- Да он псих, псих, - кричал Чук в лицо моему сменщику. Капитан Деловани принял эстафету непрерывного дежурства в батальоне. Мой рассказ о дежурстве рассмешил в лагере почти всех, только ротный Степанов слушал спокойно.
- Последний, были у тебя предшественники. Служил я в Монголии, и был у нас один офицер, который как-то заступил в наряд. Сидел он и от безделья разрядил пистолет. Дверь в дежурке была немного приоткрыта. Дежурный выставлял по од ному патрону на стол и приговаривал: "Этот для командира! Этот для замполита! Этот для начштаба!" Монолог дежурного попал в уши проходящему мимо замполиту. Ему очень захотелось посмотреть, какие же подарки припас для него дежурный, и он их увидел через витринное стекло дежурной комнаты. Результат, кстати, был таким же. Офицера сняли с наряда. Он прослужил еще два года, но дежурным по части никогда не был, - закончил свой рассказ капитан Степанов уже под всеоб щий смех.
- Еще один пример бессмертия мули в лагерях, - смеясь, сказал я, но ротный опять стал возражать.
- Не прав, не прав, Последний. Была красивая муля в лагерях: "Масло съел день прошел." "Наверху" изыскали резервы масла, и муля умерла.
Дают теперь масло не только утром, но и вечером, - ротный, как всегда, был прав.
Солнце ушло к врагам, и это значит, что ночь навалилась на лагерь. Ночь та была не простая, ибо с нее началась весна. Опять приближается весна. Читая, тебе было смешно, призывник, но мистер-министр уже наточил тебе лопату. Арал и Чернобыль, дороги Нечерноземья и свинарники ждут тебя. Ты следующий! Пошел!
-10
- Последний, пойдем к женщинам, не спиться что-то мне, ветерану. - Андрус, ближайшая юбка в десяти километрах, поэтому спи спокойно, - успокоил я своего подчиненного. - Товарищ лейтенант, что за безразличие к женщинам или для вас, старого воина-дорожника, десять километров стали расстоянием? - не успокаи вался Андрус. - Последний, пойдем на трассу. Хоть елки поваляем! Они ведь то же в юбочках.
- Хорошо! Пойдем, но учти первую валить будешь ты своим топориком. Мы вышли из вагончика и застыли, пораженные красотой зимнего пейзажа.
- Андрус, как тебе эта картина? - Удивительно, но не хватает в ней чего-то романного, - ответил Андрус. Романное! Разговор с женщиной в тюрьме - он сов сем особенный! В нем благородное что-то, даже если говоришь о статьях и сро ках. Грязь лагерей в первые дни бросила многих в грязь общения между мужчиной и женщиной. Где ищут женщину в России, когда заведения полны жаждущих? Вокза лы пригрели этих бабочек. Ночные малютки всячески пытались подтвердить истин ность изречения комбата :"Все бабы в Вологде..."
Утром в грязи развода, днем в грязи строительных объектов, вечером в грязи совещаний. В лагере можно найти спасение только ночью. Женщина может сохра нить в человеке мысль о том, что еще не превратила его лагерщина в скотину.
Прощаясь утром со своей подругой, трудно ей объ яснить, зачем твое присутс твие в лагере, например, в воскресенье. Комбриг объявил воскресенье рабочим днем, а это значит, что этим приказом он бросил сотни людей на лопату. Да вай!.. Давай!.. Давай!.. Копай!.. От столба и до обеда. С обеда и до ужина. Если выкопаешь лишнего, пригонят бульдозер и закопают. Инженера к столу за графики, процентовки. Нули, нули! Рубли, рубли! У-ли-ли!
- Ириш, не расстраивайся. Через два, через два часа отслужу как надо и вер нусь, - напевал я на ушко своей едва проснувшейся девочке.
Городской троллейбус почти полностью набит сонными офицерами и прапорщика ми, и только голос водителя, объявляющий остановки, не дает мне уснуть в са лоне. Ярославская - шипение, Новгородская - шипение, Псковская - шипение. Не приходится ждать в Вологде Аллею Свободы, разве что через долгие годы. Волог даэлектротранс - объявляет голос водителя... транс - это в десятку из писто лета, которого я никогда не видел.
- Следующая "Авантюрадорстрой", - объявил остановку троллейбуса прапорщик Цветной, и полсотни офицеров плюхнулось в грязь. Последние километры едем, набившись в кунг. Если бы его можно было сверху открыть консервным ножом, то перед глазами были бы одни офицерские фуражки, плотно прижатые друг к другу. Кунг - это консервная банка на колесах - открылась, и комбриг кричит в нее:
- Я вам всем объявляю выходной, - добрый малый, что говорить. Назад пошел со мной Цветной.
Нет ничего лучше дорог к дорожно-строительным лагерям. По ним можно про ползти, проскакать, пролететь, но проехать или пройти по ним еще пока никому не удавалось.
- Ирина, доброе утро. Как видишь, я сдержал слово офицера. Не прошло и двух часов, и я твой. Опустившись у края кровати на колени, я положил свою голову девчонке на живот, как на плаху, как на плац. В тот момент я почему-то всегда слышал команду "равняйсь" и видел грудь Человека.
Коротки мгновения любви в лагере. Весенняя жижа опять захлюпала под сгнив шими сапогами. Измученные офицеры и солдаты стояли в строю. Впереди Андрус с огромным желанием изучения особенностей нерусского языка. Присутствующих офи церов и прапорщиков "оптичивал" все тот же Эдуард. Прямо передо мной была ус талая спина Рихарда. Справа расстроенный зампотех. Ему комбриг с утра объявил отпуск. Майор сапогами перемешивал на плацу снег с грязью, но был уже в от пуске. Как всегда слева от управления стояли солдаты батальона. Из многих со тен лишь немногие имена сохранились в моей памяти. Одно имя тебе, воин-дорож ник, - солдат! Однако не только солдату трудно сохранить свое имя в лагере. Сдали свои паспорта в обмен на личный номер двухгодичники. Паспорт в сейф во енкомата, бляху с номером в карман, а бляху эту дают, например, на случай сгорания в танке. По оставшейся бляхе, паспорт вернут родителям. Скажите, бред? Сгорело двое в Великом Устюге. Матерям сгоревших солдат вернули паспор та. Годы идут, но хмарь непроглядная не рассеивается над страной.
- Инженер, вы почему вчера не были на службе? - спросил меня комбат. В каж дом его вопросе на бесконечных разводах шипела Набоковская Ниагара.
- Вчера комбриг объявил мне выходной день. Я не мог не выполнить его при каз, - ответил я и опять низверглась Набоковская Ниагара. Дорогой читатель, передохни немного, я пойду дерну ручку и послушаю приятный сердцу звук - нос тальгия! Через год службы я стал замечать, что наш комбат с каждым разводом и совестьчаянием становится все меньше и меньше. Рихард даже как-то сказал, что Чук к нашему дембелю превратится в пустое место, и был прав. Во время моего увольнения в запас полковник Чук был в отпуске. Случайное то было совпадение или нет? Не знаю! График отпусков об этом умалчивает.
-11
Развод в тот роковой день очень быстро закончился. Мимо батальона прошел оркестр. Сверхсрочники и прапорщики пригрелись кто на трубе, кто на барабане. И.Д.Т. был оркестрантом на Беломоре и вспоминает: оркестр вызывал озлобление у работающих (ведь оркестранты освобождались от общих работ, имели отдельную койку, военную форму). Им кричали: "Филоны! Дармоеды! Идите сюда вкалывать!" После торжественного прохождения дармоеды от меди уходили с плаца в казарму, остальных же солдат и офицеров ждали общие работы. Героическая битва за сто ловую, нескончаемый конвейер возведения щитовых казарм. Водопровод из скважи ны в никуда, канализация из казарм в никуда - весьма символичное пересечение двух кривых. Солдаты умывались водой из системы отопления. В лагерь пришли грязь, дизентерия и новые квартальные планы.
- Последний, ты сегодня где? - спросил Рихард на плацу. - Бокало-Молчало.
Такова жизнь. - Жизнь - это всего лишь тень под фонарем. Сначала она ясна и имеет отчетливые грани - это молодость, но вот мы делаем первые шаги, тень увеличивается и увеличиваются годы и ошибки, при этом стираются грани нашей тени, нашей жизни. Но вот мы добежали до следующего столба и тень опять при обретает ясность и отчетливость граней. Это наша тень, но наша ли это жизнь? - задал вопрос Рихард, но я смог ответить на него только молчанием.
- В одной из твоих деревень как всегда налито, а в другой - тихо, - попы тался шутить Рихард, но было заметно, как это трудно ему.
Машина стрелой пролетела по Московскому шоссе несколько километров. Води тель сделал разворот на сто восемьдесят градусов и остановился на обочине. С холма, на котором остановился водитель, хорошо просматривался большой участок дороги. На Москву одна за одной проскакивали машины. Все спешили, и никто не обратил внимания на странного водителя, стоящего на обочине и всматривающего ся вдаль, как в бездну. Из нее вынырнул "КАМАЗ". Легковая машина сорвалась с места и под гору быстро набрала скорость. Сто, сто двадцать, сто сорок, руль резко влево - удар и скрежет рваного металла. Я оставил лагерь на день, а друга потерял навсегда. Так в лагере покончил жизнь самоубийством человек, который считал, что жизнь спасет интеллектуальный труд.
- Рихард! Рихард! Прощай! - сказал я, стоя один перед цинковым гробом.
- Последний, ты обещал ему. Я буду твоим первым читателем вместо него, неожиданно послышалось сзади. Речь была с мягким акцентом. Я не смог обер нуться назад и посмотреть в глаза Андруса, как и не мог спасти своего друга.
"Однажды взявшись за слово, уже потом никогда не успокоиться". Данное слово и гибель Рихарда заставили меня начать так: рассказ - это неразорвавшийся снаряд, который вы держите в своих руках. Одно неосторожное движение рук - и течение времени остановит разорванный металл...
-12
"Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря".
Рихарду не принесла спасения глухая провинция у моря. Весь командный состав части считал, что причиной гибели явилось то, что водитель был пьян. Наши ко мандиры были тонкие психологи, и на таран им приходилось ходить только на трезвую голову. Содержание алкоголя в крови положило конец расследованию при чин смерти. Однако полковник Чук потерял голову от вопроса: на кого повесить миллионную недостачу? Десятки километров труб, сотни кубометров пиломатериа лов, сотни кубометров ж/б изделий и даже пресловутые краны с позывчиками все это помещалось на трех десятках страниц и не существовало нигде более. За счет военных стройлагерей начали жиреть кооперативы. Все было просто: солдат - дешевая рабочая сила, техника, материалы - все даром. Наливай и дои и не забывай делиться! Кооперативы! "Чудо", "Темп", "Вперед" и т.д. творили чудеса экономики. На хлеб и на песню хватало всем.
Из страны, в которой не хватает тракторов и не знают, куда девать танки, дороги строят военные, издох партийный босс - объявили недельный траур, взор вали атомный реактор - провели демонстрацию - из такой страны люди уходят, но каждый уходит по-своему.
- Последний, - нарушил мое одиночество в палатке производственного отдела Андрус, оторвав тем самым от тяжелых мыслей. - Знаешь, почему процесс строи тельства социализма в России непрерывный и бесконечный? - не дожидаясь моего ответа, Андрус продолжил: - Все заложено в русском языке. Сначала социализм был утопический, потом ленинский, затем казарменный, попробовали застойный. Пришла пора обновленного, и даже А.Д. Сахаров попался в эту ловушку. Беско нечность социализма объясняется обилием прилагательных в русском языке. Сей час строят голубой социализм, а потому все завтра будут в парадноголубом, а партменьшинство испытывает оргазм от этого строительства. Кстати, можно поп робовать и розовый. Мазнуть так легко в правом верхнем углу розовым и кончить на этом.
- Андрус, почему завтра все будут в голубом? - спросил я. - Первое мая. Ясно! Сегодня поеду домой. Все надоело. Хоть водки с отцом выпью. Со мной по едешь? - резко предложил я Андрусу. - Нет. - Почему? - У нас в семье не при нято отмечать такие праздники, - ответил Андрус и спрятал глаза. Когда за ок ном поезда опять промелькнул отстойник человеческого горя, я был немного расстроен тем, что Андрус не поехал со мной. Не было дерзости в характере эс тонца, но был я очень обрадован появлением легкого юмора у моего подчиненно го.
-13
Город детства встретил меня демонстрацией. Море красных флагов проплывало по площади Петра. Ильич, как и прежде, дирижировал происходящим. С фонарных столбов вещало:
- Переход к рыночному ведению хозяйства выведет страну из кризисного состо яния. Руководителям нового типа - Ура!
- Ура!!! - взорвалась очередная колонна. - Рынок! Вся надежда на рынок в форме разбитого корыта. В такой рынок мордой вас и воткнут. В сталинские вре мена хоть ополоски давали, а в этот раз народное корыто может оказаться пус тым, - это вещало не с фонарного столба, поэтому попало в уши немногих и ко лонна не ответила истерическим "ура!" Гордые бастионы: "Виктория", "Глория", "Триумф", сдержите ли вы напор кирко-мотыжных батальонов чурбашно-бордюрных бригад? Ответа каменных твердынь я не услышал, потому как на Петровской пло щади разорвалось очередное "ура" и под ногами качнуло землю. Вакханалия про должалась несколько часов. Наконец, родной дом!
Человек, вырвавшийся на несколько дней из лагеря, как правило, занимается пьянством и разговорами. Болтал я тогда много и со многими, но остановил меня один вопрос:, "Он что, был больной?" Передо мной сидел изрядно подвыпивший бизнесмен нового типа и ждал ответа на вопрос. Вопрос касался трагически по гибшего друга. Все сразу стало на свои места. Да! Он был больной. Рихард был парализован отсутствием свободы, и это стоило ему жизни. Таким же больным был и я, а больному, как известно, место определено. Через сутки я был в лагере.
За время моего отсутствия в лагере произошли перемены. Многим кадровым офи церам город выделил квартиры. Последний двухгодюшник покинул палатки и засе лился в общежитие. "Жить можно уже не так тускло, как в презервативе", - ци тировал Андрус русского писателя, проводя параллели.
Комната в общежитии на троих, одиночек не выделяли. Решетка в окне и четыре капитальных стены - об этом мы мечтали целый год, прислушиваясь долгими се верными ночами к потрескиванию дров в печке. Первая ночь на новом месте про летела. Надо мной Андрус - улыбка на лице и кокарда во лбу горит.
- Последний, вставай, пошли в театр, - сказал Андрус. - Какой театр? - В театр военных действий, - ответил Андрус. Он ушел на развод, не говоря больше ничего. Его ждала канализация. Чернодор, который еще спал, тоже был не оди нок. Его ждали тридцать "урюков" и щитовые казармы. "Урюками" в лагерях назы вают таких мелких, сушеных, но без "косточки" внутри.
- Чернодор, подъем, уже третий звонок. Приблизительно через час открылся занавес. Полковник на плацу. - Равняйсь! Смирно! Не шевелись! - скомандовал комбриг. - Первым будет уволен вот этот лейтенант, - пообещал полковник, за метно подобревший в отношениях с подчиненными, пригретый майским солнцем. Правда, когда солнце опять прижалось к горизонту, полковник придорожник забыл о своем обещании, но это было впереди. Впереди был еще год лагеря. Так-то Ва ся!
- Произвести развод на работы, - скомандовал комбриг, подтянув предвари тельно все приводные ремни. Взревели комбаты, начштабы, замполиты, командиры рот и взводов. Застучали молотки и топоры, заскребли лопаты.
Битва за дороги Нечерноземья продолжалась в стройлагерях всей страны. При производстве строительных работ никто никогда не пользовался проектной доку ментацией, хотя проектные институты тиражировали ее в неисчислимых количест вах, уничтожая десятки тонн бумаги и миллионы рублей. Одним из таких объектов была канализация лагеря. Проектом служил - тяп, а сметой - ляп. Нивелир на эту стройку тоже не выделили. Шестьдесят "урюков", экскаватор, кооператив "Чудо" и старшим над всем этим воинством Андрус.
- Лейтенант, закончишь канализацию. будешь уволен в запас досрочно, - зая вил как-то комбриг. У многих тогда даже дыхание перехватило от зависти. Анд рус бегал вдоль траншеи с бутылкой, наполненной водой, желая приблизить свой дембель. Во время одной из пробежек остановил его заезжий столичный полков ник.