Дом, конечно, большой и красивый, двухэтажный. По всему периметру первого этажа крытая терраса. Сколько же тут комнат? — потрясённо оглядываясь, подумала Диана.
Нуралайн, мать Фирдауса, сходила на кухню, распорядилась там насчет чего-то, объявила всем, что обед будет в два часа и все разошлись по своим комнатам отдыхать. Облом! Причем полный. Диана закипела. Нет, внешне она оставалась спокойной, но кто-то должен был ответить за опрокинутые ожидания…
Быстро переодевшись с дороги, Фирдаус потащил Диану показывать те самые плантации, с которых начиналась история семейного успеха. Они вышли из дома, прошли немного по каменистой дороге с лёгким уклоном вверх и вдруг дорога пошла вниз, а там…
— Что это? — разочарованно рассматривала Диана длинные ряды невзрачных невысоких деревьев с редкой бледно-зелёной листвой на сухой, жёлтой как песок, земле, простирающиеся далеко вправо и влево.
— Это оливковые деревья. — гордо ответил Фирдаус.
— Скорее, оливковые кусты. — не удержалась и съязвила Диана. — Они не засохли?
— Нет. С чего ты взяла?
— Цвет у них какой-то нездоровый.
— Нормальный цвет. — удивился Фирдаус. — А какой он должен быть, по-твоему?
— Зелёный. — невинно ответила Диана. — Пошли назад.
Не дожидаясь мужа, она развернулась и пошла к дому, не оглядываясь.
— Дина, ты куда? — удивлённо смотрел ей вслед муж.
— Я Диана. Диной стану после свадьбы. — помахала она ему рукой.
Только этого не хватало. Мать была права, когда говорила, что жена у него с характером. — подумал Фирдаус и пошёл вслед за Дианой.
— Постой. Свадьба будет не раньше лета. — догнал он её и развернул к себе лицом.
— Почему? — уставилась на него жена.
— Это серьёзное мероприятие. Будет много народу. Это не один день нужно организовывать. И, самое главное, сначала ты должна принять ислам. А ты ещё, даже, согласия на это не дала.
Диана смотрела на него потрясённо.
— С юридической точки зрения, наш брак, заключенный в Москве, законен и в Ливане тоже. У нас светское государство. В смысле, будет законен после некоторых процедур, я сейчас, как раз, этим занимаюсь. Поэтому можно и не принимать ислам, если не хочешь. — поспешил добавить он.
— А почему ты мне раньше об этом не сказал? — возмутилась Диана.
— Ты же комсомолка. Как бы я тебе это в СССР предложил? Хотел, чтобы ты сначала приехала, посмотрела, что это такое, как мы тут живём.
Обратно к дому они шли вместе. Диана молчала.
Неужели без этого не обойтись? — думала она. — Религия же — опиум для народа. Но как ещё узаконить брак по всем местным правилам? Чтоб уж наверняка… — она вспомнила, как брат ей выговаривал, что она не взяла паузу, когда её КГБ-шник поймал. — Не буду сейчас говорить ни да, ни нет. Вернусь в Москву и посоветуюсь с Пашкой. — решила она.
— Это очень серьёзный вопрос. — наконец сказала она мужу. — Мне надо время подумать.
— Разумеется. — с готовностью согласился Фирдаус.
*
Пятницу мы со Сковородкой провели в Кашире. Всё бы ничего, но связки во второй половине дня начали сдавать. Появилась осиплость и сухость в глотке. Серафима Михайловна предупреждала, что так всё и начинается.
Молчание и тёплое питьё. — вспоминал я её рекомендации на такой случай. — Ни в коем случае, не пытаться шептать.
— Голос сорвал. — тихо сказал я Василичу после последней пятничной лекции.
— Твоюждивизию! — воскликнул озадаченный водила. — И что теперь? В понедельник едем?
— Пока буду лечиться. — пожал я плечами и показал жестом, что умолкаю.
— Да-да. — с пониманием отнёсся Сковородка к моей проблеме. — Блин, вот же засада!
Он ещё немного попричитал и умолк, видя, что я сижу с закрытыми глазами. Решил, наверное, что я задремал. На самом деле сна у меня не было ни в одном глазу. Наоборот, лихорадочно вспоминал рекомендации доктора из разряда «немедленная помощь». Эх, а ведь завтра ещё Инна собралась приехать и мастера приедут мебель собирать. Что ж за напасть-то такая? Вот и как тут помолчишь?
Придётся переписываться с людьми, как глухонемой. А что делать? Голос надо восстановить до понедельника.
Поднялся на этаж с авоськами в каждой руке. Жены не было дома. Вместо неё записка на кухонном столе: «Ушли в кино на восемь. Две серии. Ужин на плите. Люблю!».
Ну, и хорошо. Меньше говорить придётся. Разложил дары от благодарных слушателей, поужинал и в полдевятого вывел Тузика и Родьку гулять. Блин, и побаивался — надо же голос восстанавливать, куда мне на холод, но пришлось. Тузик свои права прекрасно знал, и настаивал на прогулке, а взглянув в окно, увидел там и пацана у подъезда, и сразу понял, что он нас с Тузиком ждет. Ладно, решил, что за выходные подлечусь уже, и вышел все же. Опять помахали деду в окно. Развлекал пацана, разговаривая с ним жестами. Он не всё понимал, но старательно отгадывал.
Вернувшись с прогулки, нагрел себе киндзмараули с пряностями и лечил связки при свете свечи. Решил, что ночь ещё переживём без света. А завтра уже попробуем включить. Надеюсь, все уже точно просохнет и ничего не коротнёт.
Галия со Светой вернулись одни. Лёха довёл их до подъезда и рванул на электричку.
Написал девчонкам на их же записке, что сорвал голос, говорить не могу. Они поохали-поахали, и начали взахлеб пересказывать мне новый фантастический фильм «Солярис».
С ума сойти! «Солярис» Тарковского только вышел! Лёха очередь за билетами отстоял. Хорошо, говорить ничего не надо было. Улыбался и кивал, кивал и улыбался. Фильм я этот прекрасно помнил. Не фонтан, конечно, но смотреть вполне можно. Актеры хорошие многое значат. Если случайно по телеку поймаю, и будет совсем нечего делать, то пересмотрю. Но специально в кино точно бы не пошёл.
На следующее утро приготовил несколько тетрадных листков и карандаш в ожидании сборщиков мебели и Жариковых. Перетащил в большую комнату стол с кухни, раз уж гости будут.
Сборщики приехали к девяти. Они сами всё делали, я только оттаскивал освобождающиеся коробки на помойку.
В разгар всего этого хаоса явились Жариковы с двумя невообразимыми торшерами. Аж забыл, что говорить нельзя.
— Где вы это взяли? — осипшим голосом спросил я, не скрывая восхищения.
— Где взял, там больше нету. — ответил довольный Пётр.
Пришлось объяснить, что мне говорить нельзя, буду переписываться и опять замолчал.
Мы с Петром перенесли торшеры в большую комнату и поставили возле музыкальной системы, которая была чуть темнее торшеров, но всё равно смотрелась с ними очень гармонично.
— Ух ты! — восхитился Пётр. — Ин, смотри, как вписались здорово!
Показал ему большой палец вверх и обнял Инну, изображая всеми силами благодарность. Петра обнимать не стал. Мы еще с ним мало водки выпили для такого.