатся. Не впервой. Старый десятник человек бывалый, и не такую кашу расхлёбывал.
Вергард зло зыркнул на тучи и негромко ругнулся. Небо быстро темнело, будто передразнивало хмурившихся в ответ Далура и Молчуна, но пролиться дождём всё не решалось. По-осеннему холодный ветер увлечённо шуршал листвой и намекал что всё может измениться в любую секунду.
«Сухо пока. И на том спасибо! Мёрзнуть в намокшей одежде, продираясь по раскисшей дороге — то ещё удовольствие. А вот Толсу, похоже, всё нравится: едет себе на кобыле чуть позади, довольный, под нос себе всё песенки насвистывает. Интересно, что за радость такая у него? Хотелось бы тоже так радоваться ссылке в глухомань. Хотя я рад. Дело то у меня важное, да ещё какое! Ну ничего, ещё несколько часов, и пиво, ну или сидр с горяче…»
Над ухом испуганно и пронзительно заржала лошадь. Вергард весь подобрался и начал было поворачиваться, но лента дороги коброй метнулась в лицо и взорвалась темнотой.
И чего он всё время косится? То и дело пялится, неужели и правда думает, что получается украдкой и его не видно? Ну хоть с разговорами лезть перестали и на том спасибо!
Далур раздраженно фыркнул и несколько раз капнул пахучего густого масла на войлочную тряпицу. Рука начала ритмично тереть металл оружия. Конечно, он понимал, что это ни к чему, и никакая ржавчина не осмелится появиться на доброй дварфийской стали ещё очень долго, но он себя не простит если такое вдруг случится.
Клонило в сон. Прошлой ночью удалось задремать лишь под самое утро, как и за день до этого. Впрочем, как и за два. Стало хуже. Далур не мог вспомнить, когда хотя бы три дня подряд ему удалось нормально поспать. Незваные гости приходили аккурат к моменту, когда он начинал дремать, а после них… После них уже ни о каком сне до утра и мечтать не приходилось. Телега ещё эта раскачивается из стороны в сторону, словно колыбель.
Далур потёр глаза. Сейчас что-ли подремать пока не доехали? Авось топор за пару часов не заржавеет. Дварф ещё несколько раз любовно провёл тряпицей по блестящему металлу и положил оружие возле себя. Мало-ли что в лесах этих может случиться. Ненадёжные они… Когда до посёлка-то доедем?
Далур повернулся к шагающему невдалеке Вергарду. Только дварф открыл рот, чтобы спросить, как лошадь Толса с перепуганным ржанием встала на дыбы и ударила перед собой копытами. Противно хрустнуло и брызнула кровь. Вергард ничком рухнул в жирную грязь. Толс не удержался в седле, мешком шлёпнулся на дорогу и махом выплюнул весь воздух из лёгких. Он беззвучно открывал и закрывал рот в тщетных попытках вдохнуть хоть немного.
Далур повернулся в сторону головы их небольшой колонны. Буквально в десяти шагах на краю дороги возле плотных зарослей кустарника стоял медведь. Он жадно вдыхал воздух и водил большой головой по сторонам. Умные глаза внимательно смотрели на вооруженных людей, словно пытаясь понять их намерения. К испуганному ржанию лошадей присоединились звуки извлекаемых мечей, но никто не торопился подходить на расстояние удара лапой. Стражники бестолково толпились с оружием в руках, разом лишённые и десятника, и его заместителя — Толса. Они лишь выставили мечи перед собой и громко, наперебой выкрикивали ругательства. Тщетно. Отпугнуть животное таким нехитрым способом не удавалось. Словно ободрённый замешательством людей зверь глухо заворчал и начал медленно приближаться к стражникам, тяжело переваливаясь на мощных лапах. Лошади, испуганные запахом крови и такой близостью с хищником, гарцевали и были готовы в любой миг удариться в паническое бегство.
Далур спрыгнул с повозки, громко звякнув кольчугой, и кинулся к Вергарду. Под головой старого десятника быстро рос круг пропитанной алым дорожной грязи. Дварф осторожно приподнял окровавленную голову, раздвинул остатки волос на затылке десятника, и осмотрел рану. Влажно блеснула кость и Далур в сердцах сплюнул. Рана была поганой. Не каждого дварфа удавалось спасти с такой, чего уж говорить про человека?
Раздался резкий свист, Далур ненадолго отвлёкся от раненного десятника и уставился в направлении звука.
Молчун шёл навстречу медведю уверенным шагом. Хищник встал на задние лапы, шумно втянул воздух и оглушительно заревел. Молчун остановился в трёх шагах от медведя. Мужчина едва доставал до груди хозяину северных лесов и казался совсем маленьким и беззащитным. Одно движение могучей лапы и человеку несдобровать. Молчуна делал руками едва различимые быстрые пассы. Грозный рёв сменился недовольным утробным ворчанием, а медведь встал на четыре лапы и теперь просто смотрел на маленького человека. Дварф был готов поспорить что в глаза. На голове Молчуна выступил пот, крупные капли текли по затылку и шее за пазуху, но он продолжал молча стоять и делать резкие жесты руками.
Далур проклял себя за промедление и принялся рвать рукав у десятника. Дварф ожесточенно ругался в бороду, почти рыча. Ещё раз быстро осмотрел рану. Начал ругаться ещё злее, не забывая сноровисто накладывать повязку. Странно, что такие большие руки с толстыми пальцами могут делать такую тонкую работу столь быстро и аккуратно. Грязная тряпка в тот же миг расцвела красным. Далур окликнул ближайшего стражника, завороженно следящего за гляделками Молчуна с медведем.
Мужчина не шелохнулся, будто не услышал громкого окрика. Тогда Далур подскочил к нему и сильно дернул за руку в направлении Вергарда. Стражник едва не упал в грязь, чудом устояв на ногах.
— Давай же, мать твою, помоги мне положить его на телегу! Та-ак, взяли. С-сука, ты как берёшь?! Аккуратней! Я тебе руки вырву, ещё раз так схватишь! Быстрей, быстрей! Та-ак, клади. Теперь помогай. Тут держи! — положив руки стражника на место, где нужно прижать повязку, Далур принялся копаться в своём мешке. Меж пальцев стражника сквозь ткань текла кровь — Ну брал же, брал! Где оно? А, вот! Та-ак, убирай руки. Убирай, говорю! Нет, клянусь сталью, я тебе их оторву если не уберешь! На вот, держи. Полей, когда скажу, половину пузырька. Вот сюда. Та-ак…
Далур закончил с повязкой и снова позволил себе отвлечься от десятника.
Возле стражника, стоявшего ближе всех к кусту, раздалось шуршание, и на дорогу вывалились два медвежонка. Они тут же испугались такого страшного человека и один из них пронзительно вскрикнул. Второй же, подражая взрослым медведям, встал на задние лапы. Он едва доставал до пояса человеку, но принялся тонко реветь и испуганно косить на мать.
Медведица с видимым усилием оторвала взгляд от глаз Молчуна и неуверенно заворчала. Тряхнула большой головой, словно стараясь отогнать какое-то наваждение. Спустя мгновение она яростно взревела и кинулась к стражнику, стоящему около медвежат, со скоростью, которой никак не ожидаешь от такого крупного зверя. Одним ударом здоровенной когтистой лапы она опрокинула человека на землю и тут же сомкнула челюсти на его шее. Быстрыми и мощными рывками медведица трепала стражника из стороны в сторону. За рычанием зверя отчетливо слышался хруст кости. Морда медведицы быстро покрылась кровью. Человек безвольно мотался из стороны в сторону, словно огромная кукла. Стражники наконец очнулись от оцепенения и с криками плотным полукругом обступили её. Но отогнать разъяренное животное от товарища не удавалось.
Медведица встала на задние лапы и загородила собой своё потомство, готовая убить каждого, кто сделает ещё хоть один шаг ближе. Над дорогой летали крики людей и оглушительный рёв зверя. Стражники делали короткие выпады мечами с разных сторон, и шерсть медведицы кое-где уже слиплась от крови.
Молчун снова пронзительно свистнул. Его руки не останавливались ни на секунду, продолжая свой причудливый танец. На этот раз он смотрел на медвежат. Твёрдо и спокойно, словно он не на лесной дороге рядом с взбешенной медведицей, а на ярмарке, в столице Левнара знаменитой на всё королевство своим зверинцем. Медвежата притихли и завороженно уставились на Молчуна.
Полоса воздуха между ними исказилась на миг, поплыла словно от жара. Лицо человека исказила болезненная гримаса, а медвежата истошно завизжали и кинулись прочь, в кусты. Громкое шуршанием удалялось в глубь леса. Медведица оглушительно заревела на людей и кинулась вслед за медвежатами, ломая подлесок.
— Что такое? Медведь? — из кустов с другой стороны дороги вынырнула крупная девушка с мёртвым тетеревом в одной руке и луком в другой — Отогнали? Расшумелись так, что всё зверье в округе распуга… — она осеклась, увидев стражника с почти оторванной головой, лежащего в луже крови.
— Медведица. С медвежатами. — Молчун нахмурился ещё больше обычного и утёр рукавом ручьём побежавшую из носа кровь. — Медвежат шуганул, мать за ними убежала.
— Лошадь не укокошила, так вы решили? — Далур снова принялся поправлять перевязь десятника. — Дед с минуты на минуту помрёт. В селение его нужно, мне его лечить-то нечем, а рана ой какая поганая. Как тебя там? М-м-м… Толс! Хорош хрипеть, подгоняй своих, его быстрее к лекарю нужно.
— Вини! Гар! Быстро погрузите его в те… Телегу. — Толс держался за грудь и жадно вдыхал воздух. Он сделал неопределенный жест в сторону покойника. — Торн! Бери мою лошадь и стрелой в Каменную Топь, гони вперёд нас! — с каждым словом голос становился всё увереннее. — Пусть врачеватель тамошний готовится принять десятника. Скажи, что у него голова пробита, пусть готовит всё нужное! Гар, ты давай правь телегой. Гони быстро, но аккуратно. Не растрясти бы его совсем, до смерти. Ну, живо!
Нещадно погоняя лошадь и разбрасывая комья грязи, стражник скрылся за зарослями кустарника на изгибе дороги. Вскоре стихли и его крики.
Тропа стала споро исчезать под телегой. Споро, но совсем не весело. Далур склонился над раненым и время от времени что-то плескал из своего пузырька на повязки, приговаривая: «Та-ак, может, и сдюжит. С-сука, мозги наружу. Держись, дед».
Телега то и дело подлетала и тряслась. На особенно больших кочках не понижая голоса, дварф говорил всё, что думает о таких возницах, и что можно доверять людям с такими руками. Далур ловил на себе недобрые взгляды, но надолго от десятника не отвлекался. Позволял себе лишь с вызовом поглядывать секунду другую в ответ, и только. Ну да пусть косятся, главное, чтобы делу не мешали.
Хмурое небо заразило весь мир своей мрачностью. Всё вокруг затянуло стремительно сгущающимися сумерками, и тёмный лес по обе стороны дороги слился в мельтешащие чёрные стены. Ямы и ухабы на тропе стали едва различимы, а на каждый подскок телеги Далур привычно отвечал крепкой бранью.
Лес резко закончился, как швея ножницами обрезала. Уже совсем стемнело. Ветер доносил от селения едва уловимый запах дыма и чего-то съедобного. Над чёрной полосой на возвышении то тут, то там, виднелся свет в незакрытых ещё ставнями окнах. По обе стороны ворот горели два огромных факела, освещая добротные створки. За ними кроме темноты, ведущей вглубь посёлка нельзя было ничего разобрать. Истошно лаяли собаки и прыгали вокруг своих хозяев, кажущихся такими маленькими издали.
Гар не жалел лошадей и гнал всё быстрее и быстрее. Он изо всех сил торопился доставить раненого десятника к лекарю живым.
Фигурки людей стремительно росли, по обе стороны от ворот стал проглядываться частокол, да и сами ворота стали обрастать деталями.
— Осади. Не довезли, — прогудел Далур и смачно, с досадой, сплюнул на пыльную обочину. — Толс! Вергард умер.