Тракт пересекал большую свободную от деревьев поляну, густо поросшую высокой травой. Не счесть уже, в который раз за этот длинный и тяжёлый день дорогу перегораживали ветровальные стволы исполинских деревьев.
— Да кому же мы так из Держателей Мира насолили?! Твою мать! В этом поганом лесу все деревья разом решили упасть поперёк дороги? Тьфу ты, невезуха. Хотел сегодня хоть из леса выйти, да куда там… — немолодой, но ещё крепкий мужчина с огромными залысинами и не менее огромным носом поморщился и устало потёр лицо, размазывая грязь по потному лбу. — Толс! Отправляй пятёрку своих дальше по дороге, на разведку. Давай сразу с топорами. Если найдут чего — чтобы и щепок на дороге не осталось! Слышишь? До полуночи обернуться должны. Остальные твои вот за это пусть принимаются, — он ткнул пальцем в лежащие на дороге толстенные поросшие лишайником стволы деревьев. — Что тут за бури-то такие были? Эх… Ладно! Мои пока ночёвку сообразят. Чуть позже с твоими сменятся. Вот тут, вроде, посвободнее, тут и встанем! Сагри! Назначь караульных! Лес хоть и спокойный, но ты мне всю голову уже проклевал…
Вокруг мгновенно закипела работа. Уже в который раз за день мозолистые сильные руки взялись за топоры и принялись выбивать щепки из древних стволов. Некогда гордые лесные исполины как могли противились такому обращению с собой, но им нечего было противопоставить острой стали. И они медленно, неохотно таяли под натиском металла. Отрубленные части оттаскивали в стороны, где они и лежали несуразными осколками прежних себя.
Уютно затрещали несколько костров, быстро набирая силу. Голодный огонь радостно танцевал на ветках и дровах, радуясь, что наконец-то добрался до еды и вот-вот исполнит своё самое древнее, самое главное желание — пожрать всё, до чего сможет дотянуться. Впрочем, накинуться на лежащую вокруг листву и такие лакомые деревья ему не давала земля, предусмотрительно окопанная вокруг костров.
В подкопчённых котелках закипала вода, кашевары закладывали горсти крупы. Лошадям задали корма и воды и привязали их к деревьям. Кто-то принёс из небольшого елового бора неподалёку лапника, и многие последовали его примеру. И теплее спать будет, и мягче. В отличие от дешёвых постоялых дворов, из такой постели никто не вылезет, чтобы вцепиться в тебя и пить кровь.
Солнце почти не проглядывало меж ветвей, стремительно наступили сумерки.
Топоры замолкли. Сталь в очередной раз победила, и деревья были разрублены и растащены в разные стороны. В освещённом пламенем костров кругу усталые люди собирались отдохнуть после тяжёлого дня в дороге.
— Эй! Гинс и Орди! Помогите Шобу к костру перебраться, пусть погреется малёха. А то трясётся, как кружка забулдыги. Чёртова лихорадка! — Толс кинул плащ прямо на землю и сел на него. В руках блеснул нож, и человек принялся вырезать из толстой ветки какую-то фигурку.
— Спит он. Растрясло за целый день-то. Дай ему отдохнуть.
— Он и вчера весь день спал. Только вот жрать-то ему надо. Он только пьёт третьи сутки. Ведите. Схарчит чуть жидкой каши, да отвара горячего попьёт. И обратно на телегу.
Спустя пару минут двое мужчин помогли подойти к кострам человеку, зябко кутавшемуся в плащ. Несмотря на тёплый вечер, близость огня и согревающую шерсть на плечах, человека сотрясала крупная дрожь. На бледном лице блестел пот, а мутный взгляд вяло перемещался по окружающим.
Шобу помогли сесть, но как только чужие руки перестали его поддерживать, он рухнул как подкошенный. Рядом с ним плюхнулся куль с какими-то тряпками и ему помогли на него облокотиться.
По рукам пошли плошки, котелки и кружки. Горячая сытная еда стремительно пропадала из посуды. Вскоре с пищей было покончено, и люди расслабленно расселись вокруг костров и тихо переговаривались.
— Сагри! Иди сюда, к огню! Что ты там в темноте торчишь? В кости не хочешь отыграться? — стружку за стружкой Толс срезал с деревяшки.
— То и торчу. Не нравится мне тут. Спорить готов, смотрит кто за нами из темноты. А в кости играть не буду. Ты, гад, с меня всё ценное содрал, как бересту с берёзы. У меня окромя порток, сапог да снаряги нет ничего, — донеслось из темноты неподалёку.
— Опять заладил. Нету тут никого, говорено же. Зверь, может, какой смотрит на тебя, или птица, мы же в лесу! А ты, такой чувствительный, и перепугался сразу.
К костру подошёл мужчина в кольчуге и шлеме и сел неподалёку. Меч лёг крестовиной возле правой руки. Морщинистое лицо озадачено хмурилось.
— Не скажи. Я на себе взгляд завсегда чую. Звери, они по-другому смотрят. А тут кажется, что человек какой. Ну или еще кто, но с мозгами, кто думать и говорить способен. Вчера же ещё не было. А сегодня аккурат до полудня впервой почуял.
— Почуял он. И ты теперь так и будешь в кольчуге и шлеме сидеть, как в казарме перед смотром? — Толс усмехнулся и смахнул стружки со своей поделки.
— Лучше шлем на голове, чем стрела в ней же. Ты, Толс, лучше опытного человека послушай. Оно всегда на пользу.
— Мы тут, почитай, лет восемь уже ходим. Каждый год по осени. Так что не учи. Обычно раньше, правда, на пару недель, ну да не всё ли равно?
— Всё впервой случается, Толс. Всё что угодно. Уж лучше готовым быть.
— Ну так и будь. Ты тут за всех нас готов. Меня в свою дурь только не втягивай, будь добр. Да парней попусту не пугай, — Толс отмахнулся. — Я тебя в кости звал играть, а ты опять свою песню затянул. За день наслушался уже. Хватит, ну! Вон лучше Гарви иди её спой. Хотя тут все уже тебя наслушались.
Сагри хмыкнул, стянул сапоги, давая отдых ногам и немного обсохнуть портянкам. Из темноты послышались шаги.
— Так, парни. Все здесь? Все меня слышат? — в центр освещённого круга вышел мужчина с большим носом и залысинами.
Толс шевеля одними губами быстро посчитал присутствующих.
— Да, Гарви. Только моих пятерых нет, тех, что вперёд ушли.
— Твои и так всё знают. Не впервой ведь к ним идёте, — Гарви громко откашлялся в кулак и продолжил: — Завтра к полудню мы должны выйти к горам Кровобородов. Там нас встретят и проводят до их поселения. Где-то к закату мы дотуда доберёмся. Там мы выгружаем из телег всё, что везли им, забираем то, за чем мы сюда столько времени пёрлись, и сразу выступаем обратно. Ночевать у них мы не будем, а встанем где-нибудь в паре часов от поселения. Так что сегодня хорошо отдохните, завтра у всех будет долгий день. И ещё одно. Ни с кем даже не пытайтесь разговаривать. Их вождь, Карагаз, понимает на нашем. Может, ещё кто, хрен их разберёт… Короче! Никаких разговоров. Близко к ним не подходите. Да лучше вообще на них не смотрите, не приведи демоны, зацепитесь. Разгрузили, загрузили и ушли. Гару этот Карагаз нос сломал за взгляд. Если начнётся заварушка, мы живыми оттуда не выйдем. Так что любопытство и гордость сразу в жопы позаталкивайте, да так глубоко, чтобы даже кончиков не торчало! — он прервался, тяжело вздохнул и помолчал с минуту. Затем продолжил: — И ещё одно. Парни, в этот раз такое дело… Кхм… В этот раз мы забираем людей.
Повисла тишина.
Плотная и холодная, она затопила всех, и никто не осмеливался её потревожить. Гарви уткнул взгляд в один из костров и хмуря брови жевал губы. Толс внимательно разглядывал на лицах, сидевших вокруг людей изумление, испуг, отвращение, озадаченность и безразличие. Кто-то хмурился, кто-то озабоченно скрёб в затылке.
Немного подождав, пока до них дойдёт смысл сказанного, Гарви добавил:
— Такие дела, парни. Сам узнал… Совсем недавно. Но решать не нам. Нам делать.
— Как людей? Каких? Кто такие?
— Местные все. Тут не очень далеко есть посёлок. Все оттуда, — нехотя ответил Гарви.
— Это что же получается? Как так? Ладно, мы орков возили. Этот скот на продажу не жалко. Да хоть так в костёр бросай. Ну а теперь, что же? Своих повезём? Людей? Я на такое не вызывался!
— Тихо, Гвинс! Ты на работу подрядился, ну так делай её. Да, кое-что поменялось, но для нас всё по-старому. Задача стоит прежняя. Повторюсь, это решать не тебе и не мне. Не приведи демоны отказаться или сорвать обмен — окажемся, в лучшем случае, на их месте! Подумай, Гвинс, — он обвёл тяжёлым взглядом окружающих, на мгновения задерживаясь на глазах каждого. — И вы, парни, мозгой пошевелите! Слишком большие люди и деньги тут варятся. Рабы — это всегда дорого, а тут коротышки ещё какие-то корни нам отгружают почитай бесплатно. При одном упоминании о них алхимики уже готовы кошельки отдавать. Слишком большие деньги это приносит каждый год. Ты думаешь, кого-то там интересует, чего ты хочешь? Ага, держи карман шире! Сожрут с костями и… Прочим. Гвинс, скажи, тебе дышать нравится? Этого можно легко лишиться. Помогут, только повод дай. Да и на одно жалование стражника, поди, отвык уже жить? Так что делай свою работу, да помалкивай! Всё! Рты на засов! Чтобы я об этом ничего не слышал!
Выдохнув, он немного смягчился.
— Эти обрубки дикие, Кровобороды, такую кость выкинули. Никто этого не ждал. Похищать людей на своей же земле и продавать слишком рискованно. Это все понимают. Но их теперь не отпустить. Либо в клетки, либо сразу на корм падальщикам. Если иначе, они же всем растреплют, и пропадёт такой канал… Кхм… Торговли. Парни, мне поручили сказать им, что такой товар нам больше не нужен, и впредь пусть ловят орков. Так что это первый и последний раз. Моё слово! Оно ого-го весит! Вы со мной давно, знать должны. Ладно, парни, ситуация никому не нравится, но мы должны просто сделать это. Поэтому ужинаем, ночная стража на посты, остальные спать, — он выразительно посмотрел в глаза Толса, развернулся на пятках и быстрым шагом ушёл устраиваться на ночлег в сторону стоявших невдалеке телег.
— Да, дела… — Гвинс смачно плюнул в костёр, и тот оскорблено шикнул в ответ. — Что делать?
— Тебе же Гарви сказал. Работу. Твою, за которую тебе платят, — Толс невозмутимо строгал фигурку. — Или ты не слушал?
— Слушал. Да только, сука, спать мне потом как? Я же не тварь последняя, мне совесть уснуть не даст. Это же люди.
— Спать как? С уверенностью, что у тебя всё будет хорошо. А уснуть можно настолько спокойно и крепко, что тебе вряд ли понравится, Гвинс. Да и это неплохая прибавка к жалованию. Бери в постель кувшин вина и спи как младенец.
Тот не ответил, уселся у огня, сильно сжав подбородок, будто горло врага, и застыл. У костра тут и там пробегали шепотки.
— Гвинс, ты чего? — спросил заросший по глаза щетиной мужчина лет тридцати. — Они тебе что, родня какая?
— Нет, — глухо отозвался тот. — Просто это… Неправильно. Как ты так легко об этом говоришь, Килк? О чём ты думаешь?
— Гарви правильно сказал. Я думаю о Лори. О нашем сыне. О нашем завтра и о хлебе с мясом на столе.
— Ты думаешь, у этих нет своих Лори, своих сыновей? Теперь у них ещё и завтра маячит поганое. Они же на рудники идут. Выблёвывать лёгкие, в которых застыла пыль. На галеры, рвать жилы под свист кнутов. На юг поедут, убивать друг друга за ломоть плесневого хлеба под чей-то смех. Ладно, орки. Хрен с ними, эту грязь не жаль. Но это люди. Как ты и я. Со своими Лори и сыновьями.
— Так то не мои, — отмахнулся Килк. — Они пусть как-нибудь сами. Всех в сердце не удержать. Не выдержит и лопнет.
— Ты бы, Гвинс, послушал. Килк тебе дело говорит, — Толс вытянул ноги и спокойно потянулся. — К тому же выбора у тебя нет. Хорош парням голову своим скулежом забивать.
Сагри всунул ноги в чёрные зевы солдатских сапог и подошёл к Гвинсу. Мозолистая рука сочувственно легла на плечо.
— О чужих пекутся, когда самому беда не грозит. Не горячись. Оно, конечно, погано, но так почти всегда и бывает. И у тебя с этим, парень, нихрена сделать не выйдет.
Гвинс дёрнул плечом, скидывая руку. Сагри хмыкнул, хлопнул его по спине и пошёл в темноту.
— Всё. Посидели, и будя. Первая смена по постам.
Толс швырнул в костёр выструганную фигурку человечка, сыто рыгнул, и откинувшись на спину стал любоваться по-осеннему яркими звёздами.
На противоположном конце опушки обоз вставал лагерем. Отрывистые крики и удары топоров метались из одного края опушки до другого, рикошетом отскакивая от древесных стен. Сумрак густым киселём затапливал окрестности, обволакивая собой каждую травинку и веточку.
Но ещё не совсем стемнело, и Арди, засев в кустах, пристально разглядывала выдающийся на опушку лесной язык. С её позиции было совсем не видно лагерь, зато прекрасно просматривалось место, из которого располагающиеся на ночь люди были как на ладони. Почти весь день они с Адреем потратили на то, чтобы выбрать такие точки возле каждого крупного завала. Теперь оставалось только ждать.
Лук с натянутой тетивой стоял рядом, прислонённый к стволу дерева. Из земли у её ног странными пернатыми ростками торчали стрелы. Арди почти нежно поглаживала меч на своих коленях. Рука то скользила по прохладной стали клинка, то цеплялась за ухватистую рукоять.
Где-то в лесу стих монотонный стук дятла, и Арди замерла. Вскоре звуки ударов вновь загуляли по лесу, и девушка, выдохнув, продолжила гладить оружие.
Гладкий холод — шершавое тепло.
Туда — обратно.
Раз за разом.
Так странно. Сколько лет уж этому клинку? Только у неё он уже лет десять, если не дольше. А ведь, когда забирала у прошлого владельца, меч уже был не нов. Чаще оружие переживает человека. Если не хозяина, то его врагов точно.
Зачем он ей? Арди никогда не втыкала сталь в тело человека. Ну кроме того случая в трактире. Всегда только отпускала тетиву. Просто разжимала пальцы. Остальное делали случай и стрелы.
Это ведь не считается?
На мгновение в памяти вспыхнули факелы, беспорядочно пляшущие в ветреной темноте ночной дороги, засвистели стрелы и по ушам ударили испуганные крики. Хлопки тетивы где-то в ближайших кустах, её собственная рука, тянущая следующую стрелу. Ощетинившаяся оперёнными палками, как диковинный ёж, лошадь храпя валится на бок. Люди на дороге испуганно и бестолково мечутся.
Такая привычная и гладкая жизнь. И такая холодная.
Да, если бы справедливость существовала, Арди должна была висеть рядом с ними всеми. Один хлеб, одни схроны в лесу. Одни успехи. Один голод в плохой год и одна боль.
Одна на всех ветка.
Честно и поровну.
В лесу послышалось верещание белого стрепета. Пугливое и мелкое пернатое создание. Боится всего подряд и, едва почуяв малейшую опасность, улетает с громкими пронзительными криками. Мысли вернулись в прошлое русло.
Почему вспомнилась именно та ночь? Что в ней было особенного? Она не была ни первой, ни последней. Хотя после той ночи она всего несколько раз выходила на этот волчий промысел… И всё.
Арди горько поджала губы, вспоминая ощущения той ночи. Тогда в груди стало слишком холодно и пусто.
Стало страшно. Очень страшно.
Как-то чуть за полночь Арди выскользнула из лесного убежища с едой и горсткой монет. С луком и этим чужим мечом, с таким холодным и гладким клинком. За ночь она отошла достаточно, чтобы не боятся погони. Среди них всех не было ни одного равного ей в ходьбе по лесу.
Лёд в груди перестал обжигать. Стало чуть теплее? Жизнь перестала быть гладкой. Она стала шершавой. Как рукоять. Но теперь за неё можно держаться без страха прорезать пальцы до кости.
Одна ветка на всех… Слухи расходятся быстро, и как-то раз в задымлённом и пропахшем выпивкой трактире Арди услышала, что их всех поймали. Всех до единого. Кого не убили сразу, повесили чуть позже. Всех, кроме неё.
Жизнь и вправду стала шершавой. Последние пять лет она провела в дороге. Убегая от себя? Или догоняя?
За последнюю неделю её чуть не убили гоблины, не разорвал тролль, не сожрал сбрендивший кодапи… Не ради своей жизни. Не ради жизней соратников. Ради чужих людей. Ради селян. Еще и бесплатно, этот староста Гарон, скорее всего, не найдёт денег чтобы достойно заплатить. Может, она не плохой человек? Но оно того не стоит… Своя голова всегда дороже. Далур ещё этот. Голову в пекло готов сунуть ни за хрен собачий. Натура у него такая, или правда старый проступок искупает? Теперь и она ни за что своей шкурой рискует. Надо бы развернуться и уйти. И пусть селяне эти пропадут пропадом вместе с Кровобородами, Гароном, Толсом и всем этим сраным краем. Но она больше не чувствует льда в груди, будто делает что-то правильное. Так страшно, что однажды этот холод вернётся…
Рука нырнула под платок на шее и задумчиво погладила неровную кожу.
У основания вольготно вылезшего на поляну языка заверещал белый стрепет. Тряхнув головой Арди обратилась в слух и взялась за лук.
Дважды, с коротким промежутком. Всё ближе и ближе к поляне.
— Если это случайность, пусть земля меня проглотит, — одними губами прошептала девушка.
Земная твердь осталась недвижимой.
Потянулись минуты. Погода стояла безветренная, но отчего тогда та ветка шевельнулась? Совсем слегка, но намётанный глаз Арди засёк движение. Вот ещё одна, еще ближе к кончику языка.
Есть!
В почти переросших в ночь сумерках мелькнула маленькая фигура гоблина. Едва заметная на фоне травы и деревьев. Она прошмыгнула к кустам, таким удобным для наблюдения за лагерем, и так хорошо просматриваемым с позиции Арди.
Гоблин замер, разглядывая костры вдали.
«Неужели ты один? Плохо. Говорят, гоблины никогда не ходят поодиночке. Есть!»
Снова едва заметное колебание листвы, и к первому гоблину мягко скользнул ещё один.
Гоблины замерев смотрели на лагерь.
Рука легко выдернула стрелу из-под ног, нежно разгладила оперение и отряхнула наконечник. Посланница смерти привычно легла на тетиву. Лук по обыкновению нехотя позволил оперению стрелы замереть около уха Арди.
Расстояние немалое, но цель неподвижна. Руки всё сделали сами.
Треньк.
Арди посмотрела, как гоблин с пробитым горлом тихо ткнулся в землю и слабо завозился, а его спутник едва качнув листву растворился в темноте.
— Прости, зелёный. Это не я. Это стрела и случай, — прошептала девушка и, забрав оставшиеся две стрелы, тихо побежала прочь.
— Гарви, вставай!
Он еле разлепил тяжеленые веки. Попытался проморгаться и понять, что происходит.
— Надо уходить. Сейчас же.
Над ним стоял Сагри и что-то возбуждённо говорил. Слова сквозь сонную пелену доходили не все и не сразу.
Гарви сильно тряхнул головой и сразу вскочил на ноги с мечом в руках.
Сагри шагнул назад, поднимая руки. Лагерь вокруг спокойно спал, лишь костры спокойно потрескивали и населяли мир вокруг неверными тенями. Гарви опустил меч.
— Что… Что случилось?
— Пятёрка Толса не вернулась. Полночь миновала уж. И… Кхм… В лесу кто-то есть. Их много. У меня вся кожа зудит, так по ней взглядами елозят. Я это всегда чую!
— Тьфу ты! Опять ты…
— Гарви, послушай! — Сагри перебил. — Надо уходить прямо сейчас. Ты сам говорил, что до выхода из леса не так далеко. Так? Тогда где парни Толса? Меня моё чутьё никогда — ты слышишь? — никогда не подводило.
Гарви нахмурившись молчал. Ожесточенно потёр глаза и решился.
— Хрен с тобой. Собирай часовых. Подъём, парни! Вещи в телеги, живо! — отрывисто зазвучали команды.
Лагерь мгновенно ожил. Какой-никакой выучкой городская стража всё-таки обладала. Лошадей и телеги с поляны выводили на тракт, палили факелы, догорающие костры закидывали землёй. Гарви стоял неподалёку от кипучей работы и уже отвыкшими от света глазами таращился в темноту.
Проклятый Сагри! Заразил своей паникой! Лес как лес, нет там никого. Разве что белка какая здоровенная.
Тело Гарви мгновенно покрылось мурашками, а рука вцепилась в рукоять меча. Он сощурил глаза до боли, до пляшущих кругов, стараясь увидеть хоть что-то в почти чернильной темноте. Под курткой поселился холод.
Тут и там зазвучали шорохи, тихие и разрозненные, и вскоре затихли так же, как и начались, неожиданно и одновременно.
— Это лес. Трижды проклятый старый лес. Там вечно что-то шевелится. Догоняет, жрёт, трахает друг друга. Чего это я так струхнул? Сагри, греби его мать. Не приведи демоны ещё раз взять его работать.
Но сердце уже билось учащённо, и никакие слова не помогали старому воину успокоиться.
— Всем надеть доспех. Быстро! И сразу выходим.
— Что случилось? — к нему подошёл обеспокоенный Толс.
— Твоих так и нет. Сагри что-то там опять чует. Поднял меня и настоял, что нужно уходить. Да и я, похоже, наслушался его, теперь тоже каждый шорох замахом топора кажется. Совсем не хочу тут ночевать теперь. Выберемся из леса и доспим в предгорье. Давай, своих оставшихся подгони. Выступаем.
Обоз выстроился в колонну и, освещая себе путь факелами, направился в просвет меж деревьев. Всадники жались к телегам, а пешие сидя на мешках и бочках держались за борта и таращились в кусты.
Лес хищно обступил людей со всех сторон. Лишь узкая полоса древнего тракта прорезала столпотворение деревьев. Факелы в руках, призванные разогнать темноту, лишь населяли её мечущимися тенями.
Сзади слева послышался глухой удар, особенно громкий в ночной тишине. Как тупой деревяшкой ударили по стволу дерева.
Спереди справа ему ответили тем же звуком. Вскоре со всех сторон стали долетать звуки глухих ударов, шорохов и хруста веток.
— Не жалей коней! — крикнул Гарви и тут же дёрнулся назад, налетев спиной на холодные прутья клетки.
Что-то шуршало прямо в кусте, мимо которого сейчас проезжала его телега. Все воины в обозе затравленно крутили головами. Лошади начали тревожно всхрапывать и водить ушами.
Из головы обоза долетел испуганный голос:
— Тут топор! На дороге топор!
— Сагри, мать твою греби, хрен я когда больше не стану тебя слушать! — воскликнул Гарви.
Тракт впереди был засыпан щепой и недорубленными стволами деревьев, а на обочинах валялись их немногочисленные куски.
Шорохи в лесу стихли. Это пугало ещё больше.
— Оружие в руки! Смотреть во все глаза! Толс, прикрывай тыл. Сагри, бери парней и разгребите нам проезд! Живо!
Рвано и испуганно застучали топоры. Лес вокруг притих, безмолвно наблюдая за испуганными людьми. Сгорающий в лихорадке Шоб что-то вяло бормотал либо в бреду, либо во сне.
— Живее! Живее, парни! С меня бочонок пива по приезду, если пошевелитесь!
Но это не помогало. Люди и так работали на пределе своих сил, и спешка только мешала. Но сталь снова побеждала, и стволы деревьев распадались на куски, которые спешно стаскивали на обочину.
— Хрен с ними, с топорами, спихните их так! Уже почти!
Наконец образовался проход, достаточный для телеги, и обоз снова загрохотал по древним плитам. Один изгиб дороги, второй, третий, только темнота и тишина вокруг если не считать факелов и звука колёс.
— Сагри, мать твою, может, это кабаны по тропе своей шли и шуршали в кустах? Что это было? Почему сейчас тихо?
— Нет, Гарви. Я же говорил… Тише, тише, — воин потрепал по шее взволнованную лошадь, чуть не выбросившую его из седла. — Она что-то чует! Лошадь боится.
— Мы все тут… Кхм… Вон за тем изгибом по прямой с полверсты и всё. Почитай выбрались!
— Нам тут ещё назад ехать, — взволнованно пробормотал кто-то.
Сагри выехал в голову обоза и направил лошадь вперёд по изгибу дороги. Животное упиралось, фыркало, норовило встать на дыбы.
— Тише, тише. Скоро кончится этот…
Из густых зарослей с треском и прихрамывая выбежала огромная фигура и с отвратительным визгом врезалась в Сагри и его лошадь.
Животное отлетело в кусты, потеряв всадника, вскочило и понеслось по тракту вперёд. Из зарослей раздался испуганный крик, оборвавшийся бульканьем.
Тишина вокруг взорвалась воплями, хлопками тетив и треском веток. Со всех сторон из кустов выныривали низкорослые худые фигуры.
Рядом с Гарви на колени упал Килк, держась за стрелу в груди. Через мгновение ему под подбородок с хрустом воткнули копьё. Вокруг умирали люди, отбиваясь от многочисленных противников.
— Щиты! Все к… — договорить Гарви не успел, перепуганные лошади понесли, и он опрокинулся на дорогу.
Пытаясь продохнуть после жёсткого приземления, Гарви почувствовал, как ему раздавило ногу. Щиколотка в сапоге хрустнула. Он резко взметнулся вверх, на мгновение застыл там, ошеломлённо смотря на уродливую громадную голову внизу, и упал головой на древние камни.
Толс видел, как тролль с размаха расколол голову Гарви о тракт. Видел, как упал Гвинс, раненный стрелами, но всё ещё отмахивающийся от наседающих гоблинов. Вот рука не успела выбросить меч навстречу, и копьё глубоко вошло человеку в живот. Гвинс пронзительно закричал, но через секунду другой гоблин вскрыл его горло от уха до уха. Крик оборвался противным бульканьем, и воин упал на живот. На тракт толчками вытекала кровь, быстро образуя лужу под Гвинсом.
Мёртвые лошади лежали истыканные стрелами, придавив собой порой ещё живых всадников. Те дёргали свои поломанные ноги в надежде освободиться, но вместо свободы к ним неизменно приходила только смерть. Гоблины не замечали гибели своих соплеменников и завывая и пронзительно вопя лезли на уже почти истреблённый отряд.
Толс отбил неловкий выпал гоблина и рубанул того по шее. Зеленокожий упал, стараясь зажать рану. Между пальцев струилась тёмная кровь.
Бой был проигран.
Толс оглянулся, сзади, в пляшущем свете факелов, тролль раз за разом опускал свой огромный кулак на лежавшего воина, как ребёнок, который старается камушком разбить скорлупу вкусного ореха. Впереди гоблины дорезали немногих ещё живых. В лесу со всех сторон визжали и кричали десятки голосов.
Пути отступления были отрезаны. Толс посмотрел на так и не очнувшегося Шоба и спрыгнул с телеги. Спустя миг он нырнул под неё, в спасительную темноту. Он втиснулся между осью и досками, под местом возницы. Здесь он был немного прикрыт от посторонних глаз.
Толс затих.
Телега качнулась, и тонкий скрипучий голос обрадовано закричал сверху. Спустя мгновение телега стала раскачиваться от хаотичных и быстрых ударов. Уши резало неистовое завывание. Сквозь старые доски на тракт закапала кровь. Вскоре капли слились в тонкую струйку, соединяющую телегу с быстро растущей лужицей под ней.
Звуки боя стихли.
— Нет! Пожалуйста, нет! Я всё сделаю! Отпустите! Пожалуйста! Не связывайте! Дайте уйти, пожалуйста. Я всё отдам, — голос говорившего истерично дрожал.
В ответ раздались скрипучие голоса и смех. Кто-то прохаживался по телегам, звучал треск взрезаемых мешков.
«Гар, безмозглый трус. Они тебя не понимают. Хоть сдох бы как мужик».
Толс почти не дышал, лишь вжимался в телегу и проклинал всё на свете. Трясущиеся руки вцепились в доски. Два голоса приближались. Один говорил настойчиво и много, второй редко и вяло отвечал. Они остановились около телеги Толса.
Радостный восклик раздался прямо под прячущимся человеком. Толс повернул голову и посмотрел вниз. На него в упор смотрел ухмыляющийся заляпанный кровью гоблин с факелом в худой руке. На его лице танцевали неверные тени.
— Лошадь! Там скачет лошадь! — Далур взволнованно схватил Молчуна за руку и сильно стиснул.
— Неужто вырвались? — Арди таращилась в темноту. — Они там орут так, что, наверное, в самой Каменной Топи все под лежаки попрятались, — она притянула к себе лук. — В такой темноте стрелять…
— Погоди. Без всадника! Лошадь без всадника!
— Ты уверен?
— Да! Как в том, что я дварф.
— Значит, не вырвались. Слышите? Затихли, вроде.
— Да уж. И что теперь? Что дальше?
— Ждём рассвета. И вы с Адреем… Ждёте дальше.
— А вы?
— А мы с Молчуном пойдём одним глазком глянем. Не думаю, что гобла будет там до утра сидеть.
— А если будет?
— Вот потому и идём мы с Молчуном, а вы нас тут подождёте. Не боись, нас не заметят!
— Угу, если Молчун не поскользнётся!
Молчун заулыбался и пихнул Далура кулаком в плечо.
— Ладно, ложитесь спать. А я до утра пригляжу за трактом. Коли что — сразу растолкаю. — Далур уселся поудобнее. — До рассвета ещё успеете выспаться.
— А ты?
— А я привычный. Да и не хочется чего-то совсем.
— Тебе каждую ночь не хочется? Спишь ночь через две. Как на ногах ещё держишься. Ну смотри. Коли клевать начнёшь — буди сразу. Не хочется в эту ночь остаться без стражи, когда в лесах, до которых рукой подать, шарятся полчища гоблинов.
— Поучи ещё. Ложитесь уже.
В темноте какое-то время раздавалась негромкая возня, которая сменилась ровным дыханием.
На Далура гранитной плитой легли тяжёлые презрительные взгляды. Он поёжился и шепнул севшим голосом:
— Ну здравствуйте…
— Шестнадцать человеческих тел. Всё содержимое телег сволота зелёная с собой уволокла. Даже лошадиные трупы выпотрошили на месте и с собой упёрли. На месте остались только тела людей и поломанные телеги. Всё, — Арди уселась на камень и вытянула ноги.
— Так это замечательно! — Адрей просиял. — Теперь Кровобородам нет смысла держать людей!
— Да, останется только Далуру убедить его сбрендивших соплеменников отпустить селян домой, а не отправить полетать со скал, — кисло усмехнулась Арди. — Судя по тому, как они Далура украсили, эти ребята не прочь так развлечься.
— Посмотрел бы, как тебя украсят, — фыркнул дварф. — На кону еда. Думаю, смогу уболтать. Погоди, ты сказала, шестнадцать трупов? Но в обозе ехали девятнадцать человек. Где ещё трое?
— Да мне почём знать? Может, убежали? Ночью точно никто из леса не выходил?
— Обижаешь!
— Да и хрен с ними, по большому счёту. Еды у них нет, телег, в которых везти пленных — тоже. Что нам до них теперь?
— А если сбежали и дойдут до Кривобороду?
— И что? Поплачутся, что их зелёные немножко поубивали и отняли всё, что те везли? Не думаю, что эта история тронет наших краснобородых друзей. Нам о другом, надо думать. Как выторговать теперь свободу для селян.
— Я к Гарону пойду, попробуем придумать, где откупные взять. Я сомневаюсь, что у наших амбары ломятся настолько, но других путей пока нет, — Адрей неуверенно пожал плечами. — Но сначала надо Далуру договориться с этим Карагазом.
— Я думаю, нам надо принимать предложение Флана, — задумчиво проговорил Далур.
— Что? Это с хрена ли? Забыл, как от кодапи по опушке носился? Ещё захотелось? — брови Арди взметнулись вверх.
— Забыть не забыл. Только вот как ещё поступить? Адрей, вон, говорит, что столько еды не соберут в Каменной Топи. А за мешок полбы и мешок брюквы они не согласятся. Нужно что-то ещё.
— Да, нужно. Ещё под сотню мешков полбы, ржи, пшеницы и брюквы. И с чего ты взял, что они хотят именно того, чтобы мы с Фланом шарахались по древним всеми забытым руинам?
— Да плевать им на Флана. Они вообще о нём знать не знают. Просто я видел, с какой болью и тоской Карагаз говорил о своём прошлом. О прошлом своего, — Далур смачно сплюнул, — племени. Об отце и о вещах, которые видел в детстве. С какой жадностью и страданием смотрел на мою секиру и кольчугу. Мне, кхм… Мне его жаль. У них отняли прошлое и не дают выбора, как жить. Я хочу помочь им. Тяжело видеть дварфов такими жалкими. Грязные подобия. Я думаю, он согласится!
— Хорошо. Допустим, он согласился. И что дальше? Идти туда, где поселилось что-то, что выгнало из дома целый город? Где есть что-то, что сводит с ума каких-то там кодапи и заставляет нападать на всех подряд, как грёбаный берсерк с островов? — Арди раздражённо развела руками. — Ну если, конечно, вся та хренотня, что я слышала от Флана, не полная чушь мудака-умника. Ты сейчас нам это предлагаешь? Силёнок-то хватит? А? Я вот ой как не уверена!
— Ты всегда так говоришь. Каждый раз ты против. Но пока всё получалось. Ведь так? — единственный не заплывший фиолетовым пузырём глаз Далура серьёзно смотрел на девушку.
— Вот именно! Пока! Пока нам везло. Но удача всегда уходит и никогда в подходящее время. Это слишком своенравная и капризная сука, чтобы на неё всерьёз рассчитывать, — она встрепенулась и отвернулась от Далура. — Вы то что стоите столбами? Молчун, хоть ты скажи ему, что это самоубийство! Надо совсем ослом быть, чтобы пойти на такое дело. Ещё и нас погубит, ненормальный.
— Я думаю, людям надо помочь. Если это сработает, и Кровобороды согласятся, давайте рискнём. К тому же, может, этот ваш Флан совсем не прав, и мы вообще ничего не найдём. Ну или найдём старые руины, где самое страшное — это пыль и плесень. Что в них опасного? Давайте попробуем если не получится договориться просто на припасы. Если вы откажете, я расскажу Гарону, как обстоят дела, и пойду сам договариваться, — сказал Адрей и уставился на Молчуна.
— Здесь остался кто-то, кроме меня, не с отбитой головой? А, Молчун? Может быть, ты?
— За. Пробуем. Звучит бредово. Кажется, что сплю и скоро проснусь. Вся прошедшая неделя такая, — Поглаживая повязку на щеке, выдавил Молчун.
— Ага, проснёшься. А может, уснёшь ещё крепче, но вот только уже без сновидений, — притихла и мрачно пробурчала Арди.
— Или так.