— Отвратительное зрелище.
Скрипучий Костиков голос выдернул Мишку из забытья. Старов рывком поднял гудящую голову, с силой провёл по лицу ладонью, стряхивая остатки болезненной дрёмы. В тесной переговорке было жарко и душно; в спрятанное за жалюзи окно мерно стучали дождевые капли.
Кажется, уже настал день.
— Извини, — мученически пробормотал Старов, всё ещё пытаясь осознать, на каком он свете.
Костя негодующе фыркнул.
— Это всё?
Он выглядел как-то непривычно; Мишка не сразу сообразил, что это из-за других очков. Прежние разбились. Старов свёл брови к переносице: в короткой ночной перепалке Костя совершенно точно не был невинной жертвой.
— Всё, — буркнул Мишка, поднимаясь из-за стола. — Получил ты по делу, за это извиняться не буду.
Чернов вспыхнул, как подожжённая сигарета.
— Я был о тебе лучшего мнения!
— Даже не знаю, чем тебе помочь, — огрызнулся Мишка. Он подошёл к окну и сердито дёрнул на себя створку, впуская в комнату промозглую свежесть. Жалюзи взволнованно зашелестели на сквозняке. — Говори, чего хотел, и пошли работать.
— А уже как-то, знаешь, неохота, — ядовито процедил Чернов. — Я так подумал, что в судебные архивы прекрасно съезжу сам.
Мишка едва сдержался, чтобы не выругаться. Он совсем про это забыл. Костя ухмылялся победно и хищно; ждал, что коллега пойдёт на попятный — чтобы безжалостно его отбрить. Не хочется играть в эти игры, но и треклятый список фигурантов ох как нужен…
— Кость, — осторожно начал Мишка, лихорадочно подбирая слова, — ты же не собираешься…
— Именно это и собираюсь, — надменно бросил Чернов. — Хочешь, поспорим? На увольнение. Если я успею раньше — напишешь по собственному.
— Что ты несёшь?
— Спорим или нет?
— Пошёл ты…
Чернов хмыкнул и пошёл, напоследок хлопнув дверью переговорной. Мишка от бессильной злости саданул кулаком по столу; боль слегка его отрезвила. Надо поговорить с шефом — но шеф немедленно спросит о результатах, которых нет. Старов включил свет; из призрачной комнаты за оконным стеклом на него хмуро глянуло заспанное отражение. Очень хотелось домой. Вызвонить Аню из её финансовой крепости и послать всё к лешему. Может, Чернов не так уж не прав — пора писать по собственному? За наставничество тоже платят неплохо…
Отражение угрюмо усмехнулось и пригладило торчащие вихры. Помечтали — и хватит, пора заниматься делом. Выхлестав стакан холодной воды, Мишка задержал дыхание, как перед прыжком в прорубь, и толкнул дверь в кабинет. Зря волновался. Чернова не было; за своим столом в одиночестве клевала носом Ксюша. Всё старается выглядеть сильнее, чем есть на самом деле. Мишке стало её жаль — хотя он ни за что не сказал бы об этом вслух.
— Ты чего домой не поехала? — осторожно спросил Старов, пробираясь к своему столу. — Шеф же разрешил.
Ксюша подняла на него мутноватый взгляд.
— А ты?
— А я тут поспал, — сообщил Мишка, вяло шевеля мышь. Компьютер тоже выныривал из сна медленно и неохотно.
Тимофеева пожала плечами. На часах — без малого двенадцать; четверть суток тому назад Верховский выпустил Мишку из логова после того, как вытянул все подробности происшествия в «Лесной сказке». Инструкций не дал. От вида рабочего стола, заваленного разрозненными черновиками, с души воротило. Может, оно всё как-нибудь самой разрешится? Приедет из судебного архива Чернов, победоносно махнёт добытой бумагой… Или явится из-за разлома Зарецкий и прояснит решительно всё, начиная с личности неведомого вредителя и заканчивая собственной биографией. Хорошо бы. Несбыточно.
— Пойдём перекусим, а? — предложил Старов, без удовольствия созерцая набитую непрочитанными письмами папку входящих. — Хоть чуть-чуть жить полегче станет.
Ксюша, подумав, молча встала из-за стола. У неё, похоже, тоже не шли дела: толстенькая канцелярская папка с ярлычком «Геката» так и лежала неразобранной рядом с клавиатурой. Задержавшись на миг у зеркала, Тимофеева сердитым жестом поправила завязанные в хвост волосы; Мишка, сощурившись, различил тускло поблёскивающие чары у её висков. Они никуда не делись, только те, что посложнее, выглядели причудливо деформированными, будто их целостность подверглась серьёзному испытанию. Значит, на них можно повлиять. Значит, их можно снять! И ведь Андрей даже говорил, как именно: мощным волевым усилием…
— Макс взял больничный, — негромко сообщила Ксюша, первой шагая в гостеприимно распахнутый лифт. — Командировка, похоже, вышла боком.
— Он вчера квёлый был, — виновато припомнил Мишка. — А я чего-то даже не спросил, в чём дело.
Ксюша опасливо покосилась на нагруженного компьютерным железом техника, бездумно болтающего головой в такт музыке в наушниках, и понизила голос до едва уловимого шёпота:
— Свириденко считает, что у нас тут нечисто. В Управе. Не успокаивался, пока шеф не забрал к нам дело его матери.
— А Макс тут при чём?
Тимофеева слегка смутилась, словно Мишка упрекнул её в том, что она несёт чушь.
— Я подумала… Может, кто-то выводит нас из игры? Сначала была тень, потом вас с Андреем упырь покусал, сейчас вот Макс…
Лифт мелодично звякнул и раздвинул двери перед компанией оживлённо болтающих юристов. Мишка отодвинулся к задней стенке; болтать о подобных вещах вне кабинета следует с великой осторожностью.
— Упырь точно был сам по себе, — пробормотал Старов Ксюше на ухо. — Там мозгов нет, злоба одна.
А в остальном она, пожалуй, права. Кто-то взъелся на контроль. То, что Верховский по весне принялся поднимать дело шестнадцатилетней давности, не могли не заметить. Тень отличилась дважды, сперва на вольном выпасе, затем в подвалах Управы, и оба раза под удар попал разбиравший тульское происшествие Зарецкий. Что бы ни случилось у объекта Вяз, оно как-то зацепило и крутившегося рядом Макса… Кто-то очень не хочет, чтобы магконтроль докопался до истины. Кто-то всерьёз боится Верховского и его подчинённых.
— Драсьте!
Мишка вздрогнул и оглянулся на паренька диковатого вида, щербато улыбающегося Оксане с банкетки между двух кадок с тропическими кустами. Тимофеева вежливо ему кивнула и отвернулась, однозначно давая понять, что не желает общаться. Улыбка на простоватом лице увяла, парень плюхнулся обратно на сидение и бездумно подёргал висевший на его шее гостевой пропуск, упрятанный в прозрачный чехол на яркой ленточке.
— Это кто? — тихо спросил Мишка, как только за спинами контролёров закрылись прозрачные входные двери.
— Профан, которого мы с Максом выловили, — рассеянно отозвалась Ксюша. — Надо же, на учёбу ходит.
— По-моему, неудивительно. А ты вроде не рада.
— Да зря мы с ними цацкаемся, — неожиданно резко процедила Тимофеева. — Этот тип — бандит натуральный, а его учат с даром обращаться. Через годик-другой мы же его опять и возьмём…
— Может, и нет, — задумчиво возразил Мишка, раскрывая над коллегой зонт. Редкие крупные капли заставляли вздрагивать от неожиданного холода. — Я слышал, один такой профан сейчас чуть ли не в Магсовете сидит.
Ксюша недоверчиво хмыкнула.
— Ну, один, — с нажимом повторила она, — на сотню уголовников.
— А если именно этот перевоспитается? — упрямо спросил Старов. — Научится всему и совершит великое открытие…
— А если не перевоспитается? — огрызнулась Оксана ему в тон. — По мне, так к клятвам их и на все четыре стороны. Нечего таким в сообществе делать.
Мишка, хмурясь, покачал головой.
— У всех должен быть шанс, — твёрдо сказал он.
Когда они вернулись в офис, взбодрённые промозглым холодком, на рабочем месте нашёлся только Андрей. Он внимательно слушал управский новостной канал и неторопливо разбирал тощую папку с прошениями; в Ирино отсутствие только ему и хватало совести не забывать о текучке. Мишка обвёл невесёлым взглядом полупустой кабинет. Ярослав, Ира, Макс, теперь вот Костик с его больной гордостью… Всё случайности или кое-где кроется-таки чья-то злая воля?
— …Продолжается падение цен на отечественное серебро и артефактные изделия, — бодро тараторила дикторша. — Эксперты считают, что тенденции вызваны изменениями в российском таможенном законодательстве и в правилах сертификации…
Мишка плюхнулся в кресло и усилием воли заставил себя не прислушиваться к весёлой новостной трескотне. Подпольщикам плевать на правила сертификации, наклепали без малого центнер вредоносных штуковин; там одного только сырья на несколько миллионов, даже с поправкой на падение цен… А зачем, собственно, так много? Вроде бы страна ни с кем не воюет и не собирается. Убивать людей ради удовольствия стал бы только съехавший с катушек маньяк, но маньяки не в состоянии организовать производство, ещё и подпольное. Мишка хмуро воззрился на криво набросанную схему. Должна быть ещё связующая нить, которая соединила бы этот фрагмент с соображениями Ярослава.
— …Затяжными дождями закончилась аномальная жара в столичном регионе…
Аномалии. У объекта Вяз двадцать седьмого числа не случилось то, что произошло вчера близ объекта Ясень. Или случилось? Какого лешего какие-то сумасшедшие ломятся толпами через разлом, да ещё и пристреливаясь по дороге по окрестным ёлкам? Что там такое, чего нет здесь?
— …По его словам, в этом нет ничего необычного: подобные явления свойственны…
Лезут с оружием и, похоже, не только с огнестрельным. Викентьев сказал: точность стрельбы не так важна, если есть подстраховка в виде магии — или колдовства, если иметь в виду прямо-таки товарные партии вредоносных амулетов! С таким снаряжением не ходят в исследовательские экспедиции. Эти люди шли в чужой мир убивать и грабить, а значит, речь всего лишь о наживе… О наживе, может быть, мирового масштаба…
Мишка торжествующе провёл черту с одного листа бумаги на другой, не заботясь об аккуратности наброска. Вот оно, недостающее звено! Маленькая армия, вытоптавшая поляну рядом с Ясногорским разломом, прямо-таки кричит о том, что за ней стоит кто-то могущественный. Не стеснённый в средствах, будь то деньги, знания или связи. До той степени, что взялся подкапывать под магконтроль, не боясь ни законов, ни общественного мнения…
— …Предвыборной гонки, которая преподносит всё больше сюрпризов. Согласно опросам, на лидирующие позиции вопреки всем прогнозам вырвался Дмитрий Обарин; аналитики называют среди причин громкую популистскую программу и экстравагантный имидж самого политика…
Для Обарина вряд ли потребовались ментальные чары — достаточно было помочь выжидавшему своего часа политику нащупать общественный нерв. Дальше опытный лицедей взялся за дело сам, да как лихо! Так, что под нынешней правящей верхушкой зашатались кресла. Так, что им пришлось что-то предпринимать, и быстро. Зарецкого из столицы выкурили, Верховского заняли интригами внутри Управы, путь был свободен. И теперь вооружённый отряд устраивает конец света по другую сторону разлома, прямо сейчас, в эту секунду…
А ведь Викентьев подозревал что-то подобное! Колдун-подпольщик, отчаявшись отвертеться, требовал аудиенции у Митрофанова; отдельный вопрос, как это ему позволили пронюхать об участии в деле столь высоких начальников… То ли мужик попался на редкость хитро сделанный, то ли кто-то допустил ошибку, которых не избежать даже в самых глубоко законспирированных сообществах. Сергей Леонидович громко рекламирует грядущее экономическое чудо; должно быть, здесь и потребовался чужой мир, какие бы богатства в нём ни крылись. Финансисты что-то для него рассчитали; финансисты подняли шум по поводу щедрых премий контролю…
Пальцы у Мишки похолодели. Если всё так, дело пахнет очень, очень нехорошо. Эта «Цепь» — государство в государстве, со своими тайными правителями, с небольшой армией, с хищническими амбициями… И с бандитскими методами их удовлетворения, как и приличествует агрессивному и уверенному в себе игроку политической арены. Старов покосился на занятую разбором документов Ксюшу. Тимофеева считает, что профанам, особенно с сомнительным прошлым, не стоит доверять. Может, права как раз она? Может, ошиблась Лидия Свешникова, выписавшая путёвку в жизнь юному уголовнику по кличке Ноготь? Молодой человек усвоил уроки, научился одеваться в дорогие костюмы, уселся в депутатское кресло и ловко приспособил к делу доверенные ему тайны. Митрофанов — профан, Митрофанов — профан… Есть в этом созвучии что-то почти мистическое. Словно подсказка к головоломке, хитро спрятанная в неожиданном месте.
— Вы были правы, — выдохнул Старов, едва очутившись на пыточным стуле перед бесстрастными глазами Верховского. — Мы тратили время на архивы и теорию, а достаточно было понять, кому всё это выгодно…
Он выложил начальнику всё, что успел надумать. Схемы — и Ярослава, и его собственные — покрыли собой весь огромный стол Верховского; Мишка тыкал тупым концом карандаша в надписи и линии, соединяя между собой разрозненные мысли. Александр Михайлович не прерывал его. Из-за окутавших логово чар тишины собственный голос казался Старову тонким и неуверенным — а может, так оно и было, потому что предположения, которые он высказывал, вполне могли оказаться самоубийственными. Иссякнув, Мишка перевёл дух и понял, что легче ему не стало — скорее, наоборот.
— Роскошно, — задумчиво протянул Верховский, скользя взглядом вдоль линий схемы. — Госизмена на ровном месте. Если ты прав.
Старов молчал. Ему казалось, что все отпущенные на его жизнь слова он потратил на это объяснение. Вот бы шеф прямо сейчас встал, сгрёб со стола все наброски, свернул в рулончик и одним могучим рывком разогнал подгнивший Магсовет, как назойливых мух… Но этого не будет. Так просто ничего не получится; как Костик этого не понял?
— Нужны доказательства, — тихо проговорил Верховский. — Весомые. Достаточные, чтобы убедить безопасность.
— Безопасность?
— Да. Нам нужна поддержка. В одиночку мы против таких величин не справимся, — спокойно сказал шеф.
Мишка уставился на него недоумённо.
— Мы же вроде как с ними в контрах!
— Очень удобно, правда? — язвительно бросил начальник. — Миша, что у нас, что у них нет иного врага, кроме разрушительного беспорядка. Разногласия нам придётся преодолеть.
Старов замялся, не зная, с какого конца хвататься за клубок противоречий, скопившийся между отделами за последние месяцы.
— Ярослав…
— …Сказал мне эти самые слова полторы недели тому назад, — перебил шеф. — Нам придётся трудно. Мы должны заставить коллег себя слушать. Для этого нужны железобетонные доказательства, понимаешь?
Мишка сумрачно кивнул.
— У тебя здесь есть ряд небольших нестыковок, — Верховский взял со стола ручку и обвёл весь сегмент, касающийся Митрофанова. — Например, ты здесь указываешь, что наш уважаемый депутат брал уроки у Лидии Свешниковой. Это невозможно. Свешникова была магом, а твой подозреваемый — колдун.
Старов собрал лоб в складки, втайне ругая себя за то, что не догадался проверить общедоступные данные о Митрофанове.
— Ну, она могла, например, нанять для него наставника, — наугад предположил Мишка. — Если Ноготь — это он, то…
— Давай пока оставим эту часть, — непререкаемым тоном распорядился Верховский. — Сосредоточься на доказательствах его причастности. Остальное выяснится по ходу следствия. И вот ещё что…
Шеф тяжело поднялся на ноги и неторопливо пересёк кабинет. Разбудил недовольно заворчавшую кофемашину, задумчиво погладил панель с блестящими кнопками. По логову поплыл жаркий и крепкий аромат.
— Ты, надеюсь, понимаешь, насколько это опасно лично для тебя? — в упор спросил Верховский, обращаясь к приветливо мерцающему дисплею. — Тебя тоже могут попытаться убрать с дороги. Может, даже небезуспешно. Любой неосторожный шаг…
— Ему вы это говорили? — огрызнулся Мишка, не дожидаясь окончания душеспасительной тирады. — Зарецкому?
Шеф отвернулся наконец от кофемашины и невесело усмехнулся краем рта.
— Ты не представляешь, сколько всего я ему говорил. Он неизменно отвечал, что знает, что делает. Хочется верить.
Мишка бестолково кивнул. Он не смог бы сказать такое Верховскому, даже если бы был железно уверен в своих действиях. В окна монотонно били капли дождя; их мерные удары о стекло отсчитывали пролетающие мимо секунды.
— Будь осторожен, Миш, — сказал Верховский тихо и устало.
Старов ничего на это не ответил. Шеф, несомненно, верно понял его молчание. Чары тишины лопнули; по ушам болезненно хлестнуло ничем не приглушёнными звуками.
Аудиенция была окончена.