Я поспешно села и отвернулась, проворчав:
— Чего уставился?
Голос ещё немного подрагивал после рыданий, и это плохо: нельзя показывать Равианикиэлю своё состояние. Я скривила губы в сардонической улыбке, подловив себя на этой мысли. Что толку сейчас прятаться? Он и так всё прекрасно рассмотрел и понял.
— Интересно. Ты такая живая, переполненная нерастраченными эмоциями.
— И что с того?
— Эмоции и сильные чувства для источников — первейшее зло.
— Это ещё почему? — Я, против воли заинтересовавшись, медленно повернулась к спокойному, как языческий истукан, мальчишке.
— Они мешают контролю энергии. Учись контролировать свои порывы, иначе проблем не оберёшься.
— Тоже мне, новый учитель! Ты пришёл за долгом, так?
— Ну, предположим.
— Так забирай и проваливай на все четыре стороны.
— Это не вещь, которую можно передать другому. К тому же я передумал. Тебя пока ещё рано пробуждать. Зато в тебе есть то, что меня заинтересовало.
— Послушай, я не настроена…
Равианикиэль едва заметно пожал плечами и небрежно бросил:
— Тогда приходи, когда будешь в настроении. Поговорим.
— Тогда уж лучше сейчас, — решилась я. Пусть сразу скажет, чего ему от меня нужно, чем мучиться неизвестностью. — Только давай подыщем место, где нам никто не помешает.
— Это вполне подойдёт. Впрочем, есть одно получше.
Источник соскочил на землю, схватил меня за руку и потянул за собой с такой силой, что мне не оставалось ничего иного, кроме как следовать за ним. По моим ощущениям, мы двигались как-то не так. Слишком быстро для обычного бега, но это совершенно не похоже на смятие пространства, как в случае с Люцифэ. Движение Равианикиэля было таким же естественным, как дыхание ветра на морском берегу, хотя подчас таким же неуловимым.
Спустя стигн пять, мы достигли конечного пункта. Им оказалась опушка леса, почти вплотную подступившая к краю обрыва. Впереди, как на ладони, лежал целый мир: дикий, непознанный, прекрасный мир нетронутой природы. Блестели блюдца озёр, затерянные в ковре вековых пущ, змеились отражением неба полноводные реки, вздымались буграми редкие холмы, далеко-далеко переходящие в укутанные снеговыми пуховиками горы.
У меня перехватило дыхание от увиденного, а на глаза навернулись слёзы. Я порывисто обернулась к Равианикиэлю и хотела поблагодарить его, но слова замерли в горле, не решаясь разбить эту звенящую тишину. Мальчишка же, увидев выражение моего лица, насмешливо хмыкнул и посоветовал:
— Ты ещё разрыдайся от умиления.
Весь мой восторг разом поник и померк. И обязательно было всё вот так портить? Однако Равианикиэль не обратил на моё внезапно помрачневшее лицо ровным счётом никакого внимания. Он потянул меня вниз, заставляя опуститься рядом с ним на траву прямо на краю обрыва.
— У нас как раз есть немного времени. Скоро ты узришь истинный триумф природы.
Так мы и сидели, не глядя друг на друга. Я всё ещё дулась за грубость мальчишки и испорченный момент восхищения. Равианикиэль просто молчал, с безмятежным видом глядя на раскинувшуюся внизу долину. Я тоже вскоре приступила к её более детальному изучению. Казалось, этот остров изумрудной зелени заключён в огромные ладони гор и лишь с нашей стороны земля будто приподнялась в мощном вдохе, да так и застыла, не смея сделать выдох и нарушить зыбкое равновесие.
— Это неповторимый уголок планеты, о котором вряд ли кто знает, — внезапно глухим голосом заговорил Равианикиэль. Я от неожиданности аж вздрогнула всем телом. Уж не померещился ли мне его голос? — Там встречаются редчайшие представители флоры и фауны, неизвестные на остальной территории. Природа и горы здесь необычайно богаты редкими минералами и другими интересными ископаемыми. Это, в свою очередь, сильно воздействует на тонкие уровни планеты. Странно, правда? Именно в этой долине находятся врата в Бездну, но существа с той стороны почти никогда не пользуются этим путём.
— А почему?
— Кто ж их знает? Может, ключ не всякому даётся. Бездна — это противоестественное, искусственно созданное место. Мироздание не слишком-то снисходительно относится к подобным очагам.
— Откуда ты знаешь про врата?
— Оттуда. Ты слепа, как новорожденная мантикора. К чему природе говорить о радуге со слепцом, который даже не в состоянии представить, что такое цвет? Ты услышишь её голос не раньше, чем прозреешь.
Я насупилась, задетая его пренебрежением, и со скрытой враждебностью поинтересовалась:
— Считаешь себя знатоком природы? Тогда какой у неё голос?
— Голос? — удивился Равианикиэль моему вопросу. — Нет, ты не проста слепа, но вдобавок ещё и глуха. У природы нет своего голоса. Это целый оркестр, способный свести с ума своим многоголосием. Это сотни, тысячи переплетённых звуков, чаяний, стремлений. Это вековая мудрость и мимолётная стремительность, доверчивость, а порой даже озлобленность. Природа многогранна, как и всё живое в этом мире. Смотри, сейчас оно начнётся.
Я до рези в глазах всматривалась в прекрасный, как картинка, пейзаж, но ничего не видела. Наконец, мне надоело. Я подумала, что Равианикиэль в очередной раз решил надо мной поиздеваться. Разочарованная, я подняла глаза и окаменела, боясь спугнуть ЧУДО.
Никогда ещё закат не казался мне настолько прекрасным, величественным, захватывающим и подчиняющим каждую клеточку организма, каждую, даже малейшую, мысль. Я смотрела, ловя переливы цветов и оттенков. Мне даже показалось, что я и вправду слышу эту разноголосую музыку, о которой говорил источник. Зачарованная зрелищем, я не смела шелохнуться, даже когда всё закончилось и нас поглотил сумрак.
— Платок дать? — насмешливый, такой несвоевременный голос Равианикиэля разбил очарование внутреннего созерцания, когда я вновь, раз за разом, переживала эту бурю красок и отклик своих эмоций.
— Что?
— Платок, спрашиваю, дать? Нюни распустила. Хотя чего ещё можно ожидать от экзальтированной девчонки?
— Ничего подобного! — огрызнулась я. Зачем он влез и испортил всё впечатление? Теперь умиротворение и все те светлые эмоции сменились пошлым раздражением. Зачем показывать всю эту красоту, а затем насмехаться?
А Равианикиэль уже лежал, растянувшись на траве, и смотрел в тёмное небо, где зажигались одна за другой крохотные звёздочки.
— Что ты намерена делать в жизни?
— То есть? — растерялась я.
Этот мальчишка прыгает с темы на тему, как бешеный кузнечик, абсолютно сбивая с толку очередным вопросом или комментарием.
— Собираешься вместе со всеми возвращаться в Город?
— Конечно. Я намерена закончить Академию и работать в одной из команд…
— И ты веришь в возможность подобных бредовых планов? — неподдельно изумился источник и заливисто расхохотался. Меня будто невидимой мягкой волной накрыло.
— Не вижу ничего неосуществимого!
— Я уже говорил, что ты слепа. Зато окружающие прекрасно всё уже просчитали. Тебе не дадут закончить Академию. Ещё пару сианов — и ты начнёшь входить в силу. Необученный источник — какая прелесть! — довольно мурлыкнул мальчишка. — Люцифэ пойдёт на всё, чтобы оставить тебя при себе и, по возможности укрепить удерживающий тебя поводок. Ведь ты — ключ его свободы, о которой он столько бредил. Варан предпочтёт избавиться от опасных брожений в среде учеников, сбагрив тебя в руки властей Города. Арион и Гроссер — тёмные драконы, только начинающие понимать, с чем они столкнулись. Но вряд ли они согласятся так просто выпустить тебя из своих загребущих ручек. Оба амбициозны и с явными отпечатками тёмного прошлого на аурах.
— И как ты только дожил до такого возраста с подобным мировоззрением? Я бы давно уже удавилась от безысходности.
— До такого возраста… — эхом откликнулся Равианикиэль. — Сколько я уже живу, как ты полагаешь? — Источник повернул голову в мою сторону, и я физически ощутила жжение от его взгляда. Захотелось передёрнуть плечами или, на худой конец, хоть немного отодвинуться.