Сдерживая свою неприязнь к формалисту, я спокойно проговорил:
— Виноват. Разрешите выйти?
Прежде чем отпустить меня, полковник примирительно сказал:
— Предлагаю написать рапорт на имя своего командира дивизии, чтобы он походатайствовал перед высшим командованием о выделении вам самолетов По-вторых для учебно-боевой подготовки.
Иначе встретил меня генерал-майор авиации Александр Федорович Волков. Предложив сесть, он дружелюбно спросил:
— Какие проблемы?
Я повторил то, что говорил полковнику.
— Да-а, печальный случай, — заметил генерал. — В Белоруссии такие штормы — явление редкое. А люди не пострадали?
Потом Александр Федорович поинтересовался, как устроился полк, спросил о боевой подготовке, сообщил, что истребительные дивизии, вооруженные «лавочкиными», начали перевооружаться на Ла-9 и Ла-11. Пообещал, что в конце этого года и мы получим эти самолеты. Только после этого генерал спросил:
— Так сколько вам надо По-вторых? Завод настроил их порядочно. Боевые полки, вооруженные ими, расформированы. Так что у нас в этих машинах нехватки нет.
— Нам надо четыре, — набравшись духу, выпалил я.
— Хорошо.
День выдался нелетный. Утром позвонил Голубов и приказал прибыть вместе с заместителем по политчасти на совещание. В дивизию прилетел командарм Тимофей Тимофеевич Хрюкин.
— Интересовался тобой и делами в полку, ведь у тебя под началом все асы, которыми командарм командовал под Сталинградом, — сказал Голубов.
— Поэтому и интересовался? Или есть другая причина?
— Узнаешь на совещании.
Генерал-полковника авиации дважды Героя Советского Союза Тимофея Тимофеевича Хрюкина я еще не видел, но слышал о нем много. За глаза его все почтительно называли Тимофеем Тимофеевичем, хотя он был самым молодым из командующих. В свои 35 он уже шесть лет возглавлял армию, участвовал в гражданской войне в небе Испании, воевал против японцев в Китае, во время советско-финляндской войны был командующим военно-воздушными силами 14-й армии, а в Великую Отечественную стал командующим воздушной армией.
Но не только опыт сделал Тимофея Тимофеевича мудрым авиационным руководителем. До партийной мобилизации на учебу в школу военных летчиков он успел окончить рабфак, учился в сельскохозяйственном институте. Перед Великой Отечественной войной, закончил курсы при Академии Генерального штаба. Чтобы дослужиться до командарма, ему нужно было преодолеть немало ступенек служебной лестницы. Для этого кроме опыта и знаний нужно иметь сильную волю и могучее здоровье. И я не удивился, когда увидел, что Тимафей Тимофеевич высок и удивительно строен. В нем все дышало богатырской силой. Спокойное, умное лицо с широким и высоким лбом, русые волосы с зачесом назад. И ни капли начальственной напыщенности.
После докладов командиров полков командующий сказал:
— Летная подготовка у вас застопорилась. Виновата теснота. Хотя вы и летаете в воскресные дни, но отставание от других дивизий все равно будет возрастать. Базироваться четырем полкам на одном аэродроме нельзя. — Он взглянул на меня: — Вам, как только просохнет земля, надо будет перелететь на новое место и войти в состав дивизии «лавочкиных». — Вот почему Тимофей Тимофеевич интересовался полком и мной, догадался я. А командующий, назвав новый аэродром для полка, пояснил: — Летное поле там большое, на возвышенности. В распутицу не раскисает. А вам летать нужно много. Вот только с жильем на новом аэродроме будет трудновато. Семейным офицерам придется снимать квартиры в деревнях. Холостяки расположатся в палатках. Инженерный батальон уже приступил к строительству казармы и столовой. Скоро привезут два сборных двухэтажных домика под штаб полка, медпункт и лазарет. Намечено построить четыре восьмиквартирных дома.
Командующий говорил негромко, спокойно. Он понимал, что в таких вопросах, как боевая подготовка и перелет на новое место службы, громкими словами, упреками можно только приглушить инициативу и даже обезволить человека. Дав указание о перебазировании полка, он обратился ко всем:
— А теперь какие будут вопросы и просьбы?
Встал я и сказал:
— Семьям и техническому составу, чтобы переехать на новое место по железной дороге, нужно делать три пересадки. Не могли бы вы на один день выделить транспортный самолет?
— Хорошо, что напомнили, — отозвался командующий. — Об этом пока ни штаб, ни я не успели подумать. Выделю, обязательно выделю несколько Ли-вторых.
Пожелания и просьбы были и у других офицеров. А один вопрос прозвучал тревожно:
— Когда у нас появятся реактивные самолеты? Американцы испытали их в прошлом году. Почему мы отстали?
Тимофей Тимофеевич после небольшого раздумья заговорил:
— Да-а. Вопрос этот всех нас волнует. С реактивными самолетами дело движется. Мы еще в сороковом году испытали ракетоплан, но война это дело затормозила. Сейчас наверстываем упущенное. Вот-вот поднимутся в небо реактивные истребители Яковлева и Микояна. И вам надо готовиться к переходу на новую технику. Она требует отменного здоровья. Следите, чтобы летчики не злоупотребляли водкой. — Командующий взглянул на меня: — Вам особенно это надо учесть.
Я встал:
— Не понял, товарищ командующий. До спиртного я не охотник.
Генерал извинился:
— Я сказал неточно. Имею в виду не лично вас, а летчиков. Ваш полк, наверное, первым будет переучиваться на реактивную технику. Вот и объясните нам, как готовите летчиков. Почему допустили к полетам Кудрявцева, если инспектор воздушной армии записал в летной книжке, что он не способен к летному делу? Почему не выполнили рекомендацию представителя воздушной армии?
Командующий отошел от стола и встал сзади всех. В его вопросе я уловил упрек в свой адрес, но не собирался оправдываться:
— Оценивая Кудрявцева, инспектор допустил ошибку. Кудрявцев отлично летает на боевом «лавочкине».
В комнате установилась гнетущая тишина, Ее нарушил генерал:
— Все?
— Все.
— А если бы Кудрявцев сломал самолет? Кто бы понес ответственность?
— Сам летчик, а в первую очередь я.
— И вы решились на такой риск?
— В авиации нельзя без риска. Научить человека летать — не только мой служебный долг, но и дело моей совести. Легче было, конечно, сделать заключение после одного полета по кругу, что летчик «не способен летать».
— Вы имеете в виду инспектора армии?
— Так точно. Не он пишет представление на отчисление из авиации, а командир полка.
— Теперь ваша позиция ясна, — командующий подошел к столу. — Сейчас у нас в армии много молодых летчиков. К ним надо проявлять особое внимание и терпение. Сменились многие командиры полков и эскадрилий. А это — главные учителя. Им нельзя проявлять поспешность и раздражительность. Вчера я просмотрел летную книжку Кудрявцева, побеседовал с ним. Парень мне понравился. В военном училище летал нормально, а в строевом полку чуть не утонул в бумажном водовороте. И виноват в первую очередь командир эскадрильи. Он первый забраковал летчика. — Тимофей Тимофеевич, глядя на меня, заключил: — Вы, как командир полка, правильно сделали, что не согласились с рекомендацией инспектора.
Прежде чем закончить совещание, командующий сообщил:
— Для усиления нашей воздушной обороны принято решение иметь в полках истребительной авиации не три, а четыре эскадрильи. Приказ о переходе на новые штаты вам уже направлен.
Меня радовало, что принимаются меры для усиления авиации и повышения боевой готовности. В памяти были свежи события предвоенных лет, когда приходилось терять людей из-за неорганизованности и плохой боевой выучки…
В мае 1939 года нашу эскадрилью подняли по тревоге и нас посадили в поезд. Мы предполагали, что поедем на запад: фашистская Германия шествовала по Западной Европе. Но поезд шел на восток. Выгрузились в Забайкалье на станции Разъезд и вскоре прибыли на аэродром, где рядами стояли новенькие истребители И-16.