— Сколько пирожок?
Она быстро оценила мой внешний вид.
— Два рубля! Нет, три. Три рубля!
— А сколько стоит вся твоя корзинка?
— Вся? — В ее глазах загорелся алчный огонек. — Шестьсот рубликов, ваше благородье!
Я картинно приподнял бровь и посмотрел на пачку купюр, которую успел быстро обналичить еще в распределительном пункте. У нее аж слюньки потекли.
— Вот карга старая, — фыркнула Лора. — Им красная цена рублей двадцать. И это она еще тебя благодарить должна!
— Уважаемая! — обратился я к другой бабке с котомкой и в красном платочке. — За сколько отдадите все пирожки?
Та ненадолго зависла, но быстро сообразила, что к чему, и выкрикнула:
— За четыреста забирайте, ваше благородье!
— Слышала? — обратился я к первой. — Пойду куплю лучше у нее.
— Нинка, дура, ты чего творишь⁈ — разоралась она. — Зачем цену сбиваешь?
— Молчи, Зинка. Не лезь не в свое дело!
— А вы, любезные? — обратился я к соседкам, подливая еще масла в огонь. — За сколько продадите свою корзинку? Предупреждаю, куплю только у одной!
К нам подтянулись еще две продавщицы и наперебой начали предлагать свои цены, сбавляя по чуть-чуть. Я же только подначивал, помахивая пачкой купюр у них перед носом.
Толпа недовольно загудела:
— Слыш, ваше благородие? Нахрена вам столько, в ресторане не наелись? — выкрикнул кто-то из толпы.
Все смотрели на меня с нескрываемой завистью. Если бы не мой статус аристократа, меня бы поколотили.
— Знатный решил попробовать что-то за рубль! — пошутил кто-то в толпе, и все засмеялись, но я не обратил внимание.
В итоге самой ушлой оказалась та самая Нинка — за двести рублей она отдала мне всю котомку.
— Ну и жри эти свои пироги… — пробубнила Зинка. — А я еще заработаю. Вас таких голодных тут полно!
— Что ты там вякнула? — я решил напомнить ей, с кем она разговаривает.
— Ничего, ваше благородие, вам послышалось! — и постаралась затеряться в толпе.
Антон аккуратно подошел ко мне со спины:
— Нахрена тебе столько⁈
— А это чтобы некоторые жадные бабки не наживались на бедных студентах! — специально громко сказал я и демонстративно поставил котомку рядом с корзинкой бабы Зинки.
— Пирожки! — заорал я во все горло. — С пылу с жару! Всего двадцать копеек! Подходи, налетай! Скидки, дисконты! Купишь три — четвертый в подарок!
Сперва никто не поверил в такую щедрость, но из толпы вышла «яркая» рыжая девчонка… Как же ее звали…
— Виолетта, — напомнила Лора.
Точно. Она подошла ко мне и протянула горсть монет.
— Три пирожка, пожалуйста, — и отсыпала мне деньги в руку.
— Отлично, значит четвертый в подарок! — кивнул я и наклонился к котомке.
— Благодарю, — поклонилась, прижимая к себе кулек с горячими пирожками.
— Чего думал впечатлить малышку? — кольнула меня Лора в бок. Да, она и так могла.
— Еще чего, — мысленно ответил я ей. — Просто не могу смотреть, как обманывают людей.
— Антон, помогай! — крикнул я Иванову, который с круглыми от удивления глазами смотрел на меня. Он опомнился, только когда я его окликнул в третий раз.
И тут студентов как с поводка спустили. Все пирожки улетели за считанные минуты. Бабки хотели помешать распродаже, но все, что они могли, это с ненавистью прожигать меня взглядами и бормотать проклятья себе под нос.
— Уважаемые студенты, поезд отправляется через пять минут! — сообщила проводница, и все засуетились.
Последние пирожки продались, и ребята заторопились на «Соловей», оставив жадных продавщиц с носом.
— Ну, а теперь и мы пойдем, — потянулся я, похлопав Антона по спине. — Спасибо за помощь.
— Странный ты человек, Михаил… — проговорил он и случайно натолкнулся на мужчину, наступив ему на ботинок.
— Ау! — возмутился тот. — Смотри куда прешь! Новые ботинки!
— Прошу прощения… — склонил голову Антон и поспешил на поезд.
Я последовал его примеру. Наверняка, бабки только и ждали, пока мы уедем. К несчастью для них по громкой связи сообщили, что поезд на Москву задерживается на два часа.
Чертыхаясь, старухи ушли с перрона, так особо и не заработав.
*
В купе уже ждала сладкая парочка. Дима и Света сидели у окна и с хитрыми улыбками поглядывали на нас с Антоном.
— Мы все видели! — Лукаво улыбнулся Дима.
— Решил попробовать твой прием, только усовершенствовал его, — улыбнулся я, высыпая целую гору мелочи на стол.