Неторопливое течение заставляло отражённое в мутной воде лицо то улыбаться до ушей, то капризно кривить губы. Из тростниковых зарослей на противоположном берегу выглядывали любопытные речные русалки; пока солнце не скрылось за горизонтом, они вели себя тихо и из воды не вылезали. Зато русалочьих сборищ избегали местные жители; ради этого можно было недолго потерпеть беспокойное соседство.
Ира в последний раз ополоснула пропахшие тиной волосы и безжалостно скрутила их в толстый жгут, выжимая зеленоватую воду. Не то чтобы ей так уж необходимо было лишний раз искупаться перед возвращением; скорее, хотелось любой отсрочки. Холодные подводные ключи щекотали лодыжки; в тихой заводи, укрытой со всех сторон густыми зарослями рогоза, почти не было ряски, зато кое-где виднелись белые звёздочки кувшинок. Русалки любят срывать водяные лилии и вплетать длинные стебли в блестящие от влаги волосы; то-то на другом берегу цветов совсем не осталось…
Оскальзываясь на глинистом иле, Ира выбралась на землю и вытерлась старой, пропахшей потом сорочкой. Свежая — или, скорее, стиранная — лежала тут же рядом, на траве. Купленный в Вихоре наряд при очень большом желании можно счесть экстравагантным модным вывертом, но там, на другой стороне, лучше всё-таки раздобыть что-нибудь менее заметное, и поскорее… Разбросав по плечам мокрые волосы, Ира подобрала скомканные тряпки, отряхнула от песка и аккуратно свернула. Тащить всё это с собой вроде бы незачем, но и здесь оставлять нельзя. Мало ли кто одарённый тут мимо бегает…
Ярослав сидел на стелющемся вдоль земли ивовом стволе и задумчиво смотрел куда-то через реку. Ира успела отвыкнуть видеть его в джинсах и футболке; на миг он показался ей чужим — до того лишь, как, заметив её, тепло улыбнулся. Обнимая охапку грязной одежды, Ира в нерешительности остановилась над изрядно похудевшей сумкой.
— Куда это всё?
— Складывай, вдруг пригодится, — распорядился Зарецкий. Подчиняясь его жесту, сумка приподнялась над землёй и широко раскрыла тряпичный зев. — Смелей, еды там уже нет.
— Думаешь, что-нибудь пойдёт не так? — осторожно спросила Ира, завязывая тесёмки. — Мы же уже почти пришли…
— Всё может быть.
Она уселась с ним рядом, надеясь унять разгорающееся беспокойство. Ярослав молча обнял её, привлёк к себе. Вот-вот он скажет, что пора идти, и тогда уже точно не хватит духу спросить… Ира судорожно вздохнула, собирая волю в кулак.
— Может, останемся?
На два коротких слова ушла вся её храбрость. Последние дни, в которые она за ослепляющим счастьем не замечала ни проливных дождей, ни раскисших дорог, ни ставших привычными мелких неурядиц, эта назойливая мысль преследовала её неотступно — и всякий раз Ира малодушно откладывала разговор. Она сама не знала, на какой ответ надеется.
— Мы сюда почти месяц шли, — притворно ворчливо заметил Ярослав. — Ты могла бы чуть-чуть пораньше передумать?
— Ну прекрати, — Ира отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. — Я не передумала, просто… Здесь они тебя точно не найдут. А там…
Слова комом сбились в горле, и она умолкла. Глядя в сторону, Ярослав рассеянно погладил её по плечу.
— Заманчиво, конечно, — негромко сказал он. Ира прикрыла глаза. Выпади это решение на её долю, она бы не справилась. — У меня есть дело, которое надо закрыть. Ребята, безусловно, и сами справятся… Но вместе нам будет проще.
— Безопасность тебя убьёт, — прошептала Ира и сама ужаснулась сказанному. Словно где-то за кулисами бытия от её неосторожных слов провернулись неумолимые жернова.
— Попробует, разумеется, — спокойно согласился Ярослав.
— Ты их не боишься?
— Я не горю желанием с ними встречаться, — он неприязненно фыркнул. — Увижусь с Верховским, передам информацию, помогу накрыть этого Ельцова… А потом денусь куда-нибудь с чистой совестью.
— Сюда?
— Может, сюда. Может, просто уеду из страны. Ещё не решил.
— Я с тобой.
— Тише ты, — Ярослав, смеясь, поцеловал её в лоб. — У тебя на руках все возможности. Спокойно ври следствию и живи, как жилось. Никто тебе слова сказать не посмеет.
— Да зачем мне…
— Затем, — перебил он непререкаемым тоном. — Давай не будем сводить на нет последние месяцы.
— Я и не хочу их сводить на нет, — горячо возразила Ира. — Я всё расскажу, как есть. Они обязаны будут…
— …Осудить тебя по паре-тройке нехороших статей, — скучным голосом протянул Ярослав. — От безопасности я больше не смогу тебя защитить. Веди себя благоразумно, пожалуйста.
Она до боли закусила губу, прогоняя подступающие слёзы.
— Я могу подождать здесь, — голос предательски дрогнул. — Тогда безопасность до меня не доберётся…
— Твоя родня с ума сойдёт от беспокойства, — серьёзно сказал Ярослав. — Если уже не сошла. Да и ты здесь… вряд ли приживёшься. Тут тоже опасно, знаешь ли.
— Да, но… Люди здесь такие же, как у нас. Может, даже честнее, — Ира уткнулась лбом ему в плечо. — Мы… мы никогда больше не встретимся?
— Встретимся, конечно, — он коснулся губами её макушки. — Я что-нибудь придумаю. И потом, ты всегда можешь меня позвать…
Он скользнул пальцами по её шее, приподнял серебряную цепочку. Ира тронула амулет, чтобы увидеть, как вспыхнет ярким огнём парная подвеска. Ярослав решительно притянул её к себе, и они надолго замолчали. Клонилось к горизонту затянутое облаками солнце, хохотали на разные голоса пустоголовые русалки, от реки тянуло прохладой и влажным запахом водорослей. Мгновения безвозвратно утекали сквозь пальцы. Не может быть, чтобы им было отпущено всего несколько мимолётных летних дней. Не может быть, чтобы восторжествовала такая вопиющая несправедливость…
— Стемнеет скоро, — с сожалением заметил Ярослав, нехотя отстраняясь. — Нам ещё идти пару километров.
— Понятно, — Ира сдержала обречённый вздох. — Тогда пойдём…
Лесок не выглядел ни опасным, ни сколько-нибудь особенным. До тех пор, пока посреди чащи не показались между деревьев торчащие из земли жерди, повязанные обережными лентами; шуршащий в листве ветерок трепал цветные полоски, путал их с густо переплетёнными ветвями. Ярослав первым шагнул за изгородь, настороженно огляделся; чаща ничуть не изменилась. Если исключить шелест листьев и редкое поскрипывание вековых стволов, вокруг царила тишина.
— Тихон, — негромко позвал Зарецкий. Лихо себя ждать не заставило, явилось во плоти, огляделось, уважительно присвистнуло. — Здесь разве не было стража?
— Был, как не быть-то? — Тихон картинно пожал плечами и снова заозирался. — Плакальщик. Дотошный, паршивец, покуда всю душеньку не вымотает — не пущал… Не может быть, чтоб не почуял!
— Не может, — согласился Ярослав. — Убрали, похоже. Слишком… дотошный оказался.
— Эхе-хе, — Тихон скорбно вздохнул. Он вдруг прищурил единственный глаз и не хуже русалки сменил печальную мину на лукавую ухмылку: — А ты, я гляжу, от беды-то своей избавился?
— Смею надеяться. Тихон…
Лихо беспокойно почесалось под его задумчивым взглядом.
— И не проси! — сварливо заявило оно. — Меня — сюда, что ли, душу травить? Смотреть, как вы взад-вперёд шастаете?
— А кого мне ещё просить? — Ярослав развёл руками. — Ты дело наше знаешь, лишних через границу не пустишь, за себя постоять сможешь…
— И-и-и! Я чего слыхал-то — у Вихорского разлома, было дело, стража чуть не укокошили, — он хитровато покосился на Зарецкого. — Ни за что ни про что, так, под руку подвернулся…
— Врут всё. Тамошний до сих пор в добром здравии.
— А вот и выспрошу при случае, какое там здравие, — проворчало лихо. Тяжко вздохнуло, вытянуло вперёд левую руку. — Вот она, служба-то, и после смерти не отпускает… Берись, волхв, клясться буду.
Клятва оказалась длинной и цветистой. Тихон обещался оберегать границу, отводить от разлома тех, кто не сумел бы его преодолеть, а тех, кто может — пропускать, только уверившись в отсутствии злых помыслов. Ну и дела… Таких бы Тихонов штук десять — и никакой Ергол со своими кознями не страшен! Повинуясь порыву, Ира крепко сжала освободившуюся руку лиха.
— Спасибо тебе за всё, — искренне сказала она и, спохватившись, добавила: — Благодарствую.
Тихон молодцевато приосанился.
— Да было б за что! Призвание наше такое, девонька, — он довольно крякнул и ткнул шишковатым пальцем в грудь Ярославу: — А ты давай теперь, рассказывай, почто через границу-то собрался? Али задумал чего?
Оба рассмеялись; Тихон покровительственно потрепал Зарецкого по плечу.
— Ты уж там потрудись, крыске нашей тайрадской хвостик-то прищеми, — серьёзно сказал он. — За Драгана да за других. Неча ему безнаказанному разгуливать. И девоньку береги, в обиду не давай!
Ярослав медленно, со значением склонил голову.
— Сделаю, мудрый.
Тихон медленно растаял в густеющем сумраке. Стало тихо и как-то пусто. Чаща по-прежнему лежала впереди, негостеприимная и молчаливая. Ира несмело шагнула за изгородь; ничего не изменилось, только словно захлопнулась за спиной невидимая дверь. Ярослав взял Иру за руку, крепко сжал в пальцах её ладонь.
— Всё будет хорошо, — твёрдо сказал он, заглядывая ей в глаза. — Веришь мне?
— Как никому другому, — отозвалась Ира тихо и серьёзно.
Он кивнул, прикрыл на миг глаза, прежде чем двинуться вперёд.
— Держись за мной на полшага.
Она упустила мгновение, когда всё вдруг поменялось. Шорохи, запахи, сам воздух — всё это вмиг стало неуловимо другим. Резко стемнело; здесь, похоже, царила глубокая ночь. Где-то впереди монотонно ухала сова. Кажется, даже слышно было, как в отдалении проносятся по шоссе редкие машины. Сердце пугливо дрогнуло и пропустило удар. Ира не знала, что сейчас будет.
Ярослав выпустил её руку и прижал ладони к лицу. Ира осторожно тронула его за локоть, предлагая помощь; он коротко мотнул головой. Беспокойство железными тисками сжимало горло. Она отлично помнила, что должна делать: после того, как окажется позади опасная зона возмущений в магическом фоне, их с Ярославом пути разойдутся. Ей — добираться до ближайшего наблюдательного пункта безопасников и изображать напуганную жертву обстоятельств, ему — спешить в Москву, искать встречи с Верховским… Доводить до конца проклятое дело. Ира осмотрелась по сторонам, но не разглядела во тьме ничего, что могло бы обозначать близость разлома. Лес как лес — разве что неестественно тихий.
— …Задницу тут отмораживать! Уже ж поймали одного придурка, мало им, что ли?
Ира замерла за миг до того, как Ярослав придержал её за плечо. Голос слышался где-то слева, не очень далеко. Кровь оглушительно застучала в висках. Уже? Сейчас?..
— Правее, — едва слышно приказал Зарецкий, бесшумно шагая вбок.
Ира тайком перевела дух. Этот патруль чем-то его не устроил; должно быть, слишком близко к разлому — слишком подозрительно. Под ногой хрустнула сухая веточка; звук показался громче выстрела.
— Башка болит, сил нет никаких. К лешему такие дежурства, вот что я думаю…
Сколько ещё идти? Далеко ли остался разлом? Может, не поздно ещё со всех ног броситься назад… Скудный лунный свет трогает плечи бледными пальцами, дрожит на потревоженных движением широких листьях. Будь ночь пасмурной, было бы спокойнее. В мёртвой тишине собственное дыхание кажется безнадёжно громким. Это неправда; страх всего лишь играет с сознанием недобрую шутку…
— Стоять! Руки на виду, не двигаться с места, это приказ!
Воздух в горле словно бы разом обратился в лёд. По лицу чиркнул холодный бледный свет фонаря; Ира вытянула руки ладонями вверх, прежде чем запоздало вспомнила, что может не подчиняться приказам. Толку с того? Людей слишком много; они выходят из темноты, как зловещие призраки, впереди, позади, со всех сторон. Невидимая посреди леса камуфляжная полевая форма, погоны, нашивки магбезопасности. Держатся на почтительном расстоянии; боятся?
— Вызывайте Москву, — бросил подчинённому хмурый немолодой мужчина с майорскими погонами. В его пальцах зрел неоформленный красноватый сгусток силы. — Какая категория?
— Четвёртая, — бесстрастно отозвался Ярослав. — Магконтроль, при исполнении. Отмените приказ.
— Удостоверение! — рявкнул майор.
— Не с собой.
— Тогда пусть начальство разбирается. Вы?
Ира с трудом проглотила застрявший в горле комок.
— Я… я…
— Ведьма, седьмая категория, гражданская, — так же равнодушно бросил Зарецкий, даже не взглянув на неё.
Повисшее молчание никто не считал нужным нарушать до тех пор, пока где-то во мраке не послышался шум торопливых шагов. В пятно электрического света прямо-таки впрыгнул запыхавшийся Викентьев; он был один — то ли очень спешил, то ли не нашёл посреди ночи никого способного к пространственной магии. Безопасник цепко оглядел Иру и хищно улыбнулся Ярославу; в его взгляде сквозило плохо скрываемое торжество.
— Добрый вечер, Евгений Валерьевич, — прохладно проговорил Зарецкий.
— Безусловно, добрый, Ярослав Владимирович, — живо отозвался Викентьев. — Довожу до вашего сведения, что вы арестованы. С предъявляемыми обвинениями вас ознакомят позднее.
— Любопытно будет послушать, — ядовито процедил Ярослав. Он смотрел не на Викентьева — на сбитого с толку майора, который то и дело переводил непонимающий взгляд с московского начальства на нахального задержанного. — Предлагаю сбавить тон и поговорить конструктивно. Майор, присмотрите, пожалуйста, за коллегой. Без резких движений, Евгений Валерьевич.
Служака осовело моргнул и медленно, как танковая башня, повернулся к Викентьеву. Алый клубок силовых нитей в его руках разгорелся ярче; на таком расстоянии — убойное оружие. Викентьев побледнел. Патруль заволновался: рядовых безопасников вряд ли кто-нибудь посвящал в тайны государственной важности, люди попросту ничего не понимали в происходящем.
— Вы сами подписали себе смертный приговор, — тихо и угрожающе процедил Викентьев.
— Вы сделали это чуть раньше, — спокойно возразил Ярослав, и по лицу безопасника Ира поняла, что он не ошибся. — Наша с вами проблема вот в чём: вам не хватит знаний и умений, чтобы закрыть дело «Цепи». Вы это знаете.
— Мы как-то говорили насчёт незаменимости, — фыркнул Викентьев. — Так вот, если вы считаете свои сведения эксклюзивными, то вы опоздали. Ваши коллеги прекрасно справились и без вас.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — Зарецкий холодно улыбнулся. — Средства противодействия ментальной магии вы уже изобрели?
Викентьев покосился на бесстрастное лицо майора и зло дёрнул уголком рта.
— Вы ренегат, Зарецкий, — презрительно бросил он. — Вступать с вами в сговор — это…
— Разумно, — подсказал Ярослав. — Я работаю против тех же людей, что и вы. Закончим дело — поговорим о моих прегрешениях. Все необходимые клятвы я готов принести.
Викентьев растерянно открыл и закрыл рот.
— Вы будете приведены к следственной присяге, — прорычал он. — Ваша свобода передвижения и применения дара будет ограничена. При любой попытке к бегству приговор будет приведён в исполнение незамедлительно.
— Годится, — подумав, кивнул Зарецкий. — На все допросы с моим участием будет допущен Верховский и те, кого он сочтёт нужным подключить к делу. Мои рекомендации вы учтёте при подготовке боевых операций. Во время самих операций я получу свободу принятия решений в рамках, которые вы указали ранее.
Викентьев вспыхнул; его бледное лицо пошло пунцовыми пятнами.
— Вы ставите мне условия?
— Ставлю, — нагло заявил Ярослав. — Вы не дослушали. Последнее: присутствующая здесь Ирина Шаповалова ни при каких обстоятельствах не может быть приведена к следственной присяге, вызвана на допрос либо в любой иной форме принуждена к даче показаний. Теперь всё.
Безопасник обжёг Иру неприязненным взглядом.
— Чем вызвано последнее… условие?
— Принимаете или нет?
Викентьев нервно облизнул губы. Ему не хотелось выпускать добычу, даже такую незначительную. Он всё ещё мог сорваться, пойти на принцип, проверить на прочность угрозы Зарецкого — очевидно безосновательные, но откуда безопаснику это знать? Он видит перед собой загнанного в угол нелегала, которому нечего терять. Он вряд ли что-нибудь пронюхал о клятвах. Он хочет жить и строить карьеру, а не умирать героем при исполнении.
Он не откажется.
— Хорошо, — нехотя процедил Викентьев, не спуская с Иры пристального взгляда. — Но девушка даст клятву о неразглашении. В интересах сохранения секретности. До завершения дела.
— Это можно. Не забудьте исключить из формулировки тех, кто допущен к материалам дела.
— Будьте уверены, — хищно осклабился Викентьев.
Ира клялась первой. Короткая, простая формулировка, накрепко затыкавшая ей рот чёрт знает на какой срок. Понятно, с чего так бесится Викентьев: близок локоть, а не укусишь; притащить её в пыточную или хотя бы в свой кабинет и силой добыть хоть слово он теперь не сможет. Постное лицо безопасника так и просило звонкой оплеухи. Хотелось оттолкнуть Викентьева, ударить по пальцам, вцепившимся теперь в запястье Ярослава, накричать, послать к лешему вместе с его косными законами… Нашёлся вершитель судеб! Сам пусть ловит по двум мирам всю эту банду! Ира закусила губу, чтобы не отпустить на волю рвущиеся с языка слова. Она сделает только хуже. Нельзя поддаваться эмоциям.
— По машинам, — скомандовал Викентьев — кажется, с облегчением. Патрульные перегруппировались; один из них без деликатности взял Иру под руку, оттащил в сторону. — Девушку — до ближайшего поста, пусть организуют трансфер в Москву. Нелегалом займусь сам.
— Слава! — отчаянно крикнула Ира, рванувшись из цепких лап безопасника. Она малодушно надеялась на ободряющую улыбку, хотя бы на спокойный взгляд, который подарил бы ей призрак надежды на то, что всё под контролем.
Зарецкий не обернулся на её голос.
Её конвоировали двое патрульных; и то слишком большая честь для бесполезной слабенькой ведьмы. Лес сменился затянутым темнотой диким полем; у полузаброшенного просёлка ждали три служебные машины. Иру усадили на заднее сидение тесного седана, туда же втиснулся один из сопровождающих. Они не стали ждать остальных. Ковыляя в глубоких колеях и то и дело чиркая днищем о колдобины, машина поползла прочь. Вместе с лесополосами, редкими одноэтажными домиками, линиями электропередач мимо проносились бесполезные, никому не нужные минуты. Светало; когда машина притормозила у приземистого серого здания, похожего на коробку, над горизонтом уже показалось солнце. Кажется, было холодно. Наверное, вчера здесь был дождь.
— Заходите, — безопасник с силой дёрнул на себя обшитую фанерой дверь. — Давайте-давайте, простынете ещё…
Ира послушно переступила высокий порожек. Её отвели в тесный кабинетик, где обитала полная светловолосая женщина с лейтенантскими погонами на форменной рубашке. При виде непрошенной гостьи она округлила жирно обведённые чёрным глаза и принялась выбираться из-за стола.
— Вот, Тамар, принимай, — неловко хохотнул один из конвоиров. — Велено в Москву переправить.
— Так электрички ж не ходят ещё, — растерянно заметила женщина и бросила взгляд на настенные часы. Стрелки показывали пятый час утра.
— Ну, там уж сама смотри, — махнул рукой безопасник. — Пойдём мы, смену сдавать надо.
— Ох ты ж, — Тамара, как её по отчеству, щёлкнула кнопкой на электрическом чайнике и подвинула к Ире свой стул. — Вы садитесь, садитесь… Замёрзли небось? На улице холодюка собачья, мужики разве ж поймут…
— Спасибо.
Не хотелось её обижать. Ира уселась на краешек неудобного стула, зачем-то взяла в руки пустую пока чашку, из которой свисал картонный ярлычок чайного пакетика. Урчал нутром брошенный без присмотра компьютер, сердито клокотал чайник, лейтенантша что-то безостановочно говорила. Ира кивала невпопад. Да, жаль, что первая электричка только через два часа. Да, билеты надо сохранить и потом передать в канцелярию для возмещения. Да, на вокзале следует взять такси… Чай оказался слишком крепким и совсем не сладким. Ире было всё равно.
— Слушайте, ну вы ж замёрзнете, — попеняла ей сердобольная Тамара. — Давайте я вам запасную форму дам, а? Вы потом мне почтой вернёте, прям сюда, в наш пункт. Я вам телефончик оставлю…
Телефон. Надо позвонить. Бабушке, Оле. Маме с папой. Она почти месяц мечтала прижать к уху трубку, услышать сквозь мембрану знакомые голоса.
— Можно я позвоню? — Ира кивком указала на стоявший на столе аппарат. — Родственникам. Скажу, что всё в порядке.
Тамара на миг замялась.
— Вы знаете, это ж служебный. Возьмите вот мой лучше.
— Мне в другую область.
— А ничего, сейчас недорого, — женщина беззаботно отмахнулась и сунула Ире в руки потрёпанный пожилой мобильник. — Вы звоните пока, а я до раздевалки добегу, ага?
Ира уставилась на незнакомый экран. Она помнила наизусть три номера — свой и родительские. Но её телефон остался в Ягодном; может быть, бабушка разберётся, как ответить на звонок… В динамике потянулись долгие равнодушные гудки.
— Алло! Алло! — встревоженно заохала в трубку бабушка. Ира выругала себя за бестолковость: додумалась звонить ни свет ни заря с неизвестного номера! — Кто это? Алло! Говорите!
— Ба, это я, — через силу выдавила Ира. — Со мной всё в порядке. Извини, что разбудила…
Бабушка обрадованно ахнула.
— Иринушка! Где ты? Тебе, может, помощь нужна?
— Нет, ба, ничего не нужно. Я к десяти дома буду уже. Потом… может… как-нибудь за вещами заеду…
— Внученька, что с тобой? — спросила бабушка ласково и тревожно.
— Всё хорошо, ба, — стараясь совладать с голосом, отозвалась Ира. — Я жива-здорова. Извини, что заставила волноваться…
Она мельком глянула в угол чужого монитора. Четвёртое июля. Здесь прошла всего лишь неделя. За это время, наверное, никто и почесаться не успел…
— Вы… вы маме не говорили? — осторожно спросила Ира. — Ну… что меня нет…
— Не говорили, Иринушка, — вздохнула бабушка. — Решили — зачем волновать…
Она лукавила. Были ещё причины, наверняка связанные с чьими-нибудь распоряжениями. Иначе бабушка непременно привлекла бы к делу дочь с её московскими знакомствами… Что ж, как бы то ни было, мама ничего не знает и спокойно досматривает десятый сон. Вот и прекрасно. Вот и хорошо…
— Ну всё, ба, а то я с чужого звоню, — наигранно весело сказала Ира. — Оле передавай привет.
— Конечно, внученька, конечно. Ты держись, духом не падай…
Телефон коротко пискнул и замолк. В навалившейся тишине стрелки часов щёлкали оглушительно и безжалостно. В крохотной комнатушке провинциального участкового пункта магбезопасности уютно горела жёлтым светом потолочная лампа, за окном понемногу оживал незнакомый городок. Вернулась лейтенантша с ворохом казённой одежды; пришлось примерять слишком большие в талии штаны, снимать с куртки Тамарины нашивки и знаки отличия, рассыпаться в неискренних благодарностях. Из блёклого отражения в оконном стекле на Иру взглянула безмерно уставшая благообразная дачница, может быть, с полицейским прошлым, но абсолютно точно никак не связанная ни с какими страшными тайнами.
Всё осталось позади.