- Старорежимные истерички обе, - Шура с удовлетворением нашла это слово. - Разговаривать с вами, знаете, политически даже опасно...
Крепче подхватив портфель, ушла...
В четвертом классе гладкая Дунька, кулачья дочь, вылезла из-под зубьев конных граблей: девке не спалось, - со стороны буфета долетали пьяные вскрики и цыганское пение... Дунька причесалась зеленой гребенкой, поправила сбитую набок ситцевую юбку. Подняла с паду соломинку, стала ее. грызть. Причина-почему она грызла соломинку-заключалась в том, что рядом на ящике сидел давешний колхозник, в сетке, в хороших сапогах, -и задумчиво поглядывал на аппетитную девку. На шум, цыганское пение он не обращал внимания.
- Поют гамом, гнусаво, нехорошо, - сказала Дунька.
Колхозник, наклонив голову к плечу, прицелился глазом:
- На такой жениться - и начнет тащить тебя в кулацкий омут.
- Это про кого эта?
- Про вас... И зачем.такое добро пропадает...
- Нисколечко не пропадает... Папаша - одно, я - другое.
- Класс один,.. В бога верите?
- Нет, святой дух улетел от нас, покинул нас...
- А раньше верила?..
- Раньше верила, теперь - как люди, так и я...
- Оппортунистка на сто процентов...
- Чего эта?! Мы давно уж не верим. Бабенька у нас старенькая, та обижается: отчего, говорит, у магометан, у евреев есть .бог, у одних русских нет его, у цыган и у тех-- боженька...
- Хитра, ох, - говорит колхозник, - какую агитацию развела. - Он встал, поддернул штаны. - Нет, лучше на тебя не глядеть...
Дунька выпятила губу, задрала нос:
- В .коллективе таких девушек поищите!-Мотнула юбкой, пошла туда, где звенела гитара, пела цыганка...
Там, близ буфета, собралась довольно значительная и угрожающая толпа. Бахвалов (плотная личность в соломенной, шляпе) и Хренов (злой человек в рваной кепке), видимо, успели? разогреть настроение. Оба грузчика, заросший мужик - Дунышн отец, губастый парень и еще человек десять были пьяны. Давешний рабочий (со светлыми усами полумесяцем) пытался сдерживать назревающий скандал, хотя и сам, видимо, был не менее возмущен тем, что творилось в буфете:
- Американцы бузят, это не значит, что и нам надо бузить, - кричал он осипшим голосом. - У них эта бузацель жизни. Во что они верят? В один доллар. В буфете мы наглядно видим идеалы буржуазии... Мы, плюнули да отошли... А доллар их у нас остался, каждый их доллар-на наше строительство, на нашу, победу.
Заросший мужик - ему свирепо:
- А сожрут-то они сколько нашего на один доллар?
Мясо из моей груди выедают...
Бывший дьякон: - Без закуски пьем... Кирпичом, что ян, закусывать? Ребята, закуски хотим...
- Закуски! - заорал губастый парень. И заросший мужик - опять: - Мы за свои права с кольями пойдем, - погодите...
Рабочий, - весь багровый от напряжения, с раздутой шеей:
- Какие твои права? - кулацкие, дремучие... Товарищи, мы не даем человеку жить в свинстве, - правильно... Мы его силой вытаскиваем...
- Сила-аи? - выл заросший мужик.
- Кулак вас на дно тянет, в рабство, в свинство... Что ж вы - социализм за пол-литра водки хотите продать?..
- Ребята, - крикнул Бахвалов, держась на периферии тревожно гудевшей толпы, - в буфете не одни американцы... Наши, русские, с ними жрут, пьют...
Раздались гневные восклицания. Губастый парень - чуть не плача:
- Русские... сволочи...
Дьяконов бас: - Предательство...
Хренов с другой стороны толпы:
- Едят наше мясо, пьют наше вино... Россию пропивают...
- Бей русских в буфете! - завопил губастый парень.
- Провокация! - надсаживался рабочий. - Товарищи, здесь нашептывают,..
Огромная ручища бывшего дьякона взяла его за горло: - Ты за кого - за них али за нас? - Ну-ка - скажи...
- Бей его в первую голову! - заорал заросший мужик...
Толпа надвинулась. Голоса: - Коммунар! Часы с цепочкой на нем!
-Цепной кобель!
В это время, оттолкнув одного, другого, около рабочего оказался колхозник (в сетке), мускулы угрожающее, лицо весьма решительное:
- Ну-ка, - сказал, - кому жить надоело?
Произошло некоторое замешательство, крикуны попятились. Рабочий вскочил на ящик: - Товарищи, вам водку раздают, вам нашёптывают, здесь готовится кошмарное преступление... Вас хотят использовать как слепое оружие...
...Из трапа на верхней палубе появился Ливеровский, оглянулся, топнул ногой:
- Да где же вы? Черт!
- Я здесь,- плаксиво отозвалась Шура... (Стояла на корме, прижавшись к наружной стене рубки.) - Трясусь, трясусь, господи...
- Портфель?
- Тише вы, господи. Нате...