Жюльен бросил на нее растерянный взгляд и скорчился на кровати.
— Если вы будете все время так себя мучить, у вас круги под глазами появятся.
Жюльен скорчился еще сильнее.
— Надо как-то облегчить ваше состояние, месье Жюльен! Сейчас я вам сделаю холодный компресс.
Она поставила поднос на пол, взяла лежавшую на нем салфетку и графин с водой и, не развернув ее, намочила водой. Жюльен молча следил за Матильдой расширенными от изумления глазами.
Три ночи подряд он видел ее во сне! Это был один и тот же сон. Он видел ягодицы Матильды такими, какими увидел их позавчера утром, когда служанка нагнулась за тряпкой. Две поблескивающие от пота беломраморные ротонды, два храма богам-близнецам Туда и Обратно.
У двух зданий были одни пропилеи, утопающие в буйной темной растительности, которую Жюльен увидел лишь на миг, перед тем как Матильда выпрямилась. И с тех пор он предавался мечтам. Он мечтал войти в это святилище, он бы бросился туда очертя голову, если бы мог. Там он впал бы в забытье, словно мистик, созерцающий Божественную Сущность. Но сейчас ему было страшно! Хотя Матильда ободряюще улыбалась. Компресс сразу поможет, уверяла она. А если нет, надо будет попробовать что-нибудь другое. Жюльен охотно верил ей. У него не было ни малейшего желания вступать в спор. Ему хотелось только одного: чтобы Матильда ушла. Тогда он смог бы представить ее себе с этим компрессом. Мягким движением она отстранила бы его руки, которые он держал прижатыми к животу, развязала бы шнурок на пижамных штанах. Может быть, даже спустила бы их до полу. Она осторожно высвободила бы то, что Жюльен крепко сжимал между ногами. И наложила бы компресс.
При этом несколько капель воды, конечно, упали бы ей на платье. И ей пришлось бы снять его. А затем она села бы на кровать рядом с Жюльеном: так удобнее. Все это происходило не во сне, а наяву, ибо Матильда не выходила из комнаты. Теперь она извинялась за то, что на ней нет такого красивого белья, какое носят дамы, и снимала трусики. Но действительность отличалась от сна: когда то, что Жюльен едва успел вообразить, сразу же сбылось, он разволновался так, что компресс оказался уже не нужен.
— Да вы совсем перепугались! — заметила пышнотелая брюнетка.
«Пожалуй, тут потребуется не холодный, а горячий компресс», — подумала она.
— Что вы делаете? — воскликнул Жюльен.
Матильда уже не могла ответить на этот вопрос: Жюльен увидел, как она утвердительно кивает головой, но не сразу догадался, что она вовсе не расположена поддерживать разговор.
Матильда кивала головой у него между ног с такой убедительностью, что очень скоро добилась полного согласия со стороны партнера.
А партнер теперь двигался в том же ритме, что и Матильда, и постанывал от блаженства. Встав, Матильда отступила на шаг, чтобы оценить результаты своих усилий. Жюльен открыл глаза: он испугался, что Матильда бросит его на этом сладостном пути. Но у служанки были заготовлены для него и другие радости.
Тем временем в столовой все отужинали. Шарль решил проявить милосердие и простить инцидент с лягушками.
— Милый Шарль, — сказала Аньес, — у вас золотое сердце! Сейчас я пойду к нашим сорванцам и скажу им, что вы за них заступились и они теперь могут присоединиться к нам в гостиной.
На губах Шарля появилась растроганная, великодушная и довольная улыбка, а Аньес встала и направилась в комнату Жюльена.
Матильда перевернулась на спину, закрыв глаза, приоткрыв рот. У Жюльена захватило дух при виде изобильной белоснежной плоти, распростертой на его постели. Это была его первая встреча с бесконечностью! Он замер на месте, скованный желанием раствориться, затеряться в этой несравненной наготе, — но каким образом? В самом средоточии этой белизны пышная черная растительность расступалась, открывая нежный розоватый овал, где выступила прозрачная капелька. Жюльен увидел, как эта капелька едва приметно дрогнула, а затем медленно скатилась вниз и исчезла в складках плоти. Казалось, Матильда забыла про молодого человека и целиком ушла в себя, с наслаждением отдаваясь собственной наготе.
Обе ее руки легли на темные заросли. Указательный и средний пальцы одной раздвинули дивные лепестки, между которыми Жюльен увидел набухающий пестик, весь покрытый росой. Указательный палец другой руки проник в сердцевину орхидеи и ненадолго исчез, а затем появился снова, залитый прозрачным желе.
Миг спустя палец снова исчез и снова появился, а затем опять исчез, и движение его все более ускорялось.
Казалось, Матильда стала невесомой, ее живот приподнялся, все тело от плеч до пят изогнулось, как лук стрелка. Палец все еще двигался, послышалось слабое журчание, и Жюльен увидел, как между ног служанки обильно потекла жидкость, от которой черная шерсть завилась блестящими колечками.
Внезапно левая рука Матильды покинула чудотворный источник, правая же не прекращала омовений, в то время как уста молодой служанки возносили благодарственные молитвы. Какое-то мгновение свободная рука блуждала в воздухе, словно растерявшись от избытка чувств. Затем она опустилась на голову Жюльена и вцепилась ему в волосы с такой силой, что у него вырвался крик боли. Через секунду его подбородок, рот и нос покоились, купались, плыли, тонули — как описать это ощущение? — в горячей лагуне бесконечного желания.
— Лижи меня! Соси меня! — стонала Матильда.
— Ах! — воскликнула Аньес: она постучалась в дверь и, не дождавшись ответа, вошла.
Бедная мать двоих детей (взрослой девушки и уже большого мальчика, если вы забыли) застыла посреди комнаты, раскрыв рот, выпучив глаза, схватившись за неистово бьющееся сердце.
Жюльен и Матильда услышали крик Аньес. Лицо Жюльена увлажнилось от счастья его партнерши, он увидел приближающуюся мать словно сквозь слезы, не успел увернуться и получил звонкую пощечину.
Обольстительно нагая Матильда превратилась в комок, испуганно сжавшийся в изголовье кровати, у стены, которая никак не желала раздвинуться. Аньес обратилась к комку со следующими словами:
— Вон из этого дома, голубушка! Забирайте ваше тряпье, и чтоб мы вас больше не видели!
Помимо прочих наказаний Жюльену было запрещено покидать свою комнату в течение всего дня. Исполнение приговора доверили месье Лакруа. Матильду рассчитали, месье Лакруа привез ее на станцию и вместе с маленьким фибровым чемоданом определил в купе третьего класса. Пусть недостойная кухарка дает пробовать свои соусы где-нибудь еще!
Месье Лакруа поручили также в присутствии всех домашних дать Жюльену двадцать ударов ремнем — в назидание.
Тетя Адель заступилась за мальчика. Она всегда за него заступалась. Эдуар в глубине души был доволен сыном. Он без удивления отметил, что мальчик — весь в родню, и, как мудрый отец семейства, решил в следующий раз взять Жюльена с собой в Париж. Там он поведет его в один знакомый ему дом, полный благосклонных красавиц. А сейчас надо проявить строгость. Замять скандал! И Жюльен получил свои двадцать ударов.
На следующий день, ближе к вечеру, когда Жюльен, лежа на животе, размышлял о непрочности счастья, Пуна осторожно открыла дверь к нему в комнату.
Жюльен услышал, как она вошла. Он повернул к ней голову — больше он ничего не мог повернуть — и вымученно улыбнулся. Видно было, что он страдает. Пуна взяла стул и села у кровати.
— Пожалуйста, покажи ягодицы!
— Тебе обязательно надо их видеть? — пробурчал Жюльен.
— Я только на секунду взгляну!
— А потом ты от меня отстанешь?
— Честное слово! — просияла Пуна.
Не меняя позы, Жюльен спустил пижамные штаны, и стали видны его ягодицы, изборожденные красными полосами.
— Ух ты, больно, наверно, было! — сказала Пуна. У нее захватило дух от восхищения. Ей бы не хотелось получить двадцать ударов ремнем, однако следует признать, что большие страдания, жестокие кары ставят человека в центр внимания!
Жюльен приподнялся на локтях и взглянул на кузину. Он вдруг напустил на себя вид много испытавшего человека.
— Ну, как тебе сказать! Скорее это морально тяжело.
— Но все-таки! Это же больно!
И тут вошла тетя Адель. Она принесла большой тюбик с мазью. Пуна встала, уступая ей место. Жюльен стыдливо натянул штаны.
— Нет! Не двигайся! — сказала тетя Адель, усаживаясь рядом.
Она выдавила немножко мази и кончиками пальцев стала массировать правую ягодицу Жюльена. Мальчик выгнулся на локтях с гримасой боли.
— Чуточку жжет, — признала тетя Адель, — но зато тебе станет лучше.
Жюльен хмыкнул в знак согласия, а тетя Адель с задумчивым видом принялась за его левую ягодицу.
— Тебя так сильно интересуют женщины?