— Ну вот, молодчина, — Олька победно улыбнулась, оглядев сестру, экипированную по всем правилам безопасности. — А то сколько можно-то? Взрослая уже девка, а всё боишься!
Последнюю фразу она, как пить дать, подхватила у бабушки, вплоть до интонаций. Ира украдкой ощупала в кармане пузырёк со снадобьем. Ба дала добро на поход по ягоды только при условии, что старшая внучка на всякий случай прихватит с собой укрепляющее; Олька об этом, само собой, не знала. Держа на обоих локтях по паре огромных плетёных корзин, сестрица не без труда протиснулась через входную дверь и бодро зашагала к калитке. Бабушка помахала внучкам из огорода.
— К восьми домой, девоньки! — напомнила она.
— Да, баб, само собой! — звонко откликнулась Оля. С таким голоском в лесу не потеряешься — отовсюду слышно будет.
— Мы зря вечером идём, — заметила Ира, проводив взглядом промчавшуюся мимо пыльную стайку детворы. — Уже всё собрали, наверное.
— Да ты что! Тут хоть всю жизнь собирай — не кончится, — гордо сообщила сестра и лукаво усмехнулась: — Не переживай, на пироги хватит. Хорошо постараешься — ещё до конца года Некрасовой станешь.
— Олька! Ты достала!
— А что? Как есть, так и говорю!
Ира утомлённо закатила глаза. Если сестрица так и продолжит её злить, бояться леса будет попросту некогда. На лавочке у забора тридцать восьмого дома грелся на солнышке Семён Васильевич; заслышав шаги, он приоткрыл один глаз, проследил за сёстрами до околицы и снова задремал. Шишковатые пальцы ревниво накрыли висевший на шее Щукина яркий чехол с телефоном.
— Вот ведь жуткий тип, — нимало не смущаясь, заявила Оля. — Вроде и ничего, а иногда как зыркнет, так и не знаешь, что думать.
Ира пожала плечами. Щукин и впрямь не выглядит приятным, но магконтроль против него ничего не имеет. Оля ещё разок на него оглянулась и выбросила из головы, переключившись на дифирамбы местным ягодникам. К лесу они свернули метрах в трёхстах от деревни, там, где начиналась неприметная тропинка через луг — малохожая, в отличие от той, что начиналась прямо у околицы.
— Олька, подожди! — Ира замерла, встревоженно хлопая себя по карманам. — Я телефон дома оставила!
— Я тоже, — легкомысленно отозвалась сестра. — Потеряется ещё.
— Так нельзя! А вдруг заблудимся?
— Ты опять за своё? — Олька страдальчески закатила глаза. — Не заблудимся. Я этот лес знаю, как свои пять пальцев. Не отставай, и всё хорошо будет.
— Оль…
— Ну что? Ещё полчаса туда-сюда ходить будем? — сестра раздражённо потянула Иру за руку. — Пошли! Там плутать-то негде…
Залитая солнцем лесная опушка и впрямь не выглядела опасной. Ира глубоко вдохнула, успокаивая себя; в крайнем случае она всегда сумеет позвать на помощь. Оля всучила ей две корзины и принялась поучать, тыкая пальцем то в низкорослые ободранные черничники, то в колючие кусты не то малины, не то ежевики.
— Я помню, как выглядят съедобные ягоды, — проворчала Ира.
— Вот и молодец, — Оля снисходительно похлопала её по плечу. — Не отставай, помнишь?
— Помню-помню…
До потайных Олькиных ягодников идти пришлось прилично. Обведя широким жестом усыпанную тёмно-синими бусинками поляну, сестра лучезарно улыбнулась и тут же, усевшись на корточки, принялась проворно обрывать чернику с коротких стебельков.
— Оглянуться не успеешь, как полные корзины наберём, — сообщила сестра, не отрываясь от своего занятия. — Давай, чего стоишь?
Действительно, чего? Ира устроила корзину в мягкой траве и потянулась к ягодам. За Олькой приходилось приглядывать: увлечённая занятием сестрица норовила уползти куда-нибудь из поля зрения, уверяя, что она на минутку и всё равно тут рядом. Пальцы быстро окрасились лиловым соком; корзина и впрямь наполнялась стремительно. Может, правда получится управиться за часик-полтора и вернуться домой до темноты. Дни летом длинные, хотя уже и пошли на спад после солнцестояния…
— Оля! Ты где? — в очередной раз окликнула Ира, не без труда разгибая колени. К таким интенсивным физическим упражнениям она не привыкла.
— Здесь, — отозвалась из-за развесистых кустов невидимая Олька. — Ползи сюда, тут прямо красота!
Ира подхватила корзины и пошла на зов. Срезая приличный крюк по ягодным полянам, она кое-как перелезла через давным-давно упавшее замшелое дерево; джинсы безнадёжно вымазались во влажной грязи. Дождей давно не было, но здесь, под сплошным зелёным пологом, и без них сыро и прохладно. Ира поставила корзины наземь и предприняла бесплодную попытку отряхнуть штаны, но лишь ещё больше размазала комки жирной земли, полусгнившей коры и спутанных мшистых волосинок.
— Стирать придётся, — буркнула она себе под нос.
Корзины вдруг сами по себе лениво качнулись. Где-то невдалеке загудело; земля задрожала, словно рядом, совсем близко к поверхности, промчался на всех парах поезд метро. Ира испуганно огляделась.
— Оль! Это чего было? — спросила она, стараясь не кричать слишком громко.
— Фиг знает. Может, лес валят, — жизнерадостно отозвалась сестра. Голос звучал левее и дальше, чем было в прошлый раз. — Ты идёшь или нет?
— Иду, иду, — Ира подхватила корзины и, чуть скорректировав курс, вновь двинулась к сестре.
Возле толстой старой берёзы снова пришлось остановиться, чтобы завязать шнурок. Олька прекратила шумно возиться; наверное, наткнулась на новый обильный черничник и кропотливо обрывала по одной налитые соком ягоды. Ира двинулась в сторону приметного куста с красноватыми ветками, ещё раз огляделась и поняла, что совершенно не соображает, где стояла пару минут назад. Поваленное бревно скрылось за густыми зарослями, берёза тоже куда-то делась. Вдоль позвоночника волной прокатился жар и тут же следом за ним — холод. Ира прикрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула. Спокойно. Сестра тут, за кустами, сгребает в корзину лесные дары…
— Оль, — окликнула она, озираясь в поисках тёмной сестриной толстовки. Нашла в чём тащиться в лес! — Ты где? Я тебя не вижу.
Ей никто не ответил. Слабенький сквозняк вяло качал низкие ветви; косые лучи солнца едва пробивались сквозь густые древесные кроны. Ира, повысив голос, повторила зов. Её жалобное «ау» растворилось в чаще, перебитое птичьим пением и шумом листвы.
— Спокойно, — громко сказала она вслух. — Спокойно. Всё хорошо.
Как же, хорошо… Что случилось с Олей? Только что отвечала вполне отчётливо, и вот в паре шагов перестала отзываться. Потеряла сознание? От чего? Или, может, они здесь не одни?.. А она только что вопила на весь лес, как последняя дура! Ира поспешила убраться с полянки и, лишь отбежав куда глаза глядят на пару десятков шагов, сообразила, какую глупость сделала. Как теперь понять, откуда она пришла? Где деревня?
— Всё хорошо, — прошептала она сама себе и торопливо потянула из-под воротника тонкую цепочку. Пусть лучше Ярослав её потом отчитает за паникёрство, чем… чем случится что-то плохое. Ира зажмурилась и до боли в костяшках пальцев сжала крохотный кулон.
Ничего не произошло.
Прозрачная синяя капелька осталась прохладной. Может, не сработала повреждённая магия, а может, Зарецкий попросту слишком занят. Ира закусила губу, чтобы не захныкать от страха и жалости к себе. Помощи нет, телефон остался дома, а с Олей что-то случилось… Дрожа всем телом, Ира поставила тяжёлые корзины на землю и подобрала крепкий сук; не ахти, но внушает хоть какое-то спокойствие.
— Кто здесь? — собственный голос показался ей не громче комариного писка. — Оля! Ау!
Чаща отвечала безмолвием. Ира огляделась, пытаясь отыскать хоть какие-то ориентиры. Развесистый куст с блестящими листьями и гроздьями мелких белых цветов попросту невозможно было не заметить, но Ира могла бы поклясться, что прежде его не видела. Что советуют спасатели: выбираться или стоять на месте? Развести костёр или залезть на дерево? Стараясь не упускать из виду приметный куст, Ира обошла, сколько хватило храбрости, несколько смежных полянок, покрытых нетронутыми черничными зарослями. Ни примятой травы, ни брошенной корзинки, ни малейшего движения среди листвы. Лес смолк и замер, незнакомый, однообразный, враждебный. Словно… внутри морока.
Ира обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь. От холода или от страха — поди разбери. Оставаться на месте невыносимо; куда-то идти — бесполезно или, может, даже опасно, но так хотя бы по чуть-чуть отступает напавшая на неё оторопь. Судорожно сжимая в руках свою хлипкую дубинку, Ира побрела навстречу сквозящему сквозь лесной полог солнцу.
Всё это — ночной кошмар, то ли сбывшийся наяву, то ли порождённый недобрыми чарами. Меж деревьями торчали из земли, целясь в почти невидимое небо, высокие заострённые шесты; слабый ветерок вяло трепал привязанные к их вершинам длинные цветные ленты, поблекшие от времени и влаги. Ира их помнила. Выгнутые, похожие на кости чудовищной рыбины жерди надёжно врезались ей в память почти двадцать лет тому назад. Тогда, в детстве, непонятная ограда почему-то напугала её едва ли не больше, чем тёмная лесная чаща. Бояться глупо; в конце концов, это след присутствия человека, а значит, люди сюда время от времени забредают. Она ведь встретила здесь тогда хмурого незнакомого парнишку, безошибочно указавшего в сторону Ягодного. Олька права: местные знают эти леса как свои пять пальцев…
Олька! Нужно срочно выбираться к цивилизации и звать на помощь. Наверное, идти вдоль натыканных через каждые два-три метра столбов нет смысла: если это граница чьих-то владений, то лучше всего направиться внутрь них. Пусть собственники потом возмущаются на здоровье, лишь бы дали позвонить и, наверное, выпить воды, потому что в горле сухо, как в пустыне. Нарочито глубоко дыша, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце, Ира торопливо зашагала вперёд.
Светлело. Должно быть, лес сильно поредел; сейчас никак не меньше семи, а то и восьми вечера, солнцу уже положено клониться к горизонту. Ира всматривалась в стволы деревьев в надежде разглядеть цветную разметку, которой близ Ягодного выделяли любую хожую тропку; пятен краски видно не было, зато кое-где попадались насечки, складывающиеся в грубые непонятные рисунки. Ира миновала мутноватый ручей; пить хотелось, и сильно, но мало ли, что там, в некипячёной воде…
Меж деревьев проглянула залитая солнцем луговина, и тут Ире улыбнулась удача. Вдоль кромки леса, заложив руки за спину, неспешно брёл куда-то Семён Васильевич. Несмотря на жару, он вырядился в какой-то жуткий дублёный тулуп; странноватый дед, но как же хорошо, что он тут! Ира перевела дух и из последних сил побежала ему наперерез.
— Семён Васильевич! — крикнула она издалека, размахивая руками. — Семён Васильевич! У вас телефон с собой?
Щукин вздрогнул, сложил из пальцев какую-то замысловатую фигуру и смерил Иру хмурым взглядом. Из-под тулупа выглядывала замызганная рубашка грубого кроя, расшитая вдоль ворота выцветшими нитками. Чехол с телефоном куда-то делся; не дома же Семён Васильевич его оставил?
— Мне нужно позвонить… — Ира замялась, определяясь, куда в первую очередь. — Понимаете, мы с Олей разминулись в лесу, я её не нашла… Там что-то случилось… У вас есть номер Максима? Или нет, лучше Ярослава…
Семён Васильевич, слушая сбивчивые объяснения, молча сверлил её подозрительным взглядом из-под кустистых бровей. Потом, когда она выдохлась, проскрежетал:
— Кто такая?
Ира слегка опешила. Похоже, на старости лет соседа начала подводить память. Что ж, бывает…
— Ирина я, Антонины Михайловны Леднёвой внучка, — стараясь не допускать в голос раздражение, напомнила она. — Покажите хоть, где тут жильё ближайшее… Мне телефон нужен, понимаете?
Щукин то ли туго слышал, то ли туго соображал. Ирино терпение было на исходе, когда он наконец соизволил приглашающе махнуть рукой:
— Пошли. Сведу до деревни.
— Спасибо, — выдохнула Ира.
Кому всё-таки звонить прежде всего: спасателям, полиции или бабушке?.. Нет, бабушке, пожалуй, не стоит: распереживается, а в её возрасте это не полезно. Жаль, номеров коллег Ира запомнить не удосужилась, но кто же знал! Она ещё раз попытала счастья, обеими руками вцепившись в подвеску, и снова не получила никакого результата. Да на что он годен, такой сигнал тревоги?!
Передвигался Щукин на удивление быстро. Ира ожидала, что он будет еле-еле ковылять, особенно через заросшую травой луговину, но сосед ловко нашёл удобную тропку и зашагал так, что поспеть за ним на гудящих от усталости ногах оказалось непросто. Они шли целую вечность, хотя на самом деле, наверное, не больше двадцати минут. Тёмная громада посреди лугов оказалась устрашающего вида частоколом, чёрт знает зачем выстроенным вокруг сгрудившихся вдоль единственной улицы низеньких домиков. Грязная, продавленная узкими колеями дорога, кособокие заборы, бревенчатые фасады с крохотными мутными окошками — всё напоминало не слишком достоверные декорации к историческому фильму. Ира не увидела здесь ни одной машины; всё казалось каким-то кустарным, из подручных средств собранным, и она всерьёз забеспокоилась, найдётся ли у кого-нибудь из местных работающий телефон.
— Как называется деревня? — спросила она почти спокойно.
Щукин обернулся к ней, задумался на пару мгновений и нехотя процедил:
— Вихорские Выселки.
Ира запомнила. Ей в любом случае придётся объяснять, откуда она звонит. Провожатый миновал несколько дворов; кое-где из-за заборов любопытно выглядывали люди, не слишком высокие ростом, неприветливые, молчаливые. С Ирой никто не заговаривал. Щукин уверенно свернул к большому дому, обнесённому относительно приличной оградой, и остановился посреди двора.
— Тут стой, — не слишком вежливо распорядился он. — Не ходи никуда.
— Ладно, — Ира проглотила рвущееся наружу недовольство. Пусть распоряжается, лишь бы раздобыл уже чёртов телефон!
Оставив её ждать посреди просторной утоптанной площадки, Семён Васильевич вскарабкался на крыльцо и вместо того, чтобы позвонить, с неожиданной силой ударил кулаком в дверь.
— Вигар! — проревел он и постучал ещё разок, так гулко, что из-за соседнего сарайчика выглянули на шум две девушки — тщедушные, загорелые, с длинными светлыми косами. — Выходь, с-с-собака!
Дверь, истошно скрипнув, приоткрылась, и наружу высунулся кто-то такой же немолодой, бородатый и хмурый, как сам Семён Васильевич.
— Чего тебе, Шелудивый? — недружелюбно пролаял мужик, заглядывая за широкую щукинскую спину. Ире не понравился недобрый прищур цепких блестящих глаз.
— Вон, — Семён Васильевич небрежно махнул широкой ладонью в Ирину сторону. — Вишь, ведьму привёл. Давай деньгу да забирай.
Хозяин дома вышел на крыльцо, предусмотрительно прикрыв за собой дверь, и задумчиво почесал бороду.
— То ещё смотреть надо, ведьма али не ведьма, — задумчиво изрёк он.
Щукин велел не сходить с места, но драгоценное время утекало сквозь пальцы, пока эти двое неторопливо переругивались. Ира решительно шагнула к крыльцу.
— Прошу прощения, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал увереннее, — мне срочно нужно позвонить в МЧС. Моя сестра где-то в лесу, она, возможно, пострадала. Можно мне телефон, пожалуйста? Или, если хотите, сами вызовите спасателей…
Двое бородачей переглянулись; Щукин выглядел… довольным?
— Что, Вигар, посмотрел? — хмыкнул он и красноречиво протянул сложенную горстью ладонь.
Мужик по имени — или по кличке? — Вигар досадливо отмахнулся, глядя куда-то Ире за спину. Мысль обернуться пришла запоздало; Ира едва успела увидеть кого-то широкоплечего и чумазого, а через миг её безо всякой жалости ухватили за запястья, лишив возможности двигаться. Крик получился слабым и скорее удивлённым, чем испуганным. Второй попытки не было: грубая, пахнущая землёй ладонь крепко зажала ей рот.
— Деньгу-то давай, — потребовал Семён Васильевич. Он и впрямь был очень, очень доволен собой.
— Ишка вынесет, — бросил Вигар и отвернулся от Щукина. — Слышь, Горазд, давай-кось её в старую ригу. Да привяжи покрепче, чтоб ничего там не попортила.
Ира отчаянно попыталась вырваться или хотя бы закричать. Ей не дали. Здоровяк Горазд впихнул ей в рот вонючую тряпку, легко оторвал от земли, перекинул через плечо — кровь тут же болезненно застучала в висках — и куда-то поволок, не обращая внимания на Ирины попытки колотить его по широкой спине. Потом мир безжалостно кувыркнулся, и вокруг стало темно и затхло. Едва не вывихнув Ире запястья, молодчик крепко стянул её руки грубой верёвкой и привязал к чему-то огромному и неподъёмно тяжёлому. Вместо крика сквозь кляп пробивалось лишь жалкое мычание, к которому её мучитель оставался глух. Ира попыталась хотя бы лягнуть его, но он проворно отскочил в сторону и в ответ отвесил ей пинка под рёбра, выбив из груди дыхание. От жгучей боли на глаза навернулись слёзы. Когда наконец снова получилось вдохнуть, вокруг было тихо и царила кромешная тьма.
В полицию! Выбраться отсюда — и бегом, не останавливаясь, до ближайшего полицейского участка, наплевав на боль и подступающий холод. Где-то в лесу осталась Оля, без сознания ли, испуганная ли до полусмерти, а может, и вовсе… Ира помотала гудящей головой, отгоняя жуткие мысли. Бабушка уже наверняка хватилась внучек. Спасатели точно в курсе здешних дел, они в первую очередь наведаются в этот притон… Что за маргиналы тут обитают? Бандиты? Двинутые на какой-нибудь дурацкой идее? Макс ведь занимался делом каких-то оккультистов, не они ли свили здесь гнёздышко?.. Впрочем, какая разница! Сперва надо выбраться, а там пусть разбирается полиция, служба безопасности, местный магконтроль…
Время бесследно таяло в тишине, пахнущей гнилым сеном. Кроме скребущихся по углам мышей, единственным Ириным компаньоном был холод. Немели пальцы; мелкая дрожь то и дело пробегала по телу, выматывая остатки сил. Спасительное снадобье лежало в кармане, так близко и недосягаемо. Ира попробовала до него добраться, но добилась только ломоты в вывернутых руках и бросила бесплодные попытки. Все её усилия сосредоточились на том, чтобы не позволить себе уснуть и рухнуть в объятия кошмара. Согнуть и разогнуть ноги, разгоняя кровь. Неудобно устроить голову на плече, чтобы перестали слипаться глаза и, может быть, чуть-чуть утихла бьющаяся в висках боль. Пошевелить связанными руками, доказывая самой себе, что всё это — взаправду…
Несколько раз — Ира не сосредоточивалась на том, сколько именно — ей приносили попить. Горазд выдёргивал кляп, прижимал к её губам плошку с отдающей тиной водой — приходилось глотать, чтобы не захлебнуться — и потом вновь затыкал ей рот. Попытки заговорить с ним ни к чему не приводили; во второй или третий его визит Ира узнала, почему. В ответ на её путаные мольбы здоровяк разинул рот, и привыкшие к темноте глаза различили за неровными жёлтыми зубами зияющую пустоту. Давняя чужая боль подкатила к горлу тугим комком. Немыслимо. Так же, как и всё остальное здесь…
Сколько часов, дней, недель так прошло — кто его знает? Ира пыталась гадать, что с ней станется, если помощь не подоспеет, но вскоре бросила тратить на это силы. Когда Горазд явился в очередной раз без плошки, зато с коротким кривым ножом, у неё не вышло даже испугаться. Он всего лишь поддевал остриём узлы, отвязывая пленницу; лучше бы, наверное, всё-таки убил, потому что её вряд ли ждало что-то хорошее. Снимать путы с кистей рук или вытаскивать кляп Горазд не стал — напротив, вдобавок к этому завязал Ире глаза. Её куда-то поволокли; мешанина странновато звучащих мужских голосов вокруг походила на гул осиного гнезда. Мир снова пошатнулся, а потом с чудовищным скрипом мерно закачался из стороны в сторону. Так продолжалось долго; рядом кто-то негромко переговаривался, и смысла чужих слов Ира не поняла бы, даже если бы захотела. Холод чуть-чуть отступил: должно быть, её вытащили на солнце. Хорошо бы так было подольше. До самого конца.
Резкий голос выдернул её из полусонного оцепенения. Пол под ногами больше не шатался; пахло чем-то кислым, а ещё свечным воском, дымом и разваренными капустными листьями. Очень хочется есть. Как она ухитрилась забыть о голоде?
— Ить ведьма, добрый господин, — заискивающе скрипел слышанный когда-то голос. — Сам глянь! Волоса вон не по-людски причёсаны, и одёжка не бабья. Коли велишь, я пасть-то ей развяжу — как заговорит, так за живот страшно!
— Не части, — отвечал ему другой, высокий и хрипловатый. — Вижу всё. Волк, а ну погляди да в закут. Как наместник явится, так сразу в дело.
Её грубо обшарили, вытащив из карманов всё содержимое, и пузырёк с укрепляющим в том числе. Попытались сорвать с шеи цепочку, но эта затея не задалась.
— Не сымается! — выругавшись, сообщил обыскивавший Иру тип. — Жжётся, стервь, что твоя кочерга!
— И не трожь, — велели ему. — Пущай вместе с девкой пропадает.
Её снова куда-то тащили. Здесь было больше голосов, больше запахов, таких же мерзотных, как и прежде, зато гулял хоть какой-то сквозняк. Кто-то снял наконец повязку с Ириных глаз. В том, что она увидела, с трудом привыкнув к скудному свету, смысла было немногим больше, чем в полной тьме. Длинное низкое строение, сложенное из нетёсаных брёвен, кишело людьми; кто-то в лохмотьях, кто-то в странноватой, но более-менее чистой одёжке, кто-то с заткнутым ртом, как сама Ира, — и все без исключения накрепко привязаны к протянутым через весь барак струганым жердинам на врытых в землю подпорках. Сквозь деревянную же решётку, прикрывавшую вход, задувал прохладный ветер и виднелся кусочек внешнего мира. Там, кажется, вечерело; посреди утоптанной площадки торчал столб, и у его подножия кто-то сидел. Прохожие, если взбредало в голову, бросали в него что-нибудь мерзкое или даже били, куда придётся; пленнику, кажется, было уже всё равно.
Здесь в ходу были и другие наказания. Минула ночь, в которую Ира не заснула бы, даже если бы хотела, а наутро двое крепких молодчиков выволокли на свет кого-то из провинившихся. Несчастный выл, плакал и умолял о пощаде. Пока один тюремщик придерживал пленника за плечи, второй под гогот собравшейся толпы с размаху отрезал наказанному короткую жидкую косицу, швырнул её в пыль и принялся ножом сбривать ему бороду. Пленник отчаянно кричал. На сухую землю капала кровь.
Его отпустили живым, но он долго ещё стоял на коленях в пыли, сотрясаясь от рыданий. Потом кто-то из надзирателей прогнал его прочь. Хорошо было бы поменяться с ним местами. Волосы за свободу — смешная цена…
Другие пленники, что мужчины, что женщины, сторонились Иры. Тюремщики почему-то тоже. Это не было ни хорошо, ни плохо; всё равно так же безжалостно стягивала запястья верёвка и так же равнодушно глодал изнутри неотступный холод. Здесь кормили, и иногда даже хотелось задремать, пристроившись у торчащей из земли жердины. Порой, успокаивая себя, Ира кое-как цепляла связанными руками висящую на шее цепочку и гладила едва тёплый камешек; само собой, безрезультатно. Собственная неожиданная стойкость мучила её. Если хоть ненадолго потерять сознание, можно передохнуть от творящегося вокруг сумасшествия. Может, там, за гранью яви и сна, поджидает простой и понятный кошмар: безликие коридоры, или бесконечная лесная чаща, или просто кромешная тьма… Зачем-то Ира продолжала бодрствовать — или попросту не могла уже заставить себя уснуть. Наверное, на неё не польстилась бы сейчас даже самая захудалая нежить.
Солнце закатилось и взошло снова. Незваные гости явились в разгар жаркого дня. У столба кого-то били плетьми под довольный рокот толпы. Визитёры равнодушно прошли мимо, в душную полутьму барака. Ира, кажется, знала их. Прибытие этих людей не сулило ничего хорошего.
— У меня таких — половина закута, — стрекотал тюремщик, обводя широким жестом свои владения. — Вон колдун сидит — страх просто, доброго человека до смерти заклял. Вон ещё баба, та половину деревни со свету сжила. Бери, добрый господин, сгодятся!
— Благодарствуй, Хорь, те мне не надобны, — звучным голосом ответил шедший с ним рядом седоватый мужчина. — Ты давай, как договорено было…
— Как повелишь, добрый господин.
Они подошли совсем близко; над собой Ира различила смутно знакомые лица. Седой придирчиво её оглядел, повернулся к спутникам.
— Ну, что скажешь? Она?
— Она, — бесцветный голос тронул в душе какой-то неясный страх; Ира не сумела вспомнить, какой именно. — Дай-ка проверю…
Липкие пальцы цапнули её за горло, и холод навалился на Иру ледяной глыбой. Седой пинком отшвырнул паразита прочь.
— Убить хочешь, пёсий выродок?
— Убедиться, — прохрипел паразит, поднимаясь на ноги. Он держался нетвёрдо, пошатываясь, будто пьяный. — Она это. Точно тебе говорю.
Седой кивнул. Глухо звякнул металл — должно быть, монеты. Тюремщик развязал мешочек, вытряхнул золото на ладонь; и гости, и пленница перестали его интересовать.
— Забирай, Митар, — велел седой второму своему подручному, высокому, светловолосому. Тоже смутно знакомому.
Тот вытащил из-за пояса нож, легко вспорол верёвку на Ириных запястьях. Нельзя никуда идти с этими людьми! Ничего хорошего с ними не связано… Ира попыталась хотя бы отшатнуться, но, утратив опору, едва не упала на жухлую солому. Голос не подчинялся ей; вместо речи из горла вырвалось лишь невнятное мычание.
— Тише, девушка, — доверительно сказал ей седой. — Мы тебя не обидим.
Долговязый Митар не без труда подхватил её на руки. Только что она и мечтать не могла о том, чтобы оказаться подальше от пропахшего потом и нечистотами барака, а теперь дорого дала бы, чтобы здесь остаться.
Может, она провалилась-таки в болезненную дремоту, а может, опять позабыла, на каком она свете. Вокруг снова бревенчатые стены, но теперь вместо соломы на полу пёстрый коврик. От варева в расписной глиняной миске исходит пахнущий мясом пар. Здесь, кажется, тепло; в распахнутое окно льются косые солнечные лучи. Сидящий напротив человек внимательно наблюдает не то за гостьей, не то за пленницей.
— Вы не пугайтесь, — он старается говорить ласково, но выходит всё равно жутковато. — Мы знаем, кто вы. Жаль, что вам пришлось такое пережить; так нехорошо сошлись обстоятельства…
Что-то неприятно царапает память, но тут же бесследно растворяется в ароматном тумане. Похлёбка восхитительно пахнет; прозрачная поверхность покрыта золотистыми пятнышками масла. Хочется хотя бы погреть ладони о пузатую миску.
— Угощайтесь, — улыбается седой, подталкивая к Ире деревянную ложку. — Вам надо отдохнуть как следует. Местный… персонал поможет вам помыться, потом вы выспитесь, а потом мы поговорим. Хорошо?
В миске оказался процеженный бульон; это, наверное, правильно после нескольких дней впроголодь. После была огромная бадья с упоительно горячей водой и деловитая дородная горничная; женщина от души тёрла Ире спину и мыла волосы, сетуя на её худобу и оставленные верёвками синяки. Седой так и не вернулся, а за окном стремительно темнело. Ира выглянула наружу. До земли далеко; очевидно, здесь второй этаж, а то и выше, а под окнами — утоптанный пыльный двор. Горничная, уходя, задвинула с другой стороны тяжёлый дверной засов. Мучительный плен сменился тёплым и уютным.
Она не знала, сколько проспала. Когда лишённый сновидений сон оставил её, в окно светило клонящееся к закату солнце. Всё так же пахло деревом, сушёными травами и почему-то землёй; никуда не делись сплетённый из цветных ниток коврик, лоскутное одеяло, грубо сколоченный стол. Всему этому место в музее или, скажем, в аутентичном отеле. Ира осторожно села в не слишком мягкой постели, спустила ноги на дощатый пол. Боли почти не было; синяки на руках и на теле приобрели желтоватый оттенок и едва чувствовались, если нажать пальцем. Без сомнений, её подлечили, пока она спала. Без сомнений, то, следами чего были эти синяки, ей не привиделось.
Встать удалось далеко не с первой попытки. На колоссальных размеров сундуке, занимавшем едва ли не половину комнатушки, лежали вещи — нет, не её истрёпанные джинсы и рубашка, а что-то вроде льняной ночнушки, вышитой вдоль воротника, и шерстяное полотнище, которое, должно быть, следовало обернуть вокруг пояса, соорудив таким образом юбку. Обуви не нашлось. Ира оделась, как сумела; стало чуть-чуть спокойнее. Выглянула в окно. Ничего нового: двор, полный суетящихся людей, клочок грунтовой дороги за забором, невысокие, в один-два этажа, бревенчатые дома. Это очень странное место. Будто бы вырванное из давным-давно минувших веков.
За дверью послышались тяжёлые шаги. Заворочался в скобах засов; не утруждая себя стуком, в комнату вошёл уже знакомый седой мужчина. Ира отвернулась от окна и замерла в нерешительности. С ним надо быть вежливой, потому что он явно всем здесь заправляет. Это кажется странным, не вяжется с какими-то даже не воспоминаниями — потускневшими впечатлениями. Где она его видела?..
— Здравствуйте, барышня, — седой изобразил улыбку, которая замышлялась располагающей. — Как ваше самочувствие?
Пришлось прочистить горло. Голосовые связки слушались неохотно после очень, очень долгого молчания.
— Ничего, спасибо… Моя сестра…
— Я думаю, с ней всё в порядке, — успокаивающе сказал визитёр и уселся на край сундука. — И вам тоже бояться нечего. Вы в безопасности.
Это неправда. Происходит что-то недоброе. Может быть, то, о чём предупреждал Зарецкий. Ей велено было не разговаривать с незнакомцами, но куда тут денешься?
— Давайте, в конце концов, познакомимся, — гость первым нарушил повисшее молчание. Он пришёл с какой-то целью и не был намерен ждать, пока Ира соберётся с мыслями. — Меня зовут Георгий Иванович. А вы?..
— Ирина. Ирина Викторовна.
— Очень хорошо, — Георгий Иванович церемонно кивнул. — Ирина Викторовна, вам лучше присесть, иначе вы скоро устанете. Поверьте, даже у вас сейчас не выйдет быстро восстановить силы.
Ира, поколебавшись, последовала совету и села на разворошённую постель. Почему «даже»? Она никогда не считала себя двужильной, скорей уж наоборот…
— Ужин скоро принесут, а пока вы позволите мне удовлетворить любопытство? — Георгий Иванович дружелюбно оскалился. — Очень уж неожиданно вы здесь появились. Если бы не чистая случайность, я бы и не узнал… Вы ведь понимаете, что всё это могло плохо кончиться?
Ещё бы. Догадалась примерно тогда, когда вместо того, чтобы помочь, её связали и бросили в тёмный сарай. Ира кивнула; Георгий Иванович сочувственно покачал головой и, серьёзно глядя ей в лицо, спросил:
— Можете сказать, зачем вы перешли через разлом?
Ире показалось, что она ослышалась. Через разлом нельзя перейти! Или речь о чём-то другом?
— Простите, я не понимаю…
— Вы пересекли границу, — настойчиво произнёс Георгий Иванович. Умные светлые глаза так и сверлили её пристальным взглядом. — Вряд ли это вышло случайно, правда?.. Или нет, я, кажется, понял. Дело было около недели назад, да? В ночь одинокой звезды?
— Я не знаю, о чём вы говорите, — упрямо повторила Ира. — Не имею ни малейшего понятия. Мне нужно домой, в Ягодное…
— Это похоже на правду, — задумчиво повторил гость, словно не услышав её слов. — Вы в самом деле ничего не знаете? Мне говорили, вы работаете в своеобразном месте. Неужели ваши… коллеги не удосужились вам объяснить?
Ира помотала головой. Это хорошо, что не удосужились. Плохо, что этот тип, похоже, и так в курсе всего.
— Как некрасиво, — Георгий Иванович весьма натурально поморщился. — В моё время, знаете ли, скрывать подобный дар считалось неприличным. Хотя здесь сейчас не лучше, чем там…
Он ждал вопроса, который Ира не собиралась задавать. Если уж сам Верховский опасался, что его закроют по третьей статье, о ней, недалёкой ведьме, и говорить нечего. Георгию Ивановичу не нравилось её равнодушие; кажется, он начинал уже злиться.
— Что ж, придётся мне, — раздражённо бросил он, поудобнее устраиваясь на сундуке. — Людей, подобных вам, называют одинокими. Не пугайтесь слова: на самом деле это очень полезный и очень редкий врождённый дар. Жаль, что в вашем случае он не получил развития, но и без того вам доступны кое-какие возможности. Например, безопасно переходить через разлом.
— Мне это не нужно, — быстро сказала Ира. — Я ничего об этом не знаю и не хочу ни во что вмешиваться.
— Вас крепко запугали, — усмехнулся Георгий Иванович. — Тоже, должно быть, коллеги?.. Можете не отвечать, я хорошо представляю, как работает эта система. Ирина Викторовна, вам в любом случае нужна будет моя помощь, чтобы вернуться домой. Я готов защитить вас и от преследований по ту сторону границы, хоть это и будет теперь крайне сложно. Взамен вы окажете мне ряд услуг. Ничего сложного, почти что работа курьера… Мне нужно время от времени переправлять из мира в мир людей или вещи, но у меня не всегда есть возможность заниматься этим самому, поэтому я прошу вас. Вашу безопасность по обе стороны разлома мы возьмём на себя. Об оплате договоримся; предлагаю начать с полумиллиона за один переход. Вас устроит сумма?
Ира ошеломлённо покачала головой. Георгий Иванович уже наговорил тут такого, что по возвращении либо срочно мчаться с повинной в магбезопасность, либо… либо принимать его сомнительные предложения. Не платят такие деньги за что-то простое и безобидное.
— Я не хочу, — твёрдо сказала она. — Пожалуйста, выпустите меня. Я никому не скажу об этом разговоре, хотите, поклянусь?
— Вы не совсем верно меня поняли, — Георгий Иванович растянул губы в холодной улыбке. — У вас нет других вариантов. Вопрос только в цене.
Повисло молчание. Гость уже не пытался казаться участливым и добрым. Хуже всего, он, похоже, был прав. В его власти не выпускать её отсюда; бежать ей некуда — вокруг странный, непонятный, враждебный мир. Наложить на себя руки? Георгий Иванович, наверное, слегка расстроится, но не более того. В дверь постучали; гость лениво шевельнул пальцами, и тяжёлая створка бесшумно раскрылась, впуская женщину с нагруженным едой подносом в руках. Ира безучастно наблюдала, как на столе появляются миски, кружки, ложки. У неё нет других вариантов. У неё нет других вариантов…
— Я зайду к вам завтра, — сообщил Георгий Иванович, поднимаясь на ноги. — Пожалуйста, постарайтесь принять решение, иначе придётся работать с тем, что есть.
Он вышел, оставив открытой дверь. Ира вскочила и попыталась выбежать следом, однако горничная проворно встала у неё на пути. Пустой поднос в её руках напоминал щит.
— Помогите мне, — прошептала Ира, отчаянно заглядывая в глаза женщине. — Вы же видите!.. Помогите мне выбраться, пожалуйста!
Горничная посмотрела на неё непонимающе. Потом обхватила полной рукой за талию и с силой подтолкнула обратно к кровати.
— Не велено, — глухо сказала она и вышла, заперев за собой засов.
Ира вновь осталась одна.