Составив план действий на ближайшее время, Валентин хотел выйти из душа и лечь спать, но вдруг увидел каплю крови на полу. Это была явно чужая кровь. В ушах начали стучать барабаны — грозные африканские там-тамы, обтянутые кожей убитых врагов, а в нос забрался запах болотной гнили. Перед глазами всё расплылось. Стало темно, а потом Вал понял, что снова проваливается в воспоминания Суслика.
***
Время шло, и наступил день инициации. Каким бы никчёмным не был Суслик, но он принадлежал к знатному роду. Ему предстояло стать магом, хотел он того или нет.
Не было никаких пышных церемоний — истощённый и обедневший род не мог позволить себе подобную роскошь.
Слуга разбудил его на рассвете.
— Отец ждёт вас, — сказал он и ушёл, не обращая внимания на вопросительный взгляд мальчика.
Суслик умылся, оделся, криво застегнув пуговицы на рубашке, и потащился к отцу. Со стен на него хмуро взирали портреты предков.
Отец стоял у окна, заложив руки за спину.
— Идём, — сказал он, тоже ничего не объясняя. — Время пришло.
Фудзивара Нагахидэ всегда говорил кратко и не славился сентиментальностью.
Суслик всегда старался обходить мрачное святилище стороной. Дух Дзигокудаю, покровитель рода Фудзивара, внушал ему ужас. От вида крови Суслик бледнел и едва не падал в обморок, стоило лишь порезать палец. О некромагической практике и возне с трупами не могло быть и речи. Мать всеми силами оттягивала день инициации, но не могла делать это вечно.
Отец привёл Суслика в святилище — тёмное помещение, с единственным источником света — окошком в потолке. Густая темнота по углам делала комнату бесконечной. Суслик вздрогнул.
— Давай, — велел старший Фудзивара.
— Что… мне нужно сделать? — робко промямлил Суслик.
— Просто прикоснись к нему. Этого достаточно.
Ребёнок пошёл вперёд. Там, под лучом света, пробивавшимся из полуразрушенной крыши святилища, стоял алтарь. Суслик в мельчайших подробностях видел висящее над ним сердце, древнее и ссохшееся, но всё ещё живое. Опасное. Вокруг него плясали всполохи ядовито-зелёного цвета.
Нужно лишь побороть свой страх, коснуться его. Сердце дарует наследнику клана Фудзивара великую силу.
Суслик несмело протянул руку, но тут же отдёрнул её. Дед как-то сказал ему, что прикосновение к сердцу Дзигокудаю может убить слабого и недостойного. Тогда Суслик счёл это обычной байкой, но сейчас уверенность у него поубавилось.
Он обернулся. Отец пристально смотрел на него. Отвертеться не получиться — если потребуется, отец применит силу, не задумываясь. Очередное разочарование в копилку.
— Великий царь Энма смотрит на тебя, Кадзуо.
«Ты надежда клана, Кадзуо. Ты должен быть достоин славы предков, Кадзуо»
Груз ответственности давил на плечи всё сильнее. Если Энма и правда следил за ним, то опозориться никак нельзя.
Суслик помедлил, глубоко вздохнул и схватил сердце Дзигокудаю, рассчитывая на быструю и безболезненную смерть.
В ушах зашумело. Суслик чувствовал сонливость и слабость. Ноги подкашивались. Но он не умер и даже не заблевал святилище.
Взгляд отца, обычно суровый, немного потеплел.
— Славно, славно.
Поддерживая Суслика за плечи, отец вывел его из святилища. Дав сыну отдышаться, он сказал:
— Смотри.
Отец провёл рукой над клумбой, и все растения увяли.
— Теперь попробуй сам, Кадзуо.
— Я не хочу убивать цветы, — слабо заупрямился Суслик.
Он крайне трепетно относился ко всему живому и горевал, случайно раздавив муравья.
— Ты забываешь, что у некромагии две стороны. Одна уничтожает, вторая исцеляет.
Ещё один жест — и растения вновь ожили.
— Видишь? Магия нашего рода не такая, как у Ходзё, она не предназначена для исцеления, но Фудзивара тоже кое-что умеют. Тебе придётся делать вещи и похуже уничтожения цветов. Привыкай.
— Но…
— Это не обсуждается, Кадзуо.
Как говорили спиритуалисты, Энма Дайо питал особый интерес к Фудзивара, и относился к ним не так безжалостно, как к прочим смертным. Причины этого интереса затерялись где-то в далёком прошлом и давно превратились в легенду.
— Спину прямо! Руки вдоль тела! Пальцы расслабь, никаких лишних движений!
Голос отца гремел как на плацу. Когда Суслик начинал его раздражать, что случалось нередко, он начинал говорить так, будто отдавал приказы подчинённым.
— Не могу… — промямлил Суслик. — А-а-а!
— Перестань ныть!
— Рука…
Суслика трясло от боли и перенапряжения.
— Прекрати дрожать! Ты не должен высовывать язык и кривляться. Прояви уважение к силам, которые несоизмеримо выше тебя. Почтение к Дзигокудаю — почтение к великому Энме, помни об этом.
Суслик постарался сосредоточиться и собрал все свои силы. Ещё одну вспышку отцовского гнева он не переживёт.
Сила неконтролируемым потоком хлынула из будущего мага, раздался хлопок и через несколько мгновений на землю рухнула незадачливая ворона. Цветы на грядке продолжали покачивать своими бутончиками на слабом ветру.
Отец лишь горестно вздохнул. Он давно привык к неудачам Суслика.
***
«Вот же срань господня!»
Суслик очнулся на полу в душевой. Весь кафель был забрызганы кровью, как будто здесь кого-то зарезали. Валентин точно знал, как это выглядит.
«Да, хорошо, что я в это время спать не лёг. А то пришлось бы объясняться с дежурным и отмазывать Хомяка, что это не он пытался меня убить,» — подумал Суслик.
Он попробовал сесть, но руки разъехались в кровавой луже, и Суслик снова растянулся на полу. С трудом приподнявшись, он повернул кран и начал поливать себя прохладной водой, скрючившись в душевом отделении. Кровь понемногу утекала в трубу, а Валентин стал уговаривать Суслика продемонстрировать ему какую-нибудь магию. Она никогда не нравилась малышу Кадзуо, но он согласился. И опять замер столбом.
«Магии больше нет» — ощутил Вал.
«Всё дело в покровителе! Он… Ты ведь видел! Это из-за тебя!» — Суслик тараторил в такт бешено стучащему сердцу.
«Ты видел эту кровь? Это не нормально. У нас есть покровитель. Есть магия. Просто мы её не понимаем.»
Суслик чуть успокоился и осторожно выбрался из душа, держась за стену. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в кровавую лужу. Надо было замыть всё это, но сил не осталось. Сперва любимая кровать, а уж завтра придётся проснуться раньше Хомячка и прибраться. Иначе он всем растрезвонит, что Суслик кого-то расчленил и съел.
***
Начальство академии было слегка озадачено тем фактом, что кадет Фудзивара ни с того ни с сего оказался в больнице. Конечно, в лазарет кадеты попадали часто, а некоторых выносили оттуда уже вперёд ногами — но это были экстраординарные случаи. Нездоровье же единственного наследника клана Фудзивара могло стать настоящей проблемой для руководства. Его дед, генерал Фудзивара Тэрумаса, вполне мог устроить разнос руководству, несмотря на свой почтенный возраст. Хотя старик и перешёл в неранговые маги, умений и навыков отнюдь не растерял, а до выхода в отставку у него был высокий АА класс. Посовещавшись, руководство решило начать негласное расследование, чтобы выяснить, по какой причине потомок почтенного, но обедневшего рода, оказался в лазарете. А заодно и обезопасить себя от возможного гнева старика Фудзивара.
Виновного довольно быстро нашли. Как потом говорили, устранение проблемы, принадлежащей к далеко не последнему клану Оути, стало результатом плотного сотрудничества с одним из курсантов. Вера в круговую поруку и военное братство слегка пошатнулась, но вопрос был решён, а это главное.
***
Пробуждение было не таким уж мучительным. Хотя многое оставалось странным, и порой закрадывались мысли о собственном безумии. Этим утром неожиданно прицепилась дурацкая песенка «Крошка моя, я по тебе скучаю». Вал все утро пытался от неё безуспешно отвязаться, пока отмывал душевую.
По пути в столовую он ловко направил Хомячка в объятия преподавателя словесности, ищущего жертву для выступления перед новыми членами клуба любителей поэзии, а сам двинулся в сторону лазарета.
«Где ж ты, моя повелительница клизм?»
Предмет тщаний где-то скрывался. Пришлось довольствоваться малым и жаловаться дежурному врачу — сухопарому офицеру лет пятидесяти — на кровопотерю и общую слабость.
В принципе, Суслик не особо симулировал. Физическая оболочка оказывала легкое сопротивление подселенцу, что сказывалось на общем самочувствии. Врач оказался профессионалом — пощупал пульс, измерил давление, посветил фонариком в глаза и без лишних вопросов немедленно возложил засиявшие зелёным светом ладони на приболевшего курсанта. Затем поставил Суслику капельницу с физраствором и дал проглотить несколько таблеток. Те немедленно вогнали ослабленное тело в сонливость, и Суслик с блаженной улыбкой растянулся на кушетке.
Проснувшись к вечеру, Сулик обнаружил, что он опять всё проспал! В медицинском кабинете сидели, чаёвничали, и душевно беседовали наглая хомячья морда и милая Ласка. Сердце забилось быстрее, и кровь снова прилила в голову. Суслик ни разу не испытывал столь противоречивых чувств. Хотелось одновременно кого-то убить, нарвать цветов и подарить букет, подраться с Хорьком, Хомяком и еще десятком курсантов, палить в небо из автомата, забиться под одеяло от смущения — последнее от весьма типичной физиологической реакции.
— Ара-ара! Фудзивара-кун изволил проснуться, как это замечательно! — заметила Ласка. Бархатистость и сексуальная хрипотца в её голосе ощущались почти физически.
Помощь пришла, откуда не ждали. Хомячок мгновенно переместился прямо поверх Суслика, кажется, применив при этом запретные магические техники. Залез на кровать с ногами и уперся тому в грудь кулачками.
— Яой! Уиии! — восторженно запищала Ласка, хлопая в ладоши.
«Отвали, я не такой!» — вопил внутренний голос из норки в голове, где недописанные сонеты и посвященные женщинам возвышенные самурайские хокку путались с возмущением и протестом, придавая стихам едва заметный налёт базарной ругани.
А Хомячок распалялся всё сильнее. Его лицо алело, а отсутствие любой растительности на щеках и подбородке, вкупе с большими оленьими глазами, делало его удивительно похожим на девушку-травести.
— Где же фотоаппарат?! — Ласке пришлось встать и изогнуться, чтобы добыть искомое с верхней полки. Ей частенько приходилась делать фотографии последствий инцидентов с курсантами, так что оборудование всегда было под рукой.
Случайный взгляд в ту сторону только усугубил физиологические реакции Сусликова тела, что, несколько позже, и обнаружил не в меру усидчивый Хомячок!
— Я так волновался за тебя, аники! Я чуть не расплакался, когда тебя искал по всей школе, — вопил он, тряся Суслика. — А если бы снова случилось страшное, и я не успел, как в тот раз?! Что бы я без тебя делал?! — Хомячок побледнел и приготовился заплакать.
Но тут он заметил, что случайно опёрся на какой-то странный бугор, выросший под одеялом. Пронзительно взвизгнув, Хомячок моментально спрыгнул с кровати Суслика — а вдруг у него перелом и это торчит обломок кости, которую он случайно сместил. НАДО БЫЛО ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ!
Руки Хомячка — медленно для него самого, но до ужаса быстро для всех остальных — потянулись к одеялу. Суслик, не сразу заметивший эти поползновения, отчаянно вцепился в одеяло. Но затаенный ужас в его глазах был принят за предсмертное выражение, практически закат души! Преисполнившись сил, словно древний герой, разрывающий пасть Голиафу (Хомячок был не силен в истории), «спаситель» сдернул одеяло.
Одновременно случилось несколько событий. Суслик густо-густо покраснел. Позади Хомячка раздался грохот — это Ласка, тянувшаяся за фотоаппаратом и опасно балансировавшая на стуле, обернулась и грохнулась на пол.
— Аааааан-н-ники, — заикаясь, бормотал алеющий Хомячок. — Ты это… не подумай… Я, к-к-ко-конечно не т-т-та-такой… Но я не смогу тебе отказать! — неожиданно выкрикнул он и бросился к двери.
Дверь не пожелала открыться наружу, так как была порядочной дверью и имела только одну ориентацию. Что не помешало Хомячку снести её и вывалиться в коридор.
Лежащий на кровати абсолютно голый Суслик являлся статуей самому себе. Все его мысли занимало две вещи — когда, наконец, прекратиться этот мощный стояк, и как вернуть улетевшее в угол одеяло.
Лазарет походил на поле боя — на полу лежала Ласка, из разбитого носа которой тонкой струйкой сочилась кровь; рядом валялись обломки фотоаппарата. Хомяк, который после встречи с дверью заработал шишку во весь лоб, тоже не подавал признаков жизни.
Единственным плюсом данной ситуации стал задравшийся халатик Ласки, обнажающий затейливое кружевное бельё прелестницы.
«Белые… Да ещё и кружевные!.. Я не такой, ура!» — успел подумал Суслик перед тем, как в очередной раз вырубиться.
Примечание к главе 4
Дзигокудаю (地獄太), в японской мифологии — богиня смерти, владычица загробного мира Дзигоку и судья женщин-грешниц.