Засыпая после отбоя, когда Хомяк наконец затихал, Вал задумывался, почему его забросило именно к Кадзуо. Он погружался в свои и чужие воспоминания, пытаясь понять, почему некая сила связала наёмника Валентина Соболева и Фудзивара.
Валентин родился в начале девяностых годов, когда Советский Союз отошел в мир иной, а свобода во всех ее проявлениях затопила просторы Российской Федерации. Папа и мама дневали и ночевали на работе, но денег все равно не хватало. Зарплаты то задерживали, то выплачивали товаром, зачастую весьма странным: отцу как-то выдали кучу посуды, полученной по бартеру. И бабуля, до этого преподававшая русскую словесность в школе, встала за рыночный прилавок реализовывать это богатство.
Вопрос о финансах в семье Фудзивара стоял не так остро, хотя клан богатым отнюдь не был. Главой был дедушка, Тэрумаса. Как и предки, он был военным. Когда здоровье начало его подводить, Тэрумаса возглавил кадетскую школу. Ту самую, где учился теперь Кадзуо. Правда, сейчас у школы был другой начальник, дедушка лет десять назад ушел на заслуженную пенсию.
Отец Кадзуо — Нагахидэ — был единственным сыном Тэрумаса, так что нынешний юный Фудзивара был последней надеждой древнего рода. Как и все представители клана, Нагахидэ с отличием окончил кадетскую школу, поступил в Военную академию и был там в первой пятерке выпускников.
* * *
Вал вздохнул, выныривая из чужого прошлого. Он сам имел счастье поучиться в военном университете, но был первым в своей семье, кто выбрал такую карьеру. Соболев был любимчиком физрука в школе, тот и надоумил парнишку поступать в военное училище. Затем в школу пришел Вовка Лисин, вот его отец был полковником. И после школы поехали друзья-приятели поступать в военный универ. Увы, закончить его Валу не удалось: сказалась его привычка решать споры кулаками. Мордобой с сынком одного из профессоров стал поводом для отчисления. И армия приняла Соболева в свои объятия. Там-то он и столкнулся с Димоном, который привел Валька в интересную компанию, что оказывала всякие нетривиальные услуги в полном боевом оснащении.
Вал почувствовал эмоции своего соседа по телесной оболочке. В очередной раз матюгнулся. Уж очень странным было это ощущение.
— Ладно, давай свою историю дальше рассказывай! Все-таки я тоже теперь Фудзивара, — хмыкнул он.
Отец… Вал ощутил целую палитру чувств, охвативших его «половинку». Отношения с папенькой явно были непростыми. Собственные воспоминания Кадзуо переплетались с тем, что ему рассказывали об отце и заметками из дневника мамы.
Было непросто разобраться в том сумбуре, которым спешил поделиться мальчишка. Словно прорвало плотину, и все накопленное вывалилось бурным потоком на Вала.
Папуля Нагахидэ был гордостью семьи и наставников, душой любой компании и завидным женихом. Но долгое время молодой офицер предпочитал необременительные связи. Он обожал конкурсы и соревнования, часто в них вполне успешно участвовал. А в свободное время ходил смотреть бокс и бои да зависал в барах.
«Классный парень! Мы бы с ним спелись!» — подумалось Валу.
На книги Нагахидэ времени не тратил, если только по делу было очень нужно. Вот и пошутила над ним судьба: девица Кумико, которую он увидел в гостях у коллеги, буквально околдовала его. Красавица была выпускницей Института благородных девиц и без чтения свою жизнь не представляла.
Нагахидэ это знакомство огрело как обухом, и тот вывернулся наизнанку, дабы заполучить предмет страсти. Упорство и труд… романтичная дева подарила свою благосклонность бравому воину.
Брак заключили по всем правилам. Тэрумаса благословил пару, хотя семья девушки была очень простой. Вспомнив бабушку-филолога да своих курсовых офицеров в универе и боевых товарищей, Вал легко смог представить себе, насколько разными были молодые супруги. Вот уж поистине «мужчины с Марса, женщины — с Венеры».
Рождение сына стало огромной радостью не только для родителей, но и для сурового деда, который как раз и руководил школой на Кюсю. Он сразу забронировал там место для первого внука. Первого и единственного, как оказалось.
Нагахидэ не особо занимался ребёнком, хотя гордился почетным званием отца. Он все так же много времени проводил на службе и в командировках в горячие точки, и маменька, предоставленная сама себе, воспитала крошку-Суслика на свой лад.
Первую ссору родителей Кадзуо хорошо запомнил. Ему было шесть. При поступлении в подготовительную школу юного Фудзивара определили в академический класс. Физические нормативы он сдать не смог, зато привел в полный восторг словесников и музыкального руководителя. Мальчишке тут же предложили место в школе искусств. Папу такое положение дел не обрадовало. Он потребовал, чтобы ребенку срочно наняли спортивного тренера, и снова отбыл с важной миссией. А мама Кумико предпочла водить сына на танцы и лёгкую атлетику, где сэнсэи, не впечатленные успехами и прилежанием мальчика, просто махнули на него рукой и позволяли тому вдоволь намечтаться, а сами тратили время на более трудолюбивых и талантливых учеников. Кое-какие успехи в танцах и беге, всё же, у Кадзуо были, но он предпочитал их не демонстрировать, справедливо полагая, что тут-то им и займутся всерьёз — и прощай относительная свобода.
Разумеется, спортивные экзамены в подготовительный класс Кадетской школы Суслик провалил с треском, но набрал абсолютный максимум по гуманитарным наукам. В любом случае, Фудзивара Кадзуо, памятуя о доблестном бывшем начальнике школы, зачислили в класс штабистов.
Но информация о неоднозначных результатах внучка дошла до деда, который наслаждался заслуженной пенсией. И Тэрумаса устроил подлинный «Сталинград» Нагахидэ, чтоб тот наконец взял воспитание наследника клана в свои руки.
Это вызвало вторую и куда более серьезную ссору родителей. О ней Кадзуо узнал уже потом, из дневника матери, найденного им в тайном ящике письменного стола.
Кумико была отстранена от обучения сына. И ни слезы, ни шантаж, что иначе она вернется к родителям, не смогли сломить традицию Фудзивара: Суслик отбыл в закрытую кадетскую школу, хотя молил все известных ему богов, чтобы папа позволил ему остаться дома. В школу родители приезжали по очереди, с тех пор сын не видел их вместе до ноября.
Суслик тем временем чуть пообтесался в классе, смирился с режимом и продемонстрировал академические успехи. Именно осенью он подружился с крошкой-Хомячком, привезенным в школу в октябре, хотя учебный год начался в апреле.
В тот дождливый, осенний день, который стал последней встречей Кадзуо с матерью, супруги Фудзивара выглядели счастливыми и довольными, особенно отец. Он действительно очень любил свою Кумико.
Последняя запись в мамином дневнике как раз и относилась к этому посещению школы и романтическим выходным по возвращении домой.
Нагахидэ отбыл в очередную командировку.
А по приезду в город в декабре обнаружил пустой дом. В холодильнике лежали чуть подпортившиеся продукты. Все вещи были на своих местах. В спальне он увидел лишь разобранную для сна кровать и сборник стихов на ней. Кумико будто отошла в ванную в душ перед сном… и исчезла.
Нагахидэ обзвонил всех знакомых и родственников. Затем вызвал полицию. Но официальные поиски ничего не дали. Был нанят частный детектив. Папа был в отчаянии, он даже продолжил вести дневник своей пропавшей супруги.
Но погрузиться в семейные дела ему не позволило служебное положение. Нагахидэ не мог отказаться от командировки. Уезжал он с тяжёлым сердцем. Все помыслы все равно крутились вокруг жены. Даже в самый разгар ссоры он не переставал любить свою «тургеневскую девушку».
Дальнейшие события отец записал на оставшихся страницах дневника Кумико. Благодаря уникальной памяти Кадзуо Вал буквально увидел эти страницы.
Очередная миссия в «демилитаризованной зоне». Геологи нашли месторождение вольфрама, но, к сожалению, это были не японские геологи. И не японская земля. И Фудзивара получил приказ занять указанную территорию во главе отряда «особого назначения».
Конкуренты не спешили уступать, тем более что статус земли был не определён. Уже не раз протягивал к месторождению жадные лапки Китай, но удержать не удавалось. Теперь в заварушку решила вмешаться Японская империя. Официально, столкновения там не считались военными действиями. А потому в демилитаризованной зоне бодро бились спецотряды самых разных держав, которые на высоком уровне оставались нейтральными.
Ничего необычного. Очередная спецоперация в интересах родины. Фудзивара был одним из самых удачливых офицеров, и успешно выполнял задания с минимальными потерями. Но в этот раз всё пошло наперекосяк. Территория в очередной раз была занята китайцами, при этом вооружение им явно поставил кто-то из западных инвесторов разработки месторождения.
Вал зацепился за фамилию Кагосима, заместителя Нагахидэ. Удивительно, но Кадзуо, который после смерти отца читал записи обоих родителей и был весьма близко знаком с Хорьком, никак не сопоставил имена. Все-таки Суслик был странным созданием.
Вал ухмыльнулся. Как же далек малыш Кадзуо от реальности, если не понимал, что все столкновения с Хорьком — это не просто обычная для многих школ нелюбовь к ботаникам.
Истинную причину следовало искать в воспоминаниях Нагахидэ о боевых действиях. В своё время Суслик бегло проглядел их, не вчитываясь в суть. Они просто казались ему ужасными, отвратительными и непонятными, поэтому он пропускал все подобные записи. Вместе с Валентином они нашли строчку о том, как Нагахидэ потерял целую группу из пяти добровольцев под командованием Кагосима Кацу. Группа должна была выполнить диверсию, и это ей удалось. А вот выбраться живыми — нет. Именно поэтому она состояла только из добровольцев. Но Нагахидэ всё равно тяготил тот факт, что он послал своих людей на верную смерть.
Ещё Валу показалось очень странным происшествие с Кумико. После окончания школы следовало бы заняться этим вопросом. Нередко бывает, что подобные дела раскрываются именно спустя несколько лет.
«Ох, ты Господи!» Валентин ощутил стыд мальчишки: тот был гораздо сильнее привязан к матери, чем отцу. И даже задумывался о том, не стал ли отец причиной пропажи матери.
В первое лето без мамы Кадзуо обнаружил в кабинете отца тот самый дневник, но едва успел заглянуть в него. Тетрадь отобрали и спрятали под замок, а на голову мальчишки обрушилась отборная ругань. Ничего подобного сын не слышал до тех пор.
Однако в итоге Суслик отбросил подозрения. После смерти отца среди прочих бумаг он обнаружил донесения нанятых детективов. Это был целый архив. На расследования Нагахидэ потратил большую часть семейных сбережений, оставив после себя весьма скудное наследство.
Ретроспектива:
Кагосима Сёго сидел в столовой, когда кто-то из младшекурсников принес ему срочную почту с КПП. В отправителях значилось военное ведомство, так что, вероятно, ничего срочного. Сёго засунул пакет себе за пазуху и решил открыть его вечером, когда закончит более важные дела.
Во время сампо Оути Ёсио подошел к Сёго.
— Сёго-сама, позвольте принести мне свои глубочайшие соболезнования!
Сёго нахмурился и вспомнил, что за конверт он положил к себе во внутренний карман. Ксо! Надо было его прочитать раньше. Ни в коем случае нельзя терять лицо и показывать подчиненным что он не в курсе важных событий.
Сёго нахмурился и сделал подобающий вид при получении соболезнования и кратко кивнул. Но проклятый Оути не уходил, и по его лицу было видно, что он жаждет сообщить ещё какую-то очень важную новость!
— Говори, Ёсио-кун. К сожалению, у меня мало времени, необходимо связаться с кланом.
— О! Кагосима-сан очень прозорлив! У меня есть информациях, что гибель вашего отца связана с некоторой, скажем так, некомпетентностью Фудзивара-сан, в подчинение которого он был.
Внутри у Сёго разгорелся огонь ярости и печали. Но он постарался не показать это лицом или движением.
— Благодарю за важную информацию, Ёсио-кун, я запомню это.
Внутри Сёго скрежетал зубами на ублюдка. Ведь видел, что Сёго ещё не успел прочесть сообщение, полученное в столовой. Специально выбрал момент, что бы он потерял лицо. Расплакался, зарыдал — повел себя недостойно звания наследника древнего рода Кагосима. Не дождётесь, Оути!
Посчитав нормы приличия выполненными, Сёго развернулся и пошёл в сторону своей комнаты в общежитии. Ему надо было выпустить пар и побыть одному.
Войдя в комнату, он тщательно ее запер подставил под дверь стул, чтобы никто не увидел его слёз, занавесил шторы и включил настольную лампу. Затем сел и преувеличенно медленно открыл специальным ножом конверт. В нём была похоронка.
«Сообщаем вам… что Кагосима Кацу… погиб… при выполнении боевого задания…»
В груди кадета словно взорвалась бомба. Он взвыл от переполнявшей его внезапной тоски и заплакал. Хотя отца Сёго и не знал хорошо — слишком был тот занят своей военной карьерой, все же он относился к нему как к самому близкому человеку, что у него был в жизни. После матери.
На следующее утро, Сёго был собран, как всегда, и никому не показывал, что он испытывает какие-либо эмоции, кроме официальных, от известий по смерти отца. Знавшие его или его клан кадеты так же официально-чопорно приносили свои соболезнования.
На обеде, когда попытался уединиться от своей группы, Оути Ёсио снова подсел к нему. Сёго взглянул на него с легко читаемой неприязнью, что уже было нарушением этикета, но Ёсио легко проигнорировал немое предупреждение. Его прямо распирало от новостей.
— Кагосима-сан, примите ещё раз мои офицальные соболезнования! — Сёго снова официально кивнул, как бы признавая слова Ёсио, но не желая продолжать разговор. Настырный Оути, тем не менее, заговорщически придвинулся к нему и почти шепотом сообщил:
— Вчера, после нашего разговора я видел, как Фудзивара имел разговор со своим отцом! И он до сих пор не принёс вам своих соболезнований, хотя уже вся школа знает о постигшей Вас и ваш клан трагедии! Кагосима Кацу-сан был восходящей звездой боевой магии! И так глупо погибнуть из-за некомпетентного приказа какого-то Фудзивара. — Ёсио с сожалением покачал головой.
«Да ты что, следишь за мной, что ли?!» — внутренне взвыл Сёго. «Тебе-то какое дело, кто мне принёс соболезнования, а кто не стал этого делать? Да девяносто процентов кадетов знать не знают про клановые дела! Это их вообще никак не касается. Хотя то, что Фудзивара даже в его сторону не взглянул — это надо запомнить!»
Весь день, и весь следующий день Сёго присматривался к ранее не интересовавшему его кадету — Фудзивара Кадзуо. Тот, действительно, и не думал обращать внимание на Кагосиму Сёго, хотя активно общался со своим единственным другом — Минамото. Что совсем не понравилось Сёго, так это то, что Минамото соизволил принести положенные слова соболезнования на следующий же день, как новость разошлась по кланам, а Фудзивара, даже продолжая общаться с ним и, наверняка зная об этом, даже особо не глядел в его сторону.
Оути продолжал подливать масло в костёр всю неделю, словно что-то задумав, и зачем-то желая втянуть в конфликт Кагосима и Фудзивара. Сёго сдерживался, следуя кодексу Бусидо, и мысли, что для мести всегда есть время — да и за что мстить Фудзивара Кадзуо, пока было не совсем понятно. За пренебрежение официальными процедурами?
Однако зерно неприязни было посеяно в благодатную почву и грозило перерасти в древо ненависти когда-либо. Теперь Кагосима и его группа чаще стали обращать внимание на Фудзивару и Минамото и мысленно фиксировать их поведение и странности.
Через некоторое время, когда закончился траур, Кагосима решил расценивать поведение Кадзуо как пренебрежение этикетом, и следовательно — завуалированное оскорбление лично ему, а также всему клану. Но формально придраться было не к чему.
Ещё стало понятно, что у Фудзивары и Минамото серьёзные покровители как внутри школы, так и снаружи, и нарываться на конфликт, не имея хорошего повода или плана, как избежать последствий или потери лица — не стоит. Необходимо выждать, и не связываться преждевременно с этой парочкой.
Примечания к главе 11
Сампо — самоподготовка. С 16:00 до 19:00