Городничий, как только Хлестаков заговорил о деньгах, пришел в себя.
НДП. О, тонкая штука! Эк куда метнул! Какого туману напустил!
И второпях городничий оторвал мешавшую пуговицу, вытащил деньги и поднес их прямо в бумажнике.
Хлестаков, боясь, что городничий может раздумать, быстро сунул деньги в боковой карман, и с деньгами в кармане Хлестаков сразу стал неузнаваемым. Уверенность в себе, свои силы и приподнятость состояния - вот что было сейчас на лице Ивана Александровича Хлестакова.
Зрители в коридоре ахнули. Опять городничий, Антошка, взял верх.
А Влас угорелой кошкой мотнулся на кухню и грозно орал на повара:
- Тараска, катай министерский обед для ревизора из пятого нумера!
И началось. В громадной кастрюле исчезали бараны, гуси, куры, кусками летело масло, яйца.
Вырастали крепости из теста, на которых затейливо лепились шапки крема.
Анна Андреевна - жена городничего - и Марья Антоновна - дочь его, разодетые в лучшие парадные туалеты, высунулись в окно и махали платками бегущему к ним Добчинскому, который, добежав до окна, не смог произнести ни одного слова.
Раздраженная Анна Андреевна готова была выпрыгнуть из окна.
- Ну что? Ну, рассказывайте! Ну, да кто он такой? Генерал?
Добчинский, наконец, собрался с силами, мотал головой:
- Нет, не генерал, а не уступит генералу.
Издали показалась бричка с городничим и Хлестаковым.
Мария Антоновна скрылась и через минуту появилась у окна с подзорной трубой.
Проезд Ивана Александровича Хлестакова по улицам уездного города был настоящим триумфальным шествием. Выскакивала гарниза и брала на караул.
Чиновники и писцы со страхом и любопытством поглядывали в окна. У торговых рядов купцы гнули свои спины.
Бричка приближалась к дому городничего. Анна Андреевна вырвала у дочери подзорную трубу, вскинула ее к глазу и безуспешно старалась поймать в увеличительное стеклышко петербургскую штучку.
Бричка, не останавливаясь, поехала дальше. Марья Антоновна чуть не плакала оттого, что не успела рассмотреть ревизора невооруженным глазом.
На пути следования брички показалось здание, окруженное со всех сторон высоким тыном.
...Увидев его, Иван Александрович перестал улыбаться и про себя твердил:
НДП. Пронеси, господи...
Но бричка окончательно свернула в сторону мрачного здания с железными решетками на окнах, и не успел Хлестаков опомниться, как окованные железом ворота раскрылись, затем за его спиной снова закрылись, прошумели железные задвижки, жалобно прогрохотали цепи.
НДП. Тюрьма.
Иван Александрович Хлестаков со страхом вступал во вверенную Антону Антоновичу тюрьму, где сразу все не понравилось Ивану Александровичу: и воздух подозрительный, и подозрительная свита, и в довершение всего неожиданно перед Хлестковым выросли два молодца тюремщика и, преграждая путь, кланялись хлебом-солью, серебряной чаркой, наполненном до краев, и всевозможными закусками.
Хлестаков оторопел, но все кругом кланялось и заискивающе улыбалось.
Не успел Иван Александрович прикоснуться к чарке, а из ближайшей камеры, как из могилы, раздалось протяжное:
- Здравия желаем, ваше высокоблагородие! И эхом прокатилось по длинному коридору, как зазубренный урок, повторившийся всюду...
- Всем довольны, ваше высокоблагородие.
Иван Александрович элегантно раскланивался с невидимыми доброжелателями и, осушив чарку, жадно стал уничтожать закуску.
НДП. Уездное училище.
Коридор, до которому шел Иван Александрович; ничем не отличался от тюремного, и только на месте служителей тюрьмы в свите Ивана Александровича появились чиновники в парадных мундирах. Снова, как в тюрьме, выросли два человека с хлебом-солью, чаркой и закуской.
Чиновники просительно кланялись и улыбались.
Хлестаков уже освоился со своим положением, робость исчезла, и появилась начальственная осанка. Не успел он взяться за чарку, как из ближайшего класса рявкнули молодые глотки:
- Здравия желаем, ваше высокоблагородие. А из других классов неслось:
- Всем довольны...
НДП. Богоугодное заведение.
И тот же коридор, и та же свита, только чарку подносили люди в белых больничных халатах.
Иван Александрович принимал чарку так, как Наполеон принимал ключи от побежденных им городов.
А голоса, истерзанные болезнями и всякими недугами, вопили из разных палат:
- Здравия желаем...
- Всем довольны...
НДП. Молва о Хлестакове магом разнеслась во все концы глухого уезда и достигла ревизора из Петербурга, едущего инкогнито.
Ревизор-инкогнито, одетый в партикулярное платье, сидел в бричке, словно пораженный громом. А за его спиной заливались удалявшиеся бубенцы, они уносили молву о Хлестакове дальше. Ревизор-инкогнито очнулся, соскочил с брички, заметался по дороге. Гаркнул на жандарма. Жандарм, сопровождавший его, бросился к футляру, достал оттуда фуражку с большой кокардой.
Ревизор надел ее, сразу преобразился в грозное расейское начальство, прыгнул в бричку, съездил кулаком по шее ямщика, лошади рванулись, и тройка понеслась.
После бутылки, толстобрюшки и губернской мадеры Иван Александрович Хлестаков, сопровождаемый чиновниками, нетвердой походкой входил в гостиную Сквозник-Дмухановского.
- Завтрак был очень хорош. Я люблю поесть. Ведь на то и живешь, чтобы срывать цветы удовольствия.
В это время торжественно распахнулись двери, и во всем своем великолепии предстали Анна Андреевна и Марья Антоновна, умышленно остановившись в дверях, как и раме, в которой все замысловатости туалета и сами они выглядят значительно эффектнее.