- Доброе утро, профессор, я уже имел счастье познакомиться с вашей супругой... Иосиф Ливеровский, вице-консул республики Мигуэлла-де-ля-Перца...
- Очень приятно, - сказал профессор, - вы попали в довольно неподходящую минуту... Вопросы агрикультуры, которые вас, несомненно, интересуют, несколько заслонены от меня беспорядком в личной жизни... Но я надеюсь быстро разобраться... (Поклонился.) До свиданья...
Обняв Зинаиду, строгий, научный, он пошел на носовую часть парохода. Ливеровский с кривой усмешкой:
- Девчонка едет в четвертом классе с матерью. Я ее видел, - очень сохранившаяся женщина.
Шура проглотила нервный комочек. Самообладание вернулось к ней. Передернула плечиками:
- С чем вас и поздравляю: эту Нинку вся Москва знает, - сплошная запудренная морщина. Сохранившаяся ! Мне все теперь ясно, - да, да, они заранее сговорились. Вот, сволочь, устроили мне прогулку по Волге...
Ливеровский потянулся взять ее за спину:
- Красивая, гибкая, злая...
Шура вывернулась, как из трамвайной толкучки:
- Оставьте пошлости!
Но он - настойчиво:
- Хотите - помогу? (Она дышала ноздрями.) Все просто и мило: профессора от свежего воздуха целиком и полностью потянуло на лирику. Зрелище неопрятное, - сочувствую вам. Профессора нужно вернуть с лирических высот на землю. Есть план.
- Какой?
- Эта самая рукопись, что вы рассказывали...
- Которая у Валерьяна в портфеле?..
- Принесете ее мне... (Шура молчит.) Спрячем. (С неожиданным раздражением.) Ну, профессор будет метаться по пароходу в панике и - ему не до Зинки с Нинкой. Поняли?
Шурины глаза неожиданно раскрылись от восхищения: - Поняла.
- Несите...
Тогда из окна обеденного салона медленно высунулась голова Гусева. Жуя осетрину, проговорил:
- Александра Алексеевна, увидите профессора - не забудьте сказать, что портфель его у меня...
Он показал портфель - из кожи под крокодила:
- И ключ от вашей каюты у меня...
Показал также и ключ. Шурка молча схватила его.
Убежала. Ливеровский в это время закуривал. Бросил спичку за борт: Завтракаете?
- Завтракаю, - любезно ответил Гусев. - Присоединяйтесь.
- Ничего осетринка-то?
- Пованивает, но есть можно.
- Что еще скажете хорошенького? - спросил Ливеровский.
- А ведь в портфеле-то у него не рукопись, а копия.
- Да, я тоже так думаю, - Ливеровский равнодушно отвернулся.
На палубе появилась Эсфирь Ребус - свежая, улыбающаяся, в изящном платье из белого полотна. Она улыбалась не людям, даже не текущим мимо берегам, а чему-то неизмеримо высшему. Ливеровский сказал ей тихо:
- Влипли. Легавый настороже. Портфель у него.
- В таком случае и легавый отправится туда же...
Спокойствие ее было классическое. Она даже не остановилась. Ливеровский бормотал:
- Миссис Ребус, нам не справиться с троими...
- Если у нас не хватит сил, мы поднимем массы. - Глаза ее сияли навстречу Хопкинсону. Он двигался к ней, как щепка к водовороту. Его огромные башмаки отлетали от палубы, высоко подбрасывались коленки, в руках плясали бинокль и путеводитель. Белели воротничок, зубы и глазные яблоки. Что-то, видимо, было странное в улыбке миссис Ребус, в невероятно сдержанном волнении Хопкинсона, - иностранцы, стоявшие у борта, повернули головы: Мистер Лимм, мне сдается, что это тот самый негр, наделавший столько отвратительного шума в Америке...
- Бог с вами, мистер Педоти, его же линчевали, насколько мне помнится.
- Суд Линча был совершен над его братом...
- Вы правы, я совсем забыл эту грязную историю.
- Мне очень не нравится присутствие здесь Хопкинсона...
Миссис Ребус и Хопкинсон сошлись и стали у перил так, будто судьба их наконец свела. Эсфирь улыбалась чайкам. Хопкинсон поднес к глазам бинокль, рука его дрожала. Ливеровский перестал дышать, следя за этой встречей главных персонажей...
- Алле хоп, - хрустально-птичьим голоском произнесла миссис Ребус, бросая крошку хлеба чайкам. Ливеровский заметил, что из окна салона по пояс высовывается Гусев, также весьма заинтересованный встречей. Ливеровский подскользнул к нему: - Будьте столь любезны, передайте карточку завтрака.
- А я уже кончаю.
- По рюмочке пропустим?
- Уговор.
- Есть.
- Ничего не подсыпать в рюмку.
- Товарищ дорогой! - Ливеровский весь удивился. - Вы невозможно информированы об иностранцах. Мы же прежде всего культурны. Подсыпать яду в рюмки... Бульварщина!... Где вы этого начитались?
Он заскочил в салон и сел у окна напротив Гусева.