Веселок осторожно обошел пострадвшего, может, уже мертвого, но одним больше, одним меньше - толпа не плачет по отдельным личностям. Но Веселок-то вынужден: он нездешний, он не принадлежит толпе. Он так осторожно обошел мертвеца, что не наступил не только на назойливо распахнувшуюся шубу, но и на еще более назойливую тень от нее.
На аптечном крылечке, освещенном красной лампочкой, Веселок развернулгазету, прочитал заголовок и грустно улыбнулся. Его догадка подтвердилась: люди бежали казнить еврея.
Измучившись жизнью, запутавшись в истинах, оставшись без хлеба, люди нашли виноватого.
Заголовки газеты пестрели: Кто виноват? Кто виноват? И категоричные ответы: Евреи! Евреи! Евреи!
Мы живем впроголодь, наши дети болеют от радиации. Кто-то виноват в этом, кто-то должен ответить за это? Евреи виноваты в этом, евреи должны ответить за это!
Веселок посмотрел на бегущий народ. Сколько их, судей, каждый мечтает принять участие в спектакле под названием "Голгофа", сыграть главные роли - роли палачей.
Невеселым холодком повеяло на сердце. Сегодня убьют одного, завтра другого, послезавтра третьего по выбору полоумной фантазии привыкшего убивать народа.
С тихим презрением глядел он на бегущих. Привычная картина истории: ату его, ату! "Берегись толпы", - говорил великий стоик.
Какое-то легкое человеческое создание ударилось в спину Веселка. Он посторонился, уступив бегущей дорогу. Она, не останавливаясь, поблагодарила его ледовым пожатием руки. "Боже мой! - ахнул Веселок. Ноги у женщины были босые. - Она же простынет". Из самых лучших отцовских побуждений он рванулся за ней, чтобы поделиться обувью, но она уже затерялась в толпе.
Наконец невольный, а точнее, подневольный бег Веселка оборвался. Он уткнулся в хмурые, тесно прижатые, пригнанные спины. Веселку захотелось в первые ряды, он начал протискиваться. И к своему удивлению, как будто ему покровительствовала судьба, он легко прошел сквозь плотную толпу.
Но, попав в первый ряд, Веселок так растерялся, что тут же хотел было повернуть назад, одннако кольцо людей плотно сжалось.
"Каким же ветром меня сюда занесло!" - с отчаянием подумал Веселок. Это он из-за сострадания к босой женщине оказался в антисемитских кругах. Хотел согреть ее ноги, а если бы повезло, то и все ее хрупкое тельце. Не туда он попал, нет ему места в политически настроенной толпе. И он сделал вторую попытку выйти из игры.
Увы! Чья-то сильная рука схватила его за ворот:
- Стой на месте, пархатый!
- Я не еврей! - запротестовал Веселок и подумал, что чем-то он уже заслужил тяжкую немилость у толпы.
В центре площади был очерчен белый круг, за который нельзя, а Веселок, видимо, заступил, но не называть же за это пархатым. Что-то тут вообще неладно. Надо все же тикать. На площади настраивалась весьма серьезная ситуация. Появился юродивый в лаптях, с мешком за плечами. Мешок он снял, поставил на асфальт и начал раздавать камни, которые были в мешке.
Веселок отстранился от его руки, чтобы избежать камня, и опять услышал окрик:
- Не дергайся, пархатый!
- Ты слепой, что ли? - сдержанно разозлился Веселок.
- Ты смотри, - услышал он удивленный возглас, - и правда морда рязанская.
"Так-то лучше," - удовлетворенно подумал Веселок, но не взять вторично булыжник из рук юродивого побоялся. Придурковатый старик, подавая камень, строго посмотрел на Веселка.
"В кого бросать?" - со страхом подумал Веселок. В это время на середину площади заехал грузовик, груженый дровами. Как только машина остановилась, в кузов тут же залезли чубатые парни в красных шерстяных рубахах и узких сапожках. Веселок подумал было, что они начнут петь и танцевать, но они принялись сбрасывать березовые полень на мостовую.
Тихо и свежо запахло русской рощей. Наверное, поэтому с болью вспомнилась Троица в русской деревне, когда каждый дом был украшен березовыми ветками, воткнутыми за наличники. Благодаря этому нехитрому украшению деревенская улица выглядела зеленой. К этому опрятному пейзажу присоединялись запахи свежеиспеченного хлеба, пирогов из калины. Так почему же сегодня у русского мужика глаза налиты кровью? Раньше он не был таким агрессивным.
Расстроганный воспоминаниями, подобревший от них, Веселок преданно посмотрел на людей. Вот сейчас они улыбнутся, застесняются своей шутки, ради которой собрались, и разойдутся по домам. Увы! Люди как стояли, так и стоят с чеканно суровыми лицами. Запах березовой рощи не смягчил их души, жаждущие справедливости, мщения.
Эх вы, березы, русские березы! О вас еще поют на простонародных застольях, но на нравственную жизнь вы уже не влияете. Времена поэзии и нежной, чистой души прошли. Теперь у народа звериный оскал, публичное сердце!
Люди держали в покрасневших от холода руках отяжелевшие камни. Неужели они приготовились убивать, забить какого-нибудь несчастного евре насмерть? Ну и жизнь пошла. На старой христианской площади, продуваемой вечными ветрами, ждали крови, преступления, соучастником которого станет каждый. Поняв, что и ему не избежать этого, Веселок еле удержался, чтобы не упасть в обморок. "И упаду", - подумал он, успокаиваясь найденным решением, весьма, конечно, сомнительным.
Дрова выгрузили, грузовик уехал. А из толпы выскочили девки в нарядных шерстяных сарафанах. Все же холодно, осень со снегом. Девки повели хоровод. Пока они кружились, вот такой ширины, вот такой высоты, выросла стройная поленница дров. И чубатые парни гикнули, подхватив девок, тоже пустились в пляс. "Что ж, - подумал Веселок, - изящная сценка перед преступлением".
Камень все тяжелел в озябшей руке. Он как бы созревал для святого или гнусного поступка. Кому как. На вкус и цвет... Веселок больше не мог терпеть камень в руке. Или сейчас порвутся сухожилия, или... Веселок расслабил ладонь. Камень без грохота тихонько скатился на мостовую. Веселок облегченно вздохнул, словно камень не только с тела, но и с души свалился. Он подул на затекшую ладонь и засунул в карман. Жест невероятно наглый. Но никто этот жест не заметил. Все отвлеклись на чудовищный рев техники, приближающейся к площади.
- Пархатого везут! - радостно закричала толпа. По площади прокатилась волна удовольствия.
- Пархатого везут, - машинально повторил Веселок. И тут же прикусил язык. Но было поздно: слово было произнесено.
На площадь въехал пятитонный кран. Не много ли, чтобы поднять одного человека? Впрочем, толпе видней, толпа любит эффекты. На красном крюке крана болтался железный крест, к которому был привязан маленький голый человек. Тело его посинело, вид был самый жалкий и неподвижный.
- Да он же мертвый, - разочаровались в толпе. Веселок, наоборот, обрадовался, что человек уже отмучился. Ему уже все равно, как жарок будет костер из березовых дров. Почему-то особо невыносимым делало зрелище то обстоятельство, что человек висел на железном кресте. Деревянный показался бы милосерднее. Все же дерево теплее.
Веселок вдруг наклонился и принялся развязывать ботинки. Этим он привлек к себе внимание. На него посмотрели сотни глаз, заметили и камень на земле.
- Ты что делаешь?
- Разуваюсь, - злобно ответил Веселок. Видимо, нервы расшалились, вышел за предел, за которым собственная жизнь теряла обычную ценность.
- Зачем?
- Разве вы не видите, у него ступни до крови разбиты. Кровь течет, померзнут же открытые жилы.
Дружный смех заглушил слова Веселка, кто-то, показав на него, покрутил пальцем у виска, мол, мужик не в себе.
- На костре согреется! Ха-ха! - Веселка подняли, положили вновь камень в руку.
- Не бойтесь, - коснулась его женская рука, - ваша смерть не сегодня.
- Откуда вы знаете?
- На таких мероприятиях за один вечер сразу двоих не сжигают. Нашим устроителям присуще чувство меры.
Веселок оглянулся. Утешительница стояла с детским ведерком в руке, в котором постукивал осколок закопченого кирпича.
- Мне камня не хватило, - пояснила женщина, - когда пробралась во второй ряд, мешок уже опустел. Не могли бы вы...
- Мог бы, - с готовностью сказал Веселок и галантно отдал свой камень даме.
- Спасибо, спасибо, - спешно поблагодарила она и с ехидной улыбкой отошла на свое место.
Веселок этой улыбки не заметил. Он радовался, что избавился от камня. И не просто избавился, а по уважительной причине. "А где твой камень?" спросят Веселка. Он ответит, что отдал женщине, которой не досталось. Его обзовут рыцарем, но придраться не смогут.
Довольно-таки быстро установили крест. Поставили прямо на мостовую. От ветра крест немного покачался, но его с двух сторон привалили поленьями. Над площадью плыли бледные облака. Тревожно просвечивали серые звезды. Поленницу облили бензином.
- Не жалейте горючего, - крикнул высокий мужик, - не хватит, выручим.